Редакцией был получен текст, изначально претендующий на звание невероятного. Таким бы он и остался в моей памяти. Если бы не настойчивость автора текста, Юлия Костинского. Мягко уступая, я переквалифицировал текст из невероятного в неполиткорректный. С приложением электронной переписки по сему поводу.Александр Меленберг,ведущий «исторической полосы» «Свободного пространства»
Дружба
(Исторический эпизод)
Чудовище, наверно, не сразу становится чудовищем. Во всяком случае, человеческое.
Эту историю мне рассказал – в середине 80-х – милейший человек и талантливый художник Лев Самойлович Самойлов (1918–1988), в ту пору он работал в московском сатирическом журнале «Крокодил». Ему же, в свою очередь, ее поведал известный художник-публицист Борис Иванович Пророков (1911–1972). Итак, эта история.
В самом конце войны, в апреле–мае 1945 года, военный корреспондент Борис Пророков оказался в Берлине, в имперской канцелярии. Вот как он сам об этом пишет: «…спустившись в гитлеровское подземелье, я с неожиданным восторгом и упоением посидел минут десять на гитлеровском кресле…» (Борис Пророков, «О времени и о себе», М., 1979. c. 168).
Через десять или, может быть, больше минут он стоял у сейфа Гитлера, рядом с советскими офицерами. Сейф вскрыли и стали вынимать содержимое. И тут среди разных бумаг Пророков обратил внимание – не мог не обратить – на акварель, которая офицеров не заинтересовала. В углу ее – посвящение на немецком: «Дорогому другу Адольфу Гитлеру…». И подпись: «Лев Бродаты». Но это же известный советский художник, карикатурист в «Крокодиле», иллюстратор книг! Да к тому же еще и еврей.
В Москве Пророков, встретив в редакции «Крокодила» Бродаты, отозвал его в сторонку и рассказал о находке. Бродаты стал белее мела: «Прошу вас, никогда никому этого не рассказывайте!».
Еще бы! Советский еврей – и Адольф Гитлер: друзья молодости. Где они могли познакомиться и даже подружиться? Об этом – нигде ни слова.
Лев Бродаты родился в Варшаве в 1889 году (за несколько месяцев до него, в австрийском городке Браунау, что на реке Инн, родился Гитлер). Родители Льва, обремененные материальными заботами (отец – мелкий служащий, детей много), отправили мальчика к более преуспевшему в жизни дяде, в Вену. В 1905 году в Вене Лев Бродаты начал заниматься в художественной школе известного в ту пору австрийского рисовальщика Д. Кона. Через год он поступил в «Анна-Шуле» – среднюю школу рисования и живописи, где проучился три года. В 1909 году 20-летний Бродаты сдал вступительный экзамен на третий курс Венской академии изящных искусств, но уже в следующем году из-за материальных затруднений оставил академию. До Первой мировой войны Лев Бродаты работал в Берлине, Вене, Кракове, Варшаве – рисовал карикатуры для журналов, писал портреты, занимался живописью.
(Трудно ставить фамилию Бродаты в разных падежах: в русском языке она не склоняется, склоняется в польском: Brodaty («бородатый»), Вrodatego, Brodatemu… Позволю себе также в дальнейшем часто сокращать зловещее имя его друга молодости до первой буквы – «Г»).
Теперь о втором персонаже. Г. тоже в Вене. Готовится в сентябре 1907 г. к поступлению в Академию изящных искусств. Берет дополнительные уроки в частной школе графики и живописи Рудольфа Пангольцера. Экзамен (в октябре) не сдал. Стал готовиться к повторному экзамену (в сентябре 1908 г.), но не был к нему даже допущен. Решил пробиваться в искусстве автодидактом, самоучкой. Поселяется на несколько лет в мужском общежитии на Мельдеманштрассе, 27, наезжает время от времени в Линц, где в доме Магдалены Ганиш квартиранткой живет его мать.
Г. зарабатывает себе на жизнь тем, что копирует виды Вены (с работ известных мастеров и, особенно, с эстампов XVIII в.) и продает их туристам. Его друг тех лет Рейнгольд Ганиш свидетельствует: с натуры Г. не рисовал. Весной 1913 года Г. окончательно покидает Вену.
Итак, годы пребывания Льва Бродаты в Вене: 1905–1910, Гитлера – 1907–1913. Место, где они могли познакомиться: художественная школа Д. Кона, средняя школа рисования и живописи «Анна-Шуле», школа графики и живописи Рудольфа Пангольцера, Академия изящных искусств, магазины и лавки торговцев книжной и художественной продукцией, мужское общежитие на Мельдеманштрассе (Бродаты вполне мог туда захаживать).
Я перевел предлагаемые записки (в немного измененном виде) на немецкий язык и показал известному в Германии писателю-бунтарю Гюнтеру Вальрафу. Он сказал: «Могут вас упрекнуть, что вы хотите приукрасить злодея».
Нет, я не собираюсь его приукрасить. В книге Бригитты Гаман (где более 500 страниц) «Гитлер в Вене (Годы учебы диктатора)», 5-е издание, Мюнхен, 2002 (Brigitte Hamann, «Hitlers Wien (Lehrjahre eines Diktators), 5-e Auflage, Munchen, 2002), рассказывается о его молодости и дружбе с разными людьми (сразу скажу: о Льве Бродаты – ни слова). Ничто не обнаруживает и не предвещает в этом неприметном бюргере и заурядном художнике будущего бешеного антисемита. Наоборот, он дружит с евреями. У него в Вене, в мужском общежитии на Мельдеманштрассе, двое закадычных друзей – «прохладно» настроенный к евреям Рейнгольд Ганиш и еврей Йозеф Нейман.
Бригитта Гаман пишет: «Если можно верить Ганишу, молодой Гитлер защищал здесь (т.е. в общежитии. – Ю.К.) даже Гейне. Он находил достойным сожаления тот факт, что Германия не удостоила Гейне за его заслуги памятником. И хотя он, Г., и не согласен со многими мыслями Гейне, его поэзия заслуживает уважение» (с. 239). Опять-таки со слов Ганиша, «тогда 21-летний Г. находился целиком под влиянием своего близкого еврейского друга Неймана» (с. 241), «все новые друзья Г. в мужском общежитии были евреи» (с. 242). И Ганиш обижался на Г. – из-за того, что тот больше общался в общежитии со своими друзьями-евреями Йозефом Нейманом и Зигфридом Лёфнером, чем с ним (с. 498).
«Также и Аноним из Брно (Brunner Anonymus) пишет о 1912 годе: «С евреями Г. очень хорошо ладил и говорил, что они умный народ, который более сплочен, чем немцы» (с. 498). «Когда в Венской опере в 1908 году разгорелась антисемитская кампания травли бывшего директора оперы (а также композитора и дирижера. – Ю.К.) Густава Малера, Г. продолжал высказывать свое уважение Малеру как интерпретатору Вагнера» (с. 499).
Опять-таки по свидетельству Ганиша, Гитлер и Нейман подолгу обсуждали проблемы антисемитизма и сионизма, и Г. говорил обо всем этом не зло, а дружески и шутливо, в отличие от его споров с социал-демократами, обитателями общежития. Он защищал в спорах с юдофобами Гейне, цитировал Лессинга, отдавал должное заслугам композиторов-евреев Мендельсона и Оффенбаха.
Г. часто бедствовал, он продавал свои копии картин недорого – по 2-3 кроны за штуку. Нейман подарил ему пиджак, а одноглазый слесарь-еврей из Галиции из своей скромной инвалидской пенсии помогал ему деньгами. Свои копии-картины в эти годы Г. продавал почти исключительно евреям – Моргенштерну, Ландсбергеру и Альтенбергу. Ганиш комментирует: «Торговцы-христиане платили не больше, чем евреи. Кроме того, они покупали только тогда, когда продавали его прежние работы, в то время как торговцы-евреи продолжали покупать – независимо от того, удалось ли им продать предыдущее» (с. 500).
Снова на Ганиша ссылается Бригитта Гаман в своей книге: «Г. часто говорил, что только с евреями можно иметь дело, потому что только они готовы рисковать» (с. 500). Якоб Альтенберг, делавший в Вене рамы для картин, не мог позднее вспомнить ни одного антисемитского высказывания Г. Самуэль Моргенштерн помогает Г. находить покупателей, знакомит его с евреем-адвокатом д-ром Йозефом Файнгольдом, и тот тоже в чем-то помогает Г. (с. 500). Что же удивительного, что в эти годы еще один еврей – художник Лев Бродаты – дружил с молодым Г., своим ровесником?
Конечно, в этой истории с акварелью Бродаты в сейфе Г. поначалу поражает, что еврей дружил с человеком, который потом уничтожил 6 миллионов евреев, но из того, что мы рассказали, цитируя и пересказывая книгу Б. Гаман, следует, что в молодости Г. был более или менее нормальным человеком.
Это потом, в 1925 году, Г. напишет в своей главной книге «Mein Kampf» («Моя борьба»): «Из мягкотелого гражданина мира я стал фанатичным антисемитом». Как и почему произошло это перерождение – вопрос к специалистам, и не в последнюю очередь – к психиатру. Какая фикс-идея зажглась в его мозгу?
Замечательно в этой истории, может быть, даже другое – что оба художника пронесли тайну Льва Бродаты через годы, когда доносы были в порядке вещей, особенно со стороны тех, кто вкусил от власти, от ее благ, – пронесли через всю жизнь, не открыв ее даже близким. С Самойловым Пророков поделился этой историей незадолго до своей смерти. Борис Пророков, убежденный коммунист, художник-публицист (график), обласканный властью (впоследствии он стал членом-корреспондентом Академии художеств СССР, народным художником СССР, был удостоен двух Сталинских (1950, 1952) и Ленинской (1961) премий), будучи порядочным человеком, спас не только самого художника, но и его имя, его репутацию после смерти Бродаты в 1954 году. А после ухода из жизни Пророкова (в 1972 г.) молчал об этой находке многие годы фронтовик, блокадник, заслуженный художник РСФСР Лев Самойлов.
Пожалуй, теперь об этом историческом эпизоде можно рассказать… Сейф – очень небольшое вместилище. Там хранится только самое ценное. Удивительно, что Г., уничтоживший миллионы евреев, хранил в своем сейфе эту акварель, написанную очень давно и принадлежащую человеку с типичной еврейской внешностью… Что это – случайность, прихоть, ностальгия? «Дорогому другу Адольфу Гитлеру… Лев Бродаты».
Юлий Костинский
P.S. Судьба этой акварели мне неизвестна. Лев Самойлов о ней не рассказал, а я тогда, двадцать лет назад, видимо, под впечатлением всей этой истории не догадался спросить.
Приложение
***
Уважаемый Юлий, здравствуйте.Я прочитал, действительно очень интересно. С вашего позволения, я передам текст человеку, который занимается у нас в газете историей – пусть посмотрит.Юрий Сафронов,шеф-редактор «Свободного пространства»30.10.07
***
Уважаемый Юлий, здравствуйте.Получил ответ нашего историка и вынужден отказать в публикации материала. Ответ цитирую ниже. С уважением, Юрий. 3.11.07«Историческая канва такова: рейхсканцелярию, где был бункер Гитлера, советские войска, в отличие от Рейхстага, например, вообще не штурмовали. Они просто до нее не дошли. Когда 2 мая берлинский гарнизон капитулировал, рейхсканцелярия сразу же была взята под охрану отдельным взводом СМЕРШа 79-го стрелкового корпуса. Энкавэдэшники не пускали туда никого посторонних, даже армейских офицеров штаба Жукова. А уж тем более художника Пророкова прогнали бы в шею. Обыск и вскрытие различных шкафов, сейфов и т.п. производил отдел СМЕРШа 79-го с/к. Начиная с 4 мая рейхсканцелярия перешла в зону ответственности и под охрану отдела СМЕРШа 5-й ударной армии. К этому времени бункер был уже пуст. Все вывезли предыдущие бойцы невидимого фронта. Когда именно художник Пророков мог сидеть, развалясь, в кресле Гитлера?! Более того, по воспоминаниям самых первых энкавэдэшников, побывавших в бункере (некто И. Клименко), там не было эл. света – они ходили с фонариками. Куда впоследствии делись предметы, вывезенные смершевцами из бункера Гитлера, – неизвестно до сих пор. По крайней мере, если есть по этому поводу какие-то документы, то они засекречены и никому никогда до сих пор не выдавались. Александр Меленберг»
***
Уважаемый Юрий, здравствуйте! Спасибо за письмо. Спасибо за ваше тщание, с каким вы отнеслись к материалу. А теперь попробую возразить вашему уважаемому историку. По сути, вопрос стоит так: если Пророков в своей книге «О времени и о себе» (М., 1979) написал неправду (с удовольствием посидел 10 минут в рейхсканцелярии в кресле Гитлера), то вообще говорить не о чем, материал «закрывается». А если правду, то можно и «продолжать». Ваш историк мало знает Б. Пророкова, он пишет: «А уж тем более художника прогнали бы в шею». В эти минуты художник, наверно, ему виделся в берете и с мольбертом. Конечно, такого в чрезвычайных обстоятельствах можно и прогнать. Но Борис Пророков – другой. Он известный фронтовой журналист, очеркист, художник-график. Он всю войну был на разных фронтах (часто в опаснейших ситуациях, напр., в 1942 г. в боях под Новороссийском, в 1944 г. при освобождении Выборга, и многих других), он писал, создавал рисунки для фронтовой и центральной печати и листовки (изолистовки), которые сбрасывались с самолетов над вражеской территорией. Официально он – военный художник Главного политического управления ВМФ, с 1942 г. – консультант по наглядной агитации. Одним словом, достаточно «званий», чтобы его не «гнали в шею». Пророков тем, кто воевал, был известен – и в то время, и потом (в энциклопедии «Великая Отечественная война 1941–1945», М., 1985, где в основном рассказывается о крупных военачальниках, о полководцах, есть статья и о нем. И в БСЭ есть). Можно не сомневаться, что его знали и смершевцы, и не исключено, что в подземелье-рейхсканцелярию он спустился вместе со смершевцами (конечно, он не употребляет это слово), если они были первыми. Но ваш уважаемый историк пишет: «Когда 2 мая берлинский гарнизон капитулировал, рейхсканцелярия сразу же была взята под охрану отдельным взводом СМЕРШа 79-го стрелкового корпуса». «Сразу»… Разве не известно, что смершевцы шли не рядом, не вместе с наступающими, атакующими частями, а позади, «контролируя» их. Так что не исключено, что Пророков спустился в бункер с армейскими офицерами, а смершевцы подошли позже. Повторюсь: Пророкова на фронте знали многие, и выталкивание в шею ему не грозило. О том, что он был снабжен всеми необходимыми документами («не шпион»), и говорить не приходится. И еще. Если он соврал, что сидел в кресле Гитлера, то почему цензура в пору выхода книги (1979 г.) пропустила это дерзкое признание (это время (2 мая 1945 г.) и место (Берлин, рейхсканцелярия Гитлера) – всегда оставались на виду!)? Почему не отреагировали историки и участники тех событий? Очевидно, ему «поверили» и не проверяли. И разве имеющиеся документы о тех днях Победы обладают всей полнотой и достоверностью? «Историческая канва такова», – пишет уважаемый историк «НГ». Но разве в те дни она не могла быть «рваной» и «путаной»? Всё шло по плану, по правилам и по Уставу? Я верю, что Борис Пророков написал правду, что он действительно сидел 2 мая 1945 г. в кресле Гитлера. И не было никаких поползновений «прогнать его в шею». Б. Пророков писал свои воспоминания медленно, вовсе не стремился, будучи по природе скромным человеком (хотя весь в «звездах»), поскорее заявить «о себе и времени» – и так и не увидел он свои записки изданными (они вышли через 7 лет после его кончины). (Диплом в университете я защищал по Бернарду Шоу. В пьесе «Ученик дьявола» есть такой диалог. «Сержант (в испуге): Что скажет история, генерал?! Генерал Бэргойн: История, как всегда, соврет».) Было бы, конечно, неплохо, если бы уважаемый историк «НГ» больше прочитал о Пророкове и Пророкова – может быть, он поверил бы ему… Спасибо. Всего вам доброго! Юлий.5.11.07
***
Здравствуйте, Юлий!Не примите за фамильярность такое обращение. К сожалению, не знаю вашего отчества и уже от того испытываю легкую неловкость. Юрий Сафронов передал мне ваше к нему письмо по известному поводу. Попытаюсь прояснить свою позицию. Она основана только на известных ныне фактах. Только на фактах… И ничего личного.У вас в письме: «…Ваш уважаемый историк пишет: «Когда 2 мая берлинский гарнизон капитулировал, рейхсканцелярия сразу же была взята под охрану отдельным взводом СМЕРШа 79-го стрелкового корпуса». «Сразу»… Разве не известно, что смершевцы шли не рядом, не вместе с наступающими, атакующими частями, а позади, «контролируя» их. Так что не исключено, что Пророков спустился в бункер с армейскими офицерами, а смершевцы подошли позже».Дело в том, повторяюсь, что рейхсканцелярию армейские части не штурмовали. По той причине, что на момент капитуляции она находилась в секторе Берлина, контролируемом немцами. Лет десять назад весьма уважаемый мною историк Лев Александрович Безыменский опубликовал документы из архива ФСБ – рапорты тех самых смершевцев 79-го стрелкового корпуса, в которых они извещают свое руководство о найденном ими утром 2 мая (в день капитуляции) бункере Гитлера. Л.А. всю жизнь занимался темой последних дней Гитлера и еще в 60-е годы объездил всех тогда еще живых этих смершевцев, записав их рассказы. Ни в этих свидетельствах, ни в документах из архива ФСБ нет никаких упоминаний о посещении 2-5 мая бункера Гитлера кем-либо, помимо самих смершевцев. О том, что рейхсканцелярию сразу же взял под усиленную охрану СМЕРШ и никого из армейских офицеров даже штаба 1-го Белорусского фронта туда не допускали, мне лично рассказывала Елена Моисеевна Ржевская, переводчик штаба. Да и посмотрите ее книгу «Берлин. Май 1945 года» – там все об этом сказано.Не утверждал и не собираюсь утверждать, что народный художник СССР Борис Пророков «написал неправду (с удовольствием посидел 10 минут в рейхсканцелярии в кресле Гитлера)». Просто «историческая канва», как вы справедливо указываете, в те дни была «рваной» и «путаной». Многие офицеры, в том числе военные корреспонденты и военные художники посещали рейхсканцелярию после 5 мая, выхлопотав особый пропуск. И вполне были уверены, что находились в кабинете Гитлера. Но это мог быть кабинет Геббельса, Геринга, Гиммлера и т.п. Операция СМЕРШа по изъятию вещей и документов из бункера Гитлера была проведена молниеносно и с такой степенью секретности, что о ней, по свидетельству Е.М. Ржевской, не знал даже сам маршал Жуков.Всего вам доброго, здоровья, долгих лет жизни.Ведущий «Исторической полосы» «Новой газеты» Александр Меленберг.05.11.07
***
Здравствуйте, Юрий! Я получил письмо от Александра Меленберга. Итак, смершевцы были в бункере, а Пророкова не было, он соврал (это вытекает из того, что повторил мне в письме, более подробно, мною уважаемый Александр Меленберг). Чёрт побери! Почему «Новая газета» «дрейфит»? Почему она принимает только одну сторону –смершевцев? Почему она не может процитировать кусок из «О времени и о себе» (где автор книги с удовольствием развалился в кресле фюрера) – и тут же или ниже дать комментарий А. Меленберга, что СМЕРШ превыше всего, что Пророкову редакция хотя и верит, но не верит. Почему самая отважная в стране редакция боится? Почему не может перевесить Пророков, а только смершевцы с Л.А. Безыменским? Возможно, он действительно добросовестно опросил смершевцев, но у меня остались неприятные о нем впечатления (хотя это, конечно, к делу не относится). В начале 80-годов я был безработным, и меня рекомендовал ему в журнал «Проблемы мира и социализма» (если не ошибаюсь) один знакомый. Безыменский смотрел на меня жесткими глазами: «Вас рекомендовал Х. Хорошо. Напишите статью об агрессивной политике Израиля и приходите». Естественно, я больше в этой редакции не появился. Л.А. Безыменский всегда писал такого рода статьи. (Но это к делу почти не относится.) В этом конкретном случае я абсолютно верю Пророкову, а не истории, написанной смершевцами и Л.А. Безыменским.Уверен, что большинство читателей поверит Пророкову, а не «историческому комментарию». Вот, кстати, не пустяшная тема – кто из них говорит правду? Может быть, смершевцы действительно рассказали, что они знали, но всё ли они знали? И, наконец, если Пророкова не было, значит, не было и акварели, и Бродаты, и Л.А. Самойлова (абсолютно замечательногочеловека, не вруна!), и, может быть, даже самого фюрера…С уважением, Юлий Костинский,7 ноября 2007 г. (важный день, что бы ни говорили!).
