Я, например, совсем не интересуюсь современным искусством, мне попса больше нравится — во-первых, она честнее, во-вторых, повышает настроение. Но тем не менее.
Однажды в Русском музее я стояла и вдумчиво смотрела на «Черный квадрат». Ноль цвета! Суицид искусства! Экзистенциальное отчаяние! Фигня. Кроме шуток, человек, который не видел Юлию Меньшову в роли Сары Джессики Паркер, не может всерьез говорить об экзистенциальном отчаянии. Мы со Станиславским такому человеку не поверим. Честное слово.
Этой зимой я случайно посетила выставку современного искусства на винзаводе (кстати, была удивлена, что устраивать перформансы в местах, максимально для этого неприспособленных, до сих пор модно). Там для экзистенциального отчаяния вообще были все условия: темно, холодно, с потолка капает, сверху в бочку льется экономная струя вина. Я ходила и думала: интересно, блин, «Арбатское» или нет? Вот будет смешно, если «Арбатское». Но попробовать не решилась, вдруг и правда «Арбатское».
Однако кроме бочки там было еще много всего: какие-то белые собаки, светящиеся погремушки под потолком, изогнутые трубы на полу. В одном из помещений стоял даже картонный автобус, собой являя запредельность /с/. Все вместе это были инсталляции. Столичные молодые люди с претензией на богемность, перекормленные хлебом и зрелищами, брезгливо фотографировалась на фоне автобуса. Сфотографировавшись, сочувственно уступали место следующим. Мы с моими спутницами тоже фотографировались: все девочки в клинической стадии скуки этим спасаются.
Когда на карточке памяти фотоаппарата кончилось место, мы вошли в какую-то инфернальную пробоину в кирпичной стене, занавешенную инфернальной тряпкой. Моментально потеряв своих друзей в лабиринте из сеток, я поблуждала и в итоге вышла к плоскоэкранным телевизорам, транслировавшим иконы. Мне вдруг стало обидно, что все это оказалось настолько уж глупо и беспомощно. Я смотрела на эти дурацкие телевизоры, как когда-то на «Черный квадрат», и с тоской думала о том, что мне предстоит обратный путь в темноте по лабиринту из грязного хлама и колючих сеток.
Позже из Интернета я узнала, что «Винзавод» — новый московский Центр современного искусства, где в помещениях бывших цехов, складов и винохранилищ будут сосредоточены крупнейшие галереи, выставочные залы и фотостудии Москвы, …«Винзавод» — место, устремленное в будущее. Здесь современное искусство обретает свою территорию и осваивает новый масштаб». Выставка, на которой я побывала, называлась, оказывается, «Верю», и Олег Кулик (а, это тот, который бегал голый на четвереньках и его загребли менты) писал: «Мы касаемся, по сути, темы почти интимной — очищение души через ее демонстрацию. Это что-то вроде публичной исповеди художника». Друзья, я всегда полагала, что «публичной исповедью» занимаются не художники, а участники ток-шоу для домохозяек, а художники занимаются чем-то принципиально иным. И что продукты «очищения души» в виде икон, скрещенных с телевизорами (к слову, глубоко вторичные), — хороший повод задуматься о необходимости исповеди непубличной. Нет, я, конечно, понимаю, что трубы, вино, грязные тряпки и лик Божий — это очень глубоко и наверняка как-то связано с Достоевским, но, честное слово, надо быть или дураком, или хамом, чтобы так очевидно путать диагноз с творчеством.
Современное Искусство (заглавные буквы отдают подсознательным комплексом, вы заметили?) напоминает попытку обезьяны угостить Бога бананом. Удивительно, что на многих молодых людей это производит впечатление. Или не удивительно. Книжки надо хорошие читать, наверное, а не продукцию издательства Ad Marginem. Хорошие книжки читать скучно, понимаю. Молодежь изо всех сил играет в интеллектуальность: телевизор презирает, смотрит фильмы не для всех, учится в гуманитарных вузах и фотографируется с картонными автобусами. Передача «Аншлаг» оскорбляет их чувство вкуса, а фраза «место, устремленное в будущее» — почему-то нет. Хотя в чем разница, непонятно. Мне, конечно, все равно, что там у них, но вот — тенденция. Забавная.
Пожалуйста, читайте Пушкина, слушайте попсу и не пейте дешевое вино — от него плохой привкус.
