Памятник архитектуры Бутырский тюремный замок, на казенном языке — следственный изолятор № 2, в народе — Бутырка, а сидельцы произносят это слово чаще во множественном числе: Бутырки, не значится в туристических маршрутах, это место не найдешь в путеводителях Москвы, да и местные жители стараются обходить его стороной. Между тем его уникальность вполне можно сопоставить с Московским Кремлем. Что такое Кремль? Мертвечина, пыль истории давно обтерта с его стен полами серых чиновничьих пиджаков, а Бутырка по сей день пропитана потом, кровью, слезами, в ее коридорах — стойкий запах человеческого горя.
Мне всегда хотелось попасть в эту легендарную тюрьму, я целенаправленно бомбардировала главу ФСИНа Юрия Калинина запросами с одной просьбой: «Прошу разрешить спецкорреспонденту «Новой» посетить СИЗО № 2». Сначала мне не отвечали вовсе, потом стали предлагать посетить только тюремный музей. Я не сдавалась…
Муж дразнил меня: «Что ты без конца с ними переписываешься, выйди на улицу, врежь первому попавшемуся менту в рожу, и через сутки твоя мечта сбудется». Близкий друг нашей семьи, отсидевший в свое время в Бутырках больше года, оппонировал: «Не вздумай. В морду менту — это, конечно, хорошее дело, но ты опоздала и можешь лохануться, как последний фраер, теперь бабы на Бутырках не сидят, отправят тебя в женскую тюрьму в Печатниках, и мечта стороной пройдет».
И вот однажды мне позвонил пресс-секретарь московского УФСИНа Сергей Цыганков и деловито рыкнул в трубку:
— Завтра утром я буду ждать вас, подъезжайте к Новослободской, 45.
— А что там?
— Как что?! Бутырки!
Центр Москвы. Улица Новослободская. Вдоль дороги тянется унылое кирпичное здание грязно-желтого цвета. Эта громадина стыдливо закрывает красавицу Бутырку. Оно было построено в 70-х, чтобы не оскорбить иностранных гостей Москвы. Почему-то считалось, что в стране победившего пролетариата с тюрьмами должно быть как с сексом. Нырнув в арку этого брежневского уродца, выходишь к тюремной проходной: малюсенький предбанник, где за тонированным окном сидит некто, говорящий: «Сдайте паспорт и сотовый телефон». В обмен на это выдают номерок вроде тех, что в театре получаешь в гардеробе. Дальше вертушка вроде заводской, только от пола до потолка, за ней — дежурный в армейской форме за крохотным столиком с телефоном, потом дверь и… тюремный двор.
Вот она, Бутырка, — аккуратный трехэтажный полукруг в классическом стиле, в центре которого храм Покрова Пресвятой Богородицы.
По таким местам, как Бутырка, можно читать историю. Если бы вдруг исчезли архивы, чиновники, библиотеки, но осталось это красное кирпичное здание, восстановить историю нашей страны можно было бы без труда. Там сидели не люди, сидели эпохи. Бутырка — одно из немногих мест, где концентрация истории на квадратный метр зашкаливает.
В XVIII веке, перед тем как отправиться на плаху, здесь сидели мятежные стрельцы, из этих ворот вышел тот самый стрелецкий полковник Нил Фуников, сын Трофимов, по прозвищу Шестопер, который презрительно бросил Петру, стоящему у эшафота: «Отойди, царь, здесь я лягу».
В XIX в. в Бутырках сидели сотни участников Польского восстания, затем — народовольцы.
Владимир Маяковский, отсидев в 1909-м за пропаганду РСДРП 11 месяцев в бутырской одиночке, по выходе решил покинуть партию. Советская пропаганда описывала героический побег из Бутырки Феликса Дзержинского, но это не более чем миф. Чекист № 1 действительно там сидел, но вышел по амнистии Февральской революции. Такой же бутырский миф — отсидка здесь Емельяна Пугачева. Несмотря на то что одна из бутырских башен называется Пугачевской, мятежный казак здесь никогда не был. Перед казнью его держали в остроге на Никольской улице, правда клетку, в которой генералиссимус Суворов доставил Пугачева в Москву после казни, действительно перевезли в Бутырку.
После 17-го года здешние казематы заполнили аристократия, царские чиновники и министры.
Много кого Бутырка ломала — «бывшие» прощались с эполетами и аксельбантами и начинали сотрудничать с новой властью, те, кто выдержал, ушли по этапу, чтобы сгинуть в лагерях. В ту пору работники Лубянки приезжали сюда и пачками расстреливали заключенных прямо в подвале — местная вохра не справлялась с революционным потоком заключенных.
В 40-х в Бутырке были и «шарашки», где заключенные работали на нужды армии. Бутырский воздух вдыхали Туполев и Вавилов. Об этом воздухе шутили, что он ценится на вес мышьяка.
В новейшей истории России тут, как и после 17-го года, появились люди в чинах и с состоянием: министр Ковалев, медиамагнат Владимир Гусинский (последний, пробыв в камере лишь несколько дней, выйдя, первым делом выругался матом и пообещал бороться за изменение Уголовно-исполнительного кодекса: мол, содержание в Бутырках невыносимое, нужно срочно улучшить положение подследственных. Однако дальше слов дело не пошло).
Всех этих интересных подробностей не знает нынешний «хозяин» Бутырок подполковник Вадим Магомедов, встретивший меня и взявший на себя обязанности гида: «Я здесь человек новый. Меня назначили сюда только в январе».
Вадим Магомедов — человек специфический, тюремные традиции его не интересуют, история тюрьмы тоже. Он сослуживец главы ФСИНа по Саратовской области, знаменитой своими «красными» зонами с режимом, возведенным в абсолют. Даже на вопрос о традициях бутырских тюремщиков он невозмутимо отвечает: «Мы выпускаем стенгазету».
Его подчиненные — тоже люди новые и также ничего об этой чудесной тюрьме не знают, текучка среди персонала в Бутырках фантастическая. Охранники — в основном приезжие из Подмосковья, их 468 человек. Стаж идет год за полтора. Оклад 12 тысяч рублей. Вроде бы нормально, но все равно люди не рвутся сюда работать. Недокомплект хронический. Приходится даже совмещать посты, один человек выполняет работу, которую по штату должны делать трое. Понятное дело, их не интересует связь времен, у них много работы.
То ли было раньше, когда «хозяином» Бутырок был легендарный полковник Геннадий Орешкин, опять же, по легенде, — великий знаток блатного фольклора, приятель многих воров в законе, образцовый коррупционер и при этом не лишенный некоторого экзистенциального обаяния человек. Это при нем в тюрьме случился самый громкий постсоветский скандал, когда криминальные авторитеты в ранге «воров союзного значения» решили навестить своих и устроить воровской сход прямо в СИЗО № 2.
Про «сходняк» какой-то стукач доложил в РУОП, а менты-оперативники привлекли «старших братьев». Чекисты, прикинувшись пожарными, по подземным коммуникациям пробрались в тюрьму, и начался штурм: тюремную охрану положили «мордой в пол», и в камере у законника Шакро-старшего обнаружили двенадцать гостей с воли во главе с вором в законе Сергеем Липчанским, известным больше по блатному погонялу Сибиряк. В камере были элитная водка, французский коньяк, черная икра, осетровый балык, несколько женщин и полковник Орешкин. По крайней мере, так гласит легенда.
После этого начальника Бутырки Орешкина выгнали со службы. Началось следствие, которое, впрочем, не усмотрело в действиях полковника состава преступления. Работники отечественной пенитенциарной системы до сих пор не смогли договориться: признавать все пикантные детали того сходняка или отрицать их начисто. Так, генерал-лейтенант внутренней службы Камиль Бахтиаров когда-то соглашался, что это «позорное пятно истории СИЗО № 2» имело место, и утверждал, что Орешкин чуть ли не подавал ворам водку. Зато занявший нынче орешкинское кресло Вадим Магомедов возмущенно отрицает это, говоря, что ничего подобного не было, просто бывший начальник имел хорошие связи с преступным миром.
Теперь былая воровская вольница канула в Лету. Вадим Магомедов со своими помощниками ведет меня по тюремным коридорам и как бы спорит со своим замом: пускать в карцеры или ограничиться общими камерами. Зам говорит, что не надо бы, «хозяин» решает, что можно и показать.
Карцерный блок оказался небольшим узким коридорчиком в подвале, где расположились около десятка камер. Сам карцер — маленькой пустой комнаткой, где в углу на деревянном полу сидел какой-то горемыка. При появлении начальства вскочил, представился и доложил, что отбывает наказание за «межкамерное общение». Иными словами, за «дороги», или «гонку коней» по-старому. «Дороги» — это нитки от распущенных шерстяных свитеров. Их натягивают между окнами разных камер и по ним перетаскивают записки. Так друг с другом общаются друзья, подельники, таким образом воровской авторитет может дать команду (прогон) всей тюрьме. Например, начать голодовку или, наоборот, прекратить бузу и возобновить прием пищи.
Этот дедовский способ опять возродился в Бутырке, а ведь еще год назад здесь из камеры в камеру можно было просто звонить. Теперь в Бутырках стоят такие мощные глушилки (89 суперсовременных генераторов шума), что звонить не может даже персонал. Все равно телефоны многие держат, на всякий случай.
Симбиоз тюремщиков и арестантов нехотя признает даже «железный» Магомедов. «Мы с этим беспощадно боремся, в прошлом году был выгнан младший инспектор дежурной смены Губин за пронос героина».
И все же опытные сидельцы говорят, что прежней Бутырка уже не будет. Слишком многое и слишком быстро здесь меняется. В конце 90-х СИЗО № 2 лишилось своей прекрасной половины, был ликвидирован отдельно стоящий женский корпус «Кошкин дом». После открытия СИЗО в Печатниках «Кошкин дом», к огорчению всех арестантов мужского пола, перевели туда. А каких-то 10 лет назад при либеральных бутырских порядках были возможны всякие шуры-муры, которые, бывало, заканчивались у алтаря тюремной церкви. А теперь женщины-арестантки здесь только в «дурке», то есть психиатрическом стационаре. Какая уж там любовь с сумасшедшими.
В прошлое ушли и чудовищная скученность, грязь, сырость. Сегодня в Бутырке содержатся 2360 арестантов (при норме в 2200), самые большие общие камеры — максимум 22 арестанта, хотя были времена, когда эти камеры принимали в себя по 50 и 75 человек. Везде сделан ремонт, говорят, по 10 миллионов рублей на каждый этаж потратили: побелка, покраска, новая вентиляция, укрепление решеток и полов.
Собственно, ради последнего сам ремонт и затеяли. Причиной был побег. Его совершили в 2001 году осужденные к пожизненному заключению Борис Безотечество, Владимир Железогло и Анатолий Куликов. Беглецам удалось проделать лаз в полу их камеры на нижнем этаже тюрьмы и выйти на поверхность по подземным коммуникациям Бутырки. Напомним, что именно таким образом проникали сюда бойцы «Альфы» для захвата воровской сходки. Подкоп был произведен с помощью обычных ложек, и вся работа заняла примерно неделю.
А теперь и контингент Бутырок измельчал. Прежних титанов «планеты Бутырка» не помнит ее нынешний «хозяин», но у арестантов предания о них передаются из уст в уста. Нацбол Максим Громов за захват Минздрава в 2004-м отсидел около трех лет, из них больше полугода — в Бутырке. Теперь он вспоминает свои тюремные университеты:
«В этой тюрьме есть свои «жития святых», легенды о «правильных ворах», например, Васе Бриллианте, Малине или Васе Бузулуцком. Василий Бабушкин (он же Вася Бриллиант) — последний вор «нэпманской закалки», из тех, кто и формировал кодекс воровских правил. Он отсидел больше 40 лет и был непререкаемым авторитетом. Умер в 1985-м в Соликамске в «Белом лебеде», по официальной версии — поскользнулся в душе, по неофициальной — за очередной отказ в сотрудничестве с администрацией. Говорят, что еще в 50-е к нему обращался чуть ли не министр внутренних дел с просьбой возглавить один из департаментов по борьбе с преступностью. Вася Бриллиант отказался, заявив, что не «желает быть главной сукой страны». Он обладал всеми противоречивыми воровскими добродетелями, был дерзок и скромен одновременно. Когда его спрашивали сокамерники: «Вася, а не западло тебе пол самолично подметать?», он им отвечал: «Если бы я мог летать и не ходил бы по полу, тогда бы я мог пол не подметать. Поскольку я хожу по полу, значит, я за собой должен сам все делать».
Пытаюсь заговорить с Вадимом Магомедовым о генералах криминального мира и их власти над тюрьмой. Неожиданно он признается, что и сейчас есть один такой в Бутырках:
— Но теперь они здесь никто и звать никак, держим его в спецблоке в одиночке, и не над кем он не властен. Хотите, я его прямо сюда сейчас вызову?
По отношению к вору довольно смелое предложение. В былые времена человек такого криминального статуса мог сам гвоздями свои же ступни к полу прибить, чтобы «хозяин» не мог силой принудить вора идти к нему: «Раз менту надо, пусть мент и приходит». А тут вдруг опытный тюремщик грозится вора, словно мопса, на поводке привести ради того, чтобы покрасоваться своей режимной твердостью перед журналисткой. Все это быстро проносится у меня в голове, и, выдержав театральную паузу, я отвечаю:
— Хочу.
Вадим Магомедов замялся:
— Вы уверены?
Я решила не загонять в угол ни вора, ни хозяина:
— Впрочем, нет, не надо никого приводить
Спустя сутки в Бутырках началась небольшая буза, инспирированная находящимся там под арестом дагестанским вором в законе Зиявуидином Абдулхаликовым (погоняло Зява). Московские блатные говорят, что Магомедов по-своему прессует Зяву, перекрыв этому наркомана с многолетним стажем доставку героина в его одиночку, в ответ Зява по-своему прессует Магомедова, послав прогон по камерам о начале голодовки.
И все же Бутырка уже не та, теперь Магомедов и Зява прессуют друг друга, а раньше они бы просто полюбовно договорились.
На прощание я неожиданно спросила начальника Бутырки:
— Вадим Максудович, а что бы вы сказали, если бы узнали, что из всего вашего хозяйства сделают один огромный музей тюрьмы?
Мне просто захотелось спросить что-то дурацкое у этого хмурого профессионала застенков. Но он неожиданно оживился:
— Я бы к такому отнесся положительно. Изолятор ведь должен быть с нормальной системой охраны: маскировочные ограждения, контрольно-следовая полоса. А территорию не расширишь, центр Москвы все-таки. О контрольно-следовой полосе и речи нет, тут жилые дома к нам вплотную примыкают. Архив, где хранятся личные дела осужденных, спецотдел и гражданские службы должны быть вынесены за территорию изолятора, а на охраняемой территории только режимные объекты.
Мне стало грустно. Если даже тюремщик за музей, значит, жизнь Бутырки и впрямь подошла к концу. Хорошо все-таки, что я успела здесь побывать, пока она еще тюрьма.
Справка «Новой»
Московский Бутырский замок был выстроен в 1771 году на месте села Бутыркино по Дмитровской дороге, бывшей вотчины боярина Никиты Романова. Само название пришло из Сибири, бутырки — «дом на отшибе». В словаре Даля есть еще одно определение этого слова: «бутырщиками» именовали в Москве типографских рабочих. Петр I образовал там солдатский регулярный полк, и село превратилось в Бутырскую солдатскую слободу.
Затем на этом месте квартировался екатерининский гусарский полк, и наконец во второй половине XVIII века архитектор Матвей Казаков выстроил на месте казарм Бутырский тюремный замок.
В центре — храм в честь Покрова Божией Матери. Это старейшая церковь из тюремных в столице. Неприступность Бутырки испытывал и Гарри Гудини. В 1906 году он был приглашен в Москву начальником московской секретной службы Лебедевым специально для этого. Закованного в кандалы и наручники, его поместили в специальную цельнометаллическую клетку для перевозки арестантов, спустя 28 минут он был на свободе.
Психиатрическое отделение Бутырской тюремной больницы существует с 1942 года. Оно прославилось еще с середины 50-х как звено борьбы с инакомыслием в СССР. Сюда попадали и попадают клиенты Института им. Сербского.
Контекст
Сегодня на территории Москвы работают несколько следственных изоляторов: «Матросская Тишина», Бутырка, Красная Пресня (где спецконтингент в основном из бывших сотрудников правоохранительных органов), Войковская (там в основном малолетки). Шестерка (женский централ), Медведково Капотня (там много нелегалов из бывших республик СССР), Лефортово и СИЗО на Петровке, 38.
В России Бутырка на сегодняшний день — одна из старейших тюрем. Старше только «Матросская Тишина», построенная на пару лет раньше Бутырского замка, да Чебоксарская тюрьма (СИЗО № 1), возведенная по личному указу Ивана Грозного в 1648 году. Но она небольшая, вместимость всего 200 мест.
