Официальная информация судебных и правоохранительных органов обнаруживает радующее душу обстоятельство: сотрудники специальных служб фактически не совершают преступлений. Можно, конечно, не поверив в то, что с коррупцией в силовых структурах покончено, потратить некоторое количество денег и получить доступ к служебным базам данных, где регистрируются преступления и судимости. Но и в них, за редким исключением, преступников из числа сотрудников ФСБ, ФСО или ГРУ обнаружить не удастся. И это при том, что периодически на страницах газет появляются криминальные истории, в которых замешаны люди с повадками рыцарей плаща и кинжала. Правда, оканчиваются ли эти истории приговором и каким, узнать все равно не получается.Подобный парадокс вполне объясним, если иметь в виду практику раскрытия уголовных преступлений, совершенных «спецами». Само расследование проводится в режиме спецоперации, главная цель которой — не поимка преступника, а сокрытие от общественности и конкурентов-силовиков информации о преступлении.Задача номер один заключается в том, чтобы преступление не упоминалось нигде — даже в милицейских сводках происшествий: инциденты с «сотрудниками» туда попадают редко, а если по недосмотру и просочатся, то, как правило, из куцых сообщений сделать вывод о том, что преступник — офицер спецслужб, невозможно. Получить комментарии у следователей или прокуроров — тем более. К работе тут же подключаются управления собственной безопасности спецслужб, чья главная цель — «подчистить хвосты» и не допустить утечки информации, проведя «воспитательную работу» с сотрудниками милиции, потерпевшими и свидетелями. Кстати, отсутствие сообщений в сводках происшествий весьма затрудняет работу следователей, поскольку то или иное криминальное событие может быть звеном в цепи других серьезных преступлений, над раскрытием которых бьются годами.Далее на помощь приходит УПК, согласно которому никакой публичный контроль над расследованием преступлений с участием подобных фигурантов де-факто и де-юре невозможен. Фамилии сотрудников-преступников, их звания, должностные обязанности — государственная тайна, поэтому и следствие ведет исключительно военная прокуратура; документы, приобщаемые к делу, снабжены грифом секретности, а адвокаты потерпевших дают подписку о неразглашении. И если история все же дойдет до суда (чаще штампуются отказы в возбуждении уголовного дела), судить будут военные коллегии судов — как правило, в закрытом режиме. Подобный порядок предварительного следствия и судопроизводства позволяет засекретить даже статистику преступлений, совершенных сотрудниками спецслужб: на все наши запросы в прокуратуру, военную прокуратуру и военные суды приходили одинаковые ответы — количество подобных преступлений не подлежит огласке, поскольку почему-то составляет государственную тайну.Но если даже состав преступления очевиден, избежать огласки не удалось, и «сотрудника» приходится сдавать правосудию — он будет уволен задним числом: вроде бы и органы ни при чем, поскольку преступление совершил человек «штатский», хоть и бывший сотрудник. А раз «бывший» — все равно секрет. Только удивительная закономерность: стоит делу рассыпаться или прокурор вынесет отказ в его возбуждении, как подозреваемый удивительным образом оказывается на той же должности и в том же месте.Очень тяжело судиться с офицером спецслужб даже в гражданском процессе, например по поводу ДТП. Может выясниться парадоксальная вещь: в протоколах в графе «место жительства» будет указан служебный адрес — например Лубянская площадь; и суд с большим облегчением ваш иск не примет, порекомендовав подать его по месту жительства ответчика, предварительно это место выяснив, что, как вы понимаете, опять же составляет государственную тайну.Поэтому приходится признать: сотрудники спецслужб фактически наделены иммунитетом от уголовных и иных преследований. Снять его еще труднее, чем депутатский. А чаще — просто невозможно.