— Видишь ли, что стряслось в нашем городе? Перво-наперво ограбили Дениса, потом его убили. Сожгли — это в-третьих. Да еще у Вечного огня. Гляди, сколько оскорблений собралось. Вечный огонь картину всю и дорисовал, — пожилая женщина взмахом руки очертила фантастическую фигуру в воздухе.
Так началось мое пребывание в печальном городе Кольчугино, где на выборах в президенты я выступала как наблюдатель от КПРФ.
У меня есть начальник — секретарь райкома КПРФ Галина Сергеевна Давыденкова. Подполковник милицейской службы. Героическая женщина, под началом которой было 30 участковых. Событие у Вечного огня не комментирует. Она не понимает, куда тогда, в праздники, исчез усиленный наряд милиции, который обязан был быть. О своей работе не рассказывает. Только однажды вспомнила бедолагу-убийцу: зарубил топором двоих.
— Вот ты знаешь, перед тобой натуральный убийца, но когда объявили смертный приговор — по коже мороз. Как это?
Смерть вообще, а лишение жизни в частности — дело нечеловеческое. Так я ее поняла.
Я живу в доме Галины. В поселке Раздолье. Когда-то здесь было могучее хозяйство. Скот держали за тысячу голов. Хозяйство обанкротили. Были попытки создать агрофирму. Но три года назад все накрылось медным тазом, как сказала одна доярка.
— Почему? — спрашиваю.
— Да власть разве даст развернуться.
Это — почти формула.
Поздним вечером проходили мимо группы подростков. Предлагаю побеседовать.
— Приходи. Побазарим, — говорит самый младший.
У них одна отрада — дискотека. Они садятся на мотоцикл и гоняют по деревне. В два часа ночи деревня взрывается: деточки покидают дискотеку.
— Знаешь, сколько там шприцев валяется сейчас, — говорит Галина.
…Еще нет восьми, мы с Галиной уже на избирательном участке. Последние приготовления. Библиотекарь Зоя Викторовна — председатель комиссии — скоро начнет нас поздравлять с праздником.
А пока я узнаю, что у Зои Викторовны пенсия 2900 рублей. За квартиру платит 2600, не считая свет и газ. Вот и поживи! Работы в Раздольном — никакой. Кто-то, как и кольчугинцы, ездит на заработки в Москву. Женщины на почте сортируют письма или моют полы в метро. Работа вахтовая. Прошел слух, что сейчас будет смена в 12 часов. Значит, пропало место.
— И что же мы за такую власть голосуем? — спрашиваю я. Уж не помню, внутренний ли это голос был или внешний.
Первой голосует Галина.
— Бюллетень-то сверни. Не показывай, — советует библиотекарь.
— А я своих убеждений не скрываю, — говорит подполковник.
Вошел вальяжный мужчина из деревни Ульяниха. Еще до начала выборов он возмущался, что на плакат «За преемственность власти» кто-то прилепил портрет Геннадия Зюганова.
— Это ведь чужой труд, — назидательно и по-хозяйски сказал мужчина, оказавшийся членом местного политсовета «Единой России».
— А кто выпустил этот плакат? — тут как тут вмешалась Галина. — Почему нет выходных данных? Кто выпустил? За чей счет? Почему висит на участке?
Никто не ответил на эти вопросы.
Меня определяют наблюдателем в школу № 7. Первое, что бросается в глаза, — тот же самый плакат о преемственности власти. Галина требует снять. Член комиссии в растерянности: «Уж не знаю, кто его повесил. Как отвернешься, что-нибудь да и выйдет».
Я отыскиваю завуча и прошу телефон директора школы (в Кольчугине у меня есть свои педагогические интересы).
— Зачем вам директор? — не то строго, не то тревожно спрашивает завуч.
— Да разговор у меня к ней, — это я.
— Какой разговор?
Не выдерживаю допроса, и мы с Галиной Сергеевной уходим в школу № 1.
Вскоре становится известным, что на избирательном участке может появиться московский журналист. Указание: как только начнет фотографировать, вызывать милицию. Настроение наше с Галиной испортилось. Неужели такое указание поступило от милейшей Елены Васильевны, возглавляющей территориальную избирательную комиссию? Так славно мы с ней говорили на педагогические темы…
Я на всякий случай откладываю фотоаппарат до утра. Потом заглядываю в инструкцию для наблюдателя. Не только фотоаппарат можно иметь с собой, но и диктофон.
Буфет в час дня закрылся. Ищу возможность выпить чая или воды. Обращаюсь к секретарю.
— О себе надо заботиться самой, — говорит Любовь Викторовна.
Наконец находится одноразовый стакан. Велят его вернуть.
…Уходя, спрашиваю председателя нашего участка Елену Анатольевну, как фамилия директора школы.
— То, зачем вы приехали, не касаемо к директору школы, — услышала в ответ.
…Идем с урнами для голосования по домам.
На улице Дружбы группка мужчин предпенсионного возраста. Человек пять.
— Проголосовали? — бодро спрашиваю я.
— Проголосовали, — так же бодро отвечает один из них.
— Да что ты с ней разговариваешь?! Она же агитатор. Сейчас начнет лекцию про Путина—Медведева, — откликнулся второй.
Я возвращаюсь через час. Двое мужчин ждут меня.
— Ты бы раньше приехала, с людьми поговорила. Может, что-то бы и вышло. Главная претензия одна: без нас все решили.
Без нас и раньше все решали. Что же так мы все завелись?
Философы давно заметили, что в каждом человеке существует на подсознательном уровне идея общественного договора, регулирующего отношения человека с властями. Конфликт случается, когда договор нарушается.
То, что с нами нынче произошло, называется просто: демонстративное пренебрежение самой идеей договора. Именно отсюда происходит чувство оскорбленного личного достоинства.
— Да они за полгода все должности расписали, — кипятится мужчина. — Надо было Жириновскому с Зюгановым объединиться, они бы эту власть одолели. Видать, все уже поняли, но поздно было.
— Вот сейчас, помяни мое слово! — уже рисуют 70%.
— Да почему сейчас? Полгода назад нарисовали.
Тихо подхожу к событиям у Вечного огня.
— А ты впотьмах по городу ходила? Сходи-сходи… Вернешься без сумки или без головы. Я однажды вернулся без картошки. Вон у тех гаражей дело было. Подходит один: «Дед, отдай деньги», — и пинком в зад. Я и всадил ему авоськой с картошкой.
Кольчугинцы размышляют над случившимся:
— А вот к парню подошли пацаны с дискотеки: «Отдай мобильный». У Петьки мобильного не оказалось. Они парня втаптывали в снег. Хорошо, что попался на глаза знакомому. «Скорую» вызвали. Долго в больнице лежал. Скажи, для матери так важно, в подъезде ребенка изнасиловали и убили или у Вечного огня? — спрашивает бухгалтер Татьяна. Мать троих детей.
…Разговаривать с избирателями мне не позволяют. Любое слово считается агитацией. Но иногда я успеваю узнать про тех, кто голосует.
Старуха спрашивает у дочери:
— Здесь кто за сельское хозяйство?
— Да никого нет за твое хозяйство.
— А Путин тут есть? Я ведь только его и знаю.
Голос человека с урной:
— За Путина здесь Медведев…
Если честно, то формулировка обидная.
— Мама, попробуй сама распишись.
Маме исполнится в сентябре 95 лет.
— Бабуля, ты велела напомнить, что будешь голосовать за Зюганова, — в комнату входит внучка. Всем видом показывает, что и сама голосовала за Зюганова.
Как оказался не прав политолог Никонов: «…коммунистический электорат исчезает на глазах вместе с образом компартии как защитницы слабых». Молодеет электорат КПРФ на глазах…
…В доме бывшего милиционера Валерия Васильева разговор сам собой заходит об убийстве Дениса у Вечного огня.
— Ты сравни, сколько нас было и сколько милиции сейчас… Пруд пруди. Где они отсиживаются в ночи? Моя зарплата 85 рублей была, а этим все мало…
Вдруг вспомнили про кандидата Богданова.
Жена Валерия:
— Прямо смех. Чудило!
С поклонниками Жириновского все давно ясно — им кажется, что он посылает власть… Брань Жириновского — это внутренний голос недовольного человека, неважно, что адрес этой брани абсолютно другой. Здесь все решает форма, а не содержание.
…В 19.00 на наш участок № 111 вошли три красавца. Высокие молодые люди еще у входа почти хором произнесли все ту же фразу: «Без нас уже все решили».
Тем не менее деловито направились к урне. Медведевский наблюдатель ахнула: «Вот возьмут ради смеха и проголосуют за Жириновского». Молодые люди были деловиты и сосредоточены. Вот этот феномен интересен сам по себе: если все заранее известно, зачем мы идем голосовать?
— Я голосовал за Медведева, — сказал мне один из них, — хотя не верю никому. Может, кто другой пробьется, хотя вряд ли дадут. Да просто я так рукой махнул — нате! Если вам все мало! Жрите! Не подавитесь!
Странное дело: когда перевернули урну и на столе образовалась куча реальных бюллетеней с голосами реальных людей, стало обидно, что ТАК во власть входит Дмитрий Медведев. Без конкурентной борьбы, без сильных соперников.
— Нет, ты посмотри на Америку, — кипятился один мужчина. — Ведь их штаты — это как наши областя. Борются за каждый штат, — он что-то еще хотел сказать, да плюнул. Треть избирателей с нашего участка на выборы не пришли.
Чем внимательнее я наблюдала за скрупулезными действиями членов избирательной комиссии, чем тщательнее они сверяли какие-то непонятные для меня цифры, привлекая калькулятор, тем очевиднее было, что выборы наши уже давно описаны одним известным сказочником. Голое платье короля — вот что ткали мы на многочисленных избирательных участках по всей стране.
Но мы оказались хуже обманщиков-ткачей. Те хотя бы знали, что они обманщики. А мы ведь всерьез считали бюллетени, ходили по домам, подписывали какие-то бумаги, друг друга одергивали, если кто-то произносил лишнее слово. А наряд короля уже давно сшит другими ткачами. В другом месте. И зачем мы дали себя в это втянуть?
Утро 3 марта. Кафе «Садко». У одного столика — пьяная молодая мать. Говорят, допивает вторую бутылку водки. Рядом — трехлетний ребенок. В дальнем углу пьяные парни громко разговаривают — ни одного нормального слова. За соседним столом сидят пристойные молодые люди с кружками пива. Пьют мало. Тихо беседуют.
Разговорились. Одного из парней зовут Филиппом. Он работал в одном цехе с Денисом, которого убили. Филипп — слесарь. Денис — монтажник.
— Здоровый был парень. Тяжелоатлет. Нормальный был.
И тут же взрыв: «У вас в Москве каждый день убивают, и все считается нормальным. У нас тоже убивают, и все молчим, а тут…».
— Не беспокойтесь, мамаша, мы проголосовали за Путина, — произносят с интонацией, которую я не могу понять. То ли смеются, то ли всерьез говорят; то ли это есть какое-то уже общее место, которое не требует никаких эмоций. Запредельная форма безразличия: «Нате! Не подавитесь».
Кстати
Во Владимирской области проведен конкурс учащихся по вопросам избирательного права. Вышла книжка с докладами учащихся, получивших призы разного достоинства. Учащиеся находят недостатки в предвыборных кампаниях Украины, Киргизии и других стран.
Про наши выборы говорится так: «В современную Россию неразрывно входит опыт большого количества конкурентно насыщенных избирательных кампаний». (Анастасия Помещикова). Она же пишет: «Размышления у меня вызвала статья 18 Конституции РФ». Следом за спикером Мироновым ученица полагает, что срок 8 лет недостаточен для президента такой страны, как наша.
Ученик из Гусь-Хрустального Денис Польской приводит мнение фракции «Единой России» о необходимости изменить ситуацию, когда (читайте внимательно!) «значимая часть потенциальных избирателей игнорирует процесс и тем самым препятствует справедливому волеизъявлению активного населения».
Допустить, что юноша не способен понять абсурдность этого заявления, невозможно: ему просто нужно получить «пять». Невозможно и предположить, что у него отсутствует собственное отношение к этому заявлению. Но даже если оно совпадает на 100% — кого это интересует?
Порочность наших выборов уже обретает подобие некоей парадигмы, которая внедряется в юношеские умы как имеющая право быть. Уродливая общественная жизнь входит в школу как норма.
Курировал как конкурс, так и сборник ученических работ заместитель избирательной комиссии Владимирской области Белебезьев В.И.
