На премьере летели конфетти, пенились юбки, покачивались вишенки в ушах ало-напомаженных барышень. Их худосочные френды вздымались над толпой клоунскими коками, покачивались в шузах на манной каше, тонули в полосатых пиджаках, сияли галстуками с пальмами цвета «пожар в джунглях». Жар рок-н-ролла вырывался через автоматические двери на ледяную улицу, заставляя спешащих прохожих остановиться-оглянуться…

Если коротко, Валерий Тодоровский снял кино о нонконформизме, окунув тему стиляг 50-х в музыку 80-х и 90-х. Если чуть подробнее — история превращения одного комсомольского жлоба в настоящего чувака. Если по существу — редкий для нашего кино опыт легкомысленного мюзикла с социальной заточкой.

Жил-был студент Мэлс, активный участник дружинных рейдов по поиску стиляг — прихвостней Запада. Но после падения в парковый пруд с легкой руки принцессы «Бродвея» вынырнул совершенно другим — чисто ершовский Ванюша из котла с кипятком — по уши влюбленным. Девушку зовут Польза. И теперь Мэлс готов не только проводить с Пользой и ее друзьями круглые сутки, но и избавиться от последней буквы имени-аббревиатуры. Маркс, Энгельс, Ленин, значит, остаются… а Сталин? «Вот он в платье нарядился, царь-девице поклонился». Подпольный наряд Мэлсу шьет подпольный портной дядя Ёся.

Своими прикидами они самоотверженно раскрашивали бесцветный мир. Серая среда истово сопротивлялась: резала им одежду, волосы, исключала из институтов, комсомола, таскала за непокорные вихры в органы. Потому что власть сочла их социально опасными. Население сталинской эпохи было обязано носить униформу. Разноцветье приравнивалось к разномыслию. Но эпоха черно-белого кончалась. И железную стену они ломали своими головами, и начесанный кок-шницель вряд ли смягчал эти удары. Это был пестрый показательный протест, вырывающийся за пределы коммуналок, подвальных сырых хибар и дружного суконного марша Москвошвея. В фильме Тодоровского все время прочерчивается эта оппозиция. Сумрачный убогий быт — и праздничный фейерверк Коктейль-холла. Заслуженная гармонь — и прихвостень аккордеон. Строгий кларнет — и с катушек съехавший, сорвавший голос саксофон. Единогласно голосующая молодежь — и изгибающиеся в карикатурных рок-н-ролльных позах «шпионы в собственном доме». Тодоровский с видимым удовольствием рассказывает об эстетических диссидентах и вымечтанной ими мифологии несоветской реальности. Но и самых стойких поджидало разочарование, страшное известие из вожделенной Америки: «Стиляг там нет».

«Стиляги» наследуют традициям не только относительно недавнего «Мулен Ружа» Лурмана (Лурман использовал в фильме знаменитые поп- и рок-хиты ХХ века от Нирваны до Мадонны; в фильме Тодоровского — хиты отечественных групп «Браво», «Наутилус», «Ноль», «Кино», а также Сукачева и Галанина), но и фильмам американских кинокудесников Донена и Келли конца 40-х, в которых мюзикл вышел на улицы Нью-Йорка. «Стиляги» могучи своими музыкальными номерами, вписанными в действие и при этом абсолютно самостоятельными. Любопытно, удержится ли Первый канал, взявшийся продвигать картину, от показа этих ретрошлягеров в новогоднюю ночь?

Вместе с тем я бы не сравнивала фильм с увядшими опытами «Старых песен о главном». Тодоровский — высококлассный профи, снимает свои главы-клипы, включая все регистры режиссерской фантазии, эмоциональной палитры. Кульминация фильма — «Скованные одной цепью», превращенная в ритмизованную отповедь студенту-отщепенцу от имени здорового серого коллектива с комсомольскими значками: «Но ты не победил. Наша цепь не порвется…» Серый монолит аудитории, застывшие лица, механическая пластика, роскошная перкуссия: стук крышек парт — это приговор. Иллюстрация к приговору — вырезки из газет того времени: «Джаз — не наша музыка». Гармаш — одинокий папаша двоих шалопаев, фронтовик — самозабвенно распевает в трусах «Человека и кошку», растягивая до предела меха гармошки. В этом клипе — его биография. Камеры уносятся во флеш-бэки и возвращаются в коммуналку, взмывают над ней… Чтобы увидеть в разрезе нашу коммунальную позавчерашнюю жизнь.

Ну да, сюжет фильма не слишком оригинален. Собственно, мюзиклу это позволительно. И история с новорожденным чернокожим у Мадонны рок-н-ролла с кликухой Польза — практически неприкрытая цитата из «Цирка». Когда френды-стиляги приходят на смотрины ребенка, так и чудится: сейчас возьмут они его в руки, будут передавать друг другу, припевая знакомое-дунаевское «…сто путей, сто дорог для тебя открыты…» Можно сказать, что и подлинного драматизма в фильме — едва ли щепотка, для пряности. Чтобы не огорчить, не расстроить аудиторию. Это фильм — радость, не надо печалиться — вся жизнь впереди. Поэтому и метафоричное смысловое название «Буги на костях» уступило (не без давления прокатчиков) место безобидным «Стилягам». И в светлом финале, буквально как в «Марше энтузиастов», дети разных эпох и стилей: рокабиллы, растаманы, готы, фрики, милитари и конечно же стиляги идут по Тверской-Горького-Бродвею-Броду. И шествию их никто не препятствует, не мешает. Чистое фэнтези…