Мне тут пришлось автобиографию писать. Я их спрашиваю, в какой форме? Они говорят, мол, в произвольной. Я раньше и не думал, что у меня такая насыщенная биография! Выплыли какие-то пункты, о которых я и вовсе забыл.

Например, пожалуй, это было лучшее место работы в моей жизни. В центре города, за забором парка Толстого, каждый день с 18.00 до неопределенного времени в моем распоряжении оказывался гектар диковинных зеленых насаждений и огромная сторожка-лаборатория. В сторожке были столы, табуретки и репродукция картины художника Поленова «Заросший пруд», а в лаборатории — ненужные мне стеклянные шкафы и просто необходимые пробирки-колбы-мензурки, из которых можно было пить. В мои функции входило никого на территорию не пускать и особенно тщательно гонять детей из обкомовского дома, которые лазили в сад через дырки в заборе.

Вопрос с нарушителями режима я решил очень быстро. Я им разрешил ходить в сад через калитку и даже позволил палить костер на пустырьке, вместо которого сейчас вырыт котлован, а скоро, наверное, будет стоять очередной шедевр точечной застройки исторического центра города. Для детей я сразу стал кумиром и авторитетом. Когда меня увольняли, они со слезами на глазах говорили: «Дядя Степа, у нас никогда не было такого хорошего сторожа и никогда уже, наверно, не будет». У меня даже пара стукачей образовалась. Причем я и не думал об этом, пока они сами не выявились. Я прихожу на работу, а они мне докладывают: «Сегодня в четыре часа семиклассники Толыбенько с Коптенкиным проломали дырку вон там и залезли на территорию. Вот по этой трубе они поднялись на чердак, где и нашли этот розовый порошок, рассыпанный по всем дорожкам. Мы им сделали замечание, сказали, что из-за них влетит дяде Степе, а они сказали, что им насрать, и еще унесли ящик пробирок с неизвестным веществом и надписью «Завод химических реактивов им. Л.П. Берия». Вот таких». «Хорошо, — говорю, — хрен теперь получат Толыбенько с Коптенкиным, а не ботанический садик!» Вечером приходят Толыбенько с Коптенкиным: «Извините, дядя Степа, мы порошок не рассыпа€ли, с чердака мы его сбросили, да, а рассы€пали эти два мелких стукача. Вину осознали, больше не будем. Можно костер попалить?»

Каждый вечер ко мне приходили гости культурно отдыхать. Если погода была уж

очень хорошая, мы выносили табуретки на улицу и отдыхали там, а если просто хорошая, то внутри сторожки играли в карты и пили из мензурок всякие «Зубровки»-«Зверобои» Орловского винзавода. Дети из обкомовского дома по собственной инициативе жарили нам разные орехи, которые в изобилии произрастали в садике. Им очень нравилось кормить меня и гостей, и со временем, увидев на центральной аллее сада кого-нибудь из завсегдатаев, дети бежали ко мне с вопросом: «Дядя Степа, вам чего принести? Хотите сала?». И несли сало, хлеб, лук, огурцы… Я вот только сейчас задумался, что они дома говорили? «Дайте еды для сторожа» или «Мам, я на улице поем»?

Некоторой шпионской романтики всему этому придавали три деда, каждый из которых метил на мое теплое место. Эти деды ежедневно по отдельности друг от друга сидели на скамейках парка Толстого и отмечали мои нарушения, о которых подробно докладывали руководству. А нарушений хватало. Деды насчитывали за вечер до двадцати человек, нарушающих режим объекта.

В открытую калитку частенько заходили совсем посторонние люди. Они с опаской посматривали на сторожа, а сторож говорил: «Заходите, не стесняйтесь, я вам еще и экскурсию проведу». И я с удовольствием рассказывал посетителям про кедры, уксусное дерево, медвежий и маньчжурский орехи, вечнозеленую магонию подуболистную, змеевидную ель. Материал для экскурсии я нашел в каких-то пыльных брошюрах, а частично выдумал. Люди были счастливы! Они говорили: «Мы прожили здесь 30 лет и впервые получили возможность побывать внутри. Большое вам спасибо!». Пару раз я выкопал садоводам-любителям несколько травянистых растений, но уверен, что это не нанесло многообразию видов в саду никакого ущерба.

…А еще один старичок повадился воздухом дышать. Сядет на лавочке под мускатным орехом, дышит и рассказывает. Он мне много полезного материала для экскурсий подкинул. Старичок-то оказался не простой. Ботаническое, или как там у них оно называется, образование он еще до войны получал. А потом несколько десятков лет на лесоповале зэками руководил. «Вот что это за пень? — возмущался он при виде спиленного дерева. — Кто так пилит? От земли комель должен составлять максимум 10 сантиметров! А это что? Все 30! Да у меня за такие пни расстреливали!» Интересный такой старичок.

Да! Чуть не забыл! В это время как раз появился «60-й канал», по которому показывали пиратские копии фильмов с гундосым переводом. Как все мы помним, «60-й канал» очень плохо ловился. Особенно в Советском районе. Мало у кого была возможность его регулярно смотреть. А в ботаническом саду его можно было поймать. До сих пор не пойму, почему. Одни говорили, что это какой-то отраженный от домов сигнал, другие утверждали, что благодарить надо КГБ, находящееся через дорогу. Но, так или иначе, если поставить маленький переносной телевизор «Шелялис» на табуретку в дверном проеме сторожки, можно было различить силуэты и услышать некоторые слова. Таким образом, ботанический сад притянул к себе еще и нескольких любителей заграничного кино.

Как-то так само собой получилось, что образовался некий клуб людей с совершенно разными интересами, объединенных исключительно регулярным посещением ботанического сада. Ни в каких других обстоятельствах они собраться одновременно в одном месте не могли, да и не должны были. А тут каждый день как на работу. Дошло уже до того, что в мои законные выходные я вынужден был оставлять ключ в специальном месте, чтобы любители культурного отдыха на свежем воздухе могли беспрепятственно организовать свой досуг. Тут были студенты, школьники, служащие, какие-то мифические музыканты, беременные женщины, вдыхающие фитонциды, обильно выделяемые ореховыми деревьями, за сырьем заходил краснодеревщик, одна неприкаянная парочка периодически снимала у меня сторожку на ночь за бутылку бренди «Слнчев бряг»…

К сожалению, праздник добра и гармонии не мог продолжаться вечно, и од-

нажды в садик пришла комиссия. Как раз накануне в ботаническом саду был бурно отмечен день рождения моей собаки. И пусть бы комиссия вечером пришла. Уже бы никаких следов не осталось. Так ведь нет! И надо было комиссии сразу вляпаться в… Это один случайный гость чем-то отравился, и его стошнило. Колбасой, наверное. Потом они вошли в сторожку…

В общем, я там больше не работал «по собственному желанию». Жаль. Мне теперь так не хватает репродукции картины художника Поленова «Заросший пруд». Честное слово, попалась бы где-нибудь — повесил бы на стене.

Я сейчас это все пишу, а под окном у меня сидят эмо. Ну, какие эмо? Такие брянские недоделанные эмо. Скорее даже, не эмо, а чмо какое-то. Я по телевизору сюжет видел про эмо. У них, оказывается, целое движение. Ходят все в черно-розовом, готический макияж рисуют, челки длинные черным цветом красят, плачут постоянно, готовятся к суициду, вечеринки организовывают, концерты. А у меня под окном какие-то ушлепки в розовых кофтах, но с синими джинсами, с черными, но какими-то коротковатыми челками жрут полуторалитровое пиво, ржут как сивые мерины, девок таких же щипают, те ржут еще громче, слушают мелодии с мобильников, мат-перемат, да еще и весь двор загадили. Что тут можно сказать, не умеют отдыхать, уроды.