В конкурсе не было абсолютного лидера. Пасьянс наград, который разложило жюри, зал «Зимнего театра» поддержал аплодисментами. О картинах-лауреатах «Новая» уже рассказала в репортажах. И о «Шультесе» Бакура Бакурадзе (лучший фильм), и об экранизации повести Распутина «Живи и помни» (Александр Прошкин назван лучшим режиссером), и о «Диком поле» (лучший сценарий, лучшая музыка и приз критики), и о экспериментальной по киноязыку «Нирване» Игоря Волошина («Лучший дебют»), и о «Юрьевом дне» Кирилла Серебренникова (лучшая актриса - Ксения Раппопорт), и даже о весьма спорной «Новой земле» (специальный диплом жюри и приз за операторскую работу Илье Демину).
Но вот что любопытно: что будь расклад иным - его тоже поддержала бы публика.
Программа 19-го «Кинотавра» кем-то справедливо раскритикованная, кем-то столь же справедливо расхваленная, представляет собой довольно любопытный сплав. Это развернутая, поделенная на отдельные этапы (фильмы) - лабораторная работа. Практически каждая из картин независимо от ее качества разворачивала зрителя в иное направление: жанровое, стилевое, языковое, форматное. Конкурс продемонстрировал внутренние тектонические сдвиги, которые еще не очевидно происходят в отечественной кинематографии. Возможно, скоро этот накопительный поиск приведет к полноценным художественным высказываниям.
К примеру, на протяжении последних лет мы твердим об отсутствии в нашем кино социальной темы, когда на экране появились бы те же люди, что сидят в зрительном зале или перед экранами телевизоров и их волновали бы те же проблемы. Круглый стол «Актуальное кино не снимать!» в некоторой степени ответил на вопрос, отчего на «социальную тему» наложено негласное вето, а интертеймент в своем наисквернейшем облике заполонил экран. Дискуссия зажглась вроде бы от частного замечания: «Думаете, российский зритель пойдет смотреть фильм-диспут «Класс», победивший на Каннском фестивале?». Да ни за что. Как не пошел смотреть «Натюрморт», - обладателя «Венецианского Льва». Нельзя кинематограф представлять себе отдельным островом со специфическими проблемами в центре процветающей, купающейся в эйфории от собственных побед стране, равнодушной к жизни своего народонаселения. В 90-ые был другой зритель, потому что другим было общество. И на «Маленькую Веру» было продано 55 миллионов билетов…
Сегодня образованный, подготовленный зритель превратился в маргинальное меньшинство. Во Франции смотрят и обсуждают «Класс» люди, считающие, что лично них многое зависит. Это политически активное общество. Из нас «неравнодушие», гражданство продуманно и долго выколачивали, вливая ежедневно непомерные дозы конформизма. Главное не вылезать, соглашаться, брать от жизни все и жить на ее яркой стороне. Россия - вперед! Характерно, что представитель самого Первого канала на дискуссии признался: «Не понимаю, что такое актуальное кино. Для нас главное: будет смотреть зритель или не будет». Господин из Первого лукавит. Зритель смотрит то, что навязывает ему Первый. И обученный Первым сам становится первым учеником Дракона, требуя новых зрелищ, отвергая «неприятную» информацию: о детях-бомжах, о нищенствующих ветеранах, об искалеченных войной мальчиках, об расовых убийствах.
Нынешний «Кинотавр» уже не избегал актуальных тем. Но раскрывались они по-разному. В картинах «Шультес», «Юрьев день», «Нирвана», «Баксы», «Дикое поле» прорыв к социуму осуществлялся через метафоры и метафизику. На экране возникал довольно мрачный образ страны. Само место действия – чаще всего оторванная, уединенная среда обитания. Остров в Ледовитом океане («Новая земля»), домишко посреди неоглядной степи («Дикое поле»), раздолбанная питерская коммуналка («Нирвана»), забытое Богом Выползово («Девственность»), полустанок у дороги («Баксы»), пустынные предгорья Чечни («Пленный»).
Тем не менее, в конкурсе были картины, пытающиеся «артикулировать» действительность, выявить ее больные зоны. Характерно, что именно эти фильмы оказались незамеченными жюри.
«Девственность» Виталия Манского - документальная картина, по примеру западных форумов, показанная в основном конкурсе. Фильм про общество с девизом «Все - на продажу». Про «юную смену», которая теряет невинность и чистоту взглядов, впитав рыночную идеологию общества. Про товарные отношения в эпоху, когда товаром становится все: талант, интеллект, дети… девственность.
Три героини - юные покорительницы Москвы. И желтоглазая столица - город с заманивающими огнями - опытная растлительница юных душ. Катя пытается через Интернет продать девственность, чтобы получить образование в Москве. Карина - Барби из поселка Выползово. Она – смысловое открытие фильма. У нее все розовое: кровать, перья, подушечки-сердечки, мягкий слоник, одежда и обувь. Ее цель – мировая слава. Она обязательно станет знаменитой типа Мадонны, Мадонна-то уже старая. А Карине - 16. Учиться, чтобы нищенствовать? Не-а. Блондовое чудо в перьях создано для яркой жизни. Если бы ей предложили (ударение на «о») лишить себя девственности бутылкой «Пепси», она бы согласилась бы за 3 миллиона долларов, потому что… главное верить в мечту! На поезде Караганда-Москва розовая Карина мчится в столицу на охоту. Берегись Собчак! В финале «розовый ангел» будет кружиться вокруг шеста в интим-клубе, зарабатывая на присмотренное в салоне розовое авто: «А радио в машине есть?».
Третья девушка Кристина из Котовска проходит кастинг на программу «Дом-2» (по слухам сейчас этот «Город любви» пытается судиться с Манским). Этот кастинг, скажу вам, - колоритная иллюстрация дичайшей нравственной деградации, результат изощренного пакостного эксперимента, который последовательно проводят желтые издания, и того же цвета телевидение. Брать от жизни все? А где дают? Вы последний?
Молодые неистово пиарят себя: «Лучший продукт - это я». Цель? Деньги, квартира, популярность. Косноязычные, малообразованные. «Через что вы можете переступить?». «Продать родителей». «Спать со всеми». «На все пойду». Самое ужасное – эта исступленная решимость.
Уже внутри «Дома» Кристине велено соперничать с другой девушкой за клоунского плей-боя Степана Меньшикова (до этого я «Дома…» не видела, но выяснила, что Степан и его сожители – медийные кумиры молодежи). Симпатичный режиссер за невидимым экраном руководит поступками телегероев, шепча им в ухо нужные слова («привет Оруэллу!»). Они с выражением повторяют слова «Большого Брата, не смыкающего глаз», по его указке идут на сближение и предают друг друга.
Смущает в этой безусловно талантливой работе с восхитительным визуальным рядом два обстоятельства. Первое. Авторский текст Дмитрия Быкова банален и предсказуем в стыке с уникальными съемками и интервью, снижает градус повествования. Второе. Авторская позиция. Виталий Манский, подобно режиссеру «Дома-2» где-то там, сверху, над героями. Чего в фильме нет - сочувствия. Даже к тихой Кате (ее сюжет – самый вялый), с видимой мукой проговаривающей свои признания в камеру. Эти герои и их истории, этот город – просто повод поговорить со зрителем об инфекции, изнутри разъедающей общество. О диктате всеобщей калькуляции, когда чуть ли каждый понуждаем решать: что или кого же он может продать?
Алексей Учитель экранизировал рассказ Владимира Маканина «Кавказский пленный». В картине «Пленный» двое русских солдат берут в плен чеченского юношу, чтобы тот указал дорогу к обстрелянной в горах колонне. Не новая тема: оппозиция человеческого законам войны. Война призвана изъять человеческое и стереть в пыль. На войне люди обращаются либо убийцами, либо трофеями. Этот внешне скромный фильм (на протяжении всей картины - ни одной красивой сцены, хотя действие происходит в горах). И только финал, на котором звучит чеченская песня, распахивает панораму видов, столь ослепительных, словно ее величество природа вопреки законам войны все еще безуспешно пытается своей красотой спасать мир.
Для Владимира Маканина это усилие красоты само по себе ценно. И понятие «пленный» для него - весьма символично: «В какой-то момент я почувствовал, что пленные были и будут всегда: и в Древнем Риме, и в нынешних войнах. Есть вечные темы: смерть, любовь. А есть подспорье этих тем. Такова тема пленения, пленности. Все мы в той или иной степени пленные.
На круглом столе «Из России с любовью» иностранные участники форума: отборщики кинофестивалей, киноведы и кинокритики говорили об отечественном кино. Генеральный секретарь ФИПРЕССИ Клаус Эдер назвал общее настроение хаосом, экран источает глобальную неуверенность. «Ясно, - сказал он, - что роль кино в обществе потеряна».
Господин Эдер не наблюдает наше новейшее кино в динамике. А она такова - российское кино медленно, но очевидно приобретает европейскую осанку. «Шультес» следует западной модели, поэтому так нравится в Европе. И в отличие от «Новой земли» или «Тот, кто зажигает свет», режиссеры Бакурадзе, Учитель, Волошин, Омарова, Гай-Германика, Дворцевой не калькируют «иностранное», сочиняют свое кино от первого лица, но при этом учитывают опыт современного европейского кино. У нас появились и совершенно европейские актеры. Ксения Раппопорт или Олег Долин в равной степени могут сниматься в Москве или в Риме. Но главное, наше кино перестает быть равнодушным, конформистским, оторванным от жизни людей. Рефлексирует на темы реальности. Оно протестно по отношению к этой реальности. Киновед из Венгрии на круглом столе возмущалась: «Отчего все фильмы такие мрачные? Ваша страна на таком подъеме. Будьте оптимистичней!». В самом деле, за исключением романтической комедии «Плюс один» (партнер Мадлен Джабраиловой английский актер Джетро Скиннер назван лучшим актером), действие многих фильмов походило на движение на ощупь в потемках. Россия в интерпретации молодых режиссеров (из 14 участников – 9 либо дебютанты, либо авторы второго фильма) и их старших коллег Серебренникова, Прошкина, Учителя – пасмурна, холодна, угрюма и не слишком оптимистична. Так они чувствуют. Для этого отрывают пространство, в котором разворачиваются события фильма от окружающего мира. Конечно, можно призвать их снимать новых «Кубанских казаков», прославляя достижения народного хозяйства новейшего общества. Только зачем? Для этого у нас есть телевизор и специализирующиеся на бодрости и оптимизме издания.
В кинематограф пришло поколение режиссеров, не желающее воплощать глобальное строительство потемкинских деревень на экране. Они мучительно и не уверенно продираются к нутру своего времени. Не боятся разговаривать со зрителем без заискивания, начистоту. И если сложить текст фильмов в общую картину – то на экране возникнет тусклый образ «Обратной стороны страны».
