СюжетыКультура

Фокус-группа

В Манеже открылась выставка Юрия Роста

Этот материал вышел в номере № 07 от 26 Января 2009 г.
Читать
Сколько бы Рост ни обманывал меня и всех, нет у нас обиды на него, ибо обман его природу искусства имеет. Когда пишешь о Юрии Росте, невольно впадаешь в речитатив, в стиль притчи и Песни песней. Если бы приказал Некто: выбери себе героя и...

Сколько бы Рост ни обманывал меня и всех, нет у нас обиды на него, ибо обман его природу искусства имеет.

Когда пишешь о Юрии Росте, невольно впадаешь в речитатив, в стиль притчи и Песни песней. Если бы приказал Некто: выбери себе героя и пиши о нем всегда, не отклоняясь на пути других героев и персонажей, — я бы выбрала Роста. Потому что Рост есть необозримая совокупность лиц и пейзажей, судеб и приключений, мудрости человеческой и научной, ремесел людских и игр природы.

Которые не верят в этот феноменальный парадокс, да не поленятся они и сходят на выставку в сгоревшем и вновь отстроенном, подобно Рейхстагу, Манеже, а называется та выставка «Групповой портрет». Смысл этого названия не в том, что Юрий Рост снимает группы людей, хотя и их тоже. Смысл в том, что этот кентавр (недаром дом его известен как «Конюшня») с телом молодого мужчины 70 лет и фотокамерой вместо головы собирал на протяжении жизни и наконец собрал грандиозное застолье из гениев, солдат, их матерей, артистов, мыслителей, стариков, детей, хитрецов, сапожников, хлеборобов, вдов, птиц, вождей, художников, старух да плюс чернокожих красавиц на фоне, возможно, войны, а возможно, и сдвигов земной коры, — собрал всю эту компанию, можно сказать, по крупицам, изъездив и излетав планету Земля во всех направлениях, и вот. И вот, запечатленные, эти крупицы человечества (не исключая птиц) образовали фокус-группу Юрия Роста. Фокус-группа, если кто не знает, это то, что Курт Воннегут называл каррасом. Люди, связанные необъяснимыми связями, вследствие чего становятся зависимыми друг от друга (и автора) и вместе с ним должны пересечься в некоей точке пространства-времени. И в эту секунду возникает новое качество мира. Это лично мое толкование, не исключающее десятки и сотни других. Потому что миссию Юрия Роста на планете Земля можно толковать как Тору — произвольно.

Мой произвол — определить эту миссию как поиск общего Фокуса как в оптическом, так и историческом смысле.

Не больше. Но и не меньше.

При желании фотографии Роста можно было бы описать. На то мы и писатели. Но делать этого не надо. Он и сам написал про каждого персонажа Группы лучше и точнее любого из нас, хотя бы потому, что не только знал, но и чувствовал, о чем пишет. Тем более что сейчас мы никакие не писатели и даже не художники, а исключительно зрители и читатели. Я лучше расскажу, «что происходит с нами, когда мы видим сны» (это не Рост, это Окуджава, но в чем-то они продолжают один другого). Между прочим, это и есть главное. Все, что снимает Рост, является продолжением Роста же, его дальнейшим человеческим ростом. Вот солдат среди других ветеранов на празднике Победы. Почему именно он? С таким корявым, растерянным лицом, на котором вместо радости — одно лишь горестное непонимание?

— Это что-то небывалое, — сказал мне Норштейн, зритель и тоже персонаж выставки. — Они все ему открываются. Только ему.

Они (мы) открываются ему сразу. Это и происходит с нами во сне. Мы живем, как с родными, с незнакомыми совершенно людьми, вступаем с ними в отношения, любим и ссоримся, они гоняют нас по жизни, бьют и целуют, смешат, пугают и сочиняют для нас свои истории. Во сне мы видим мир как бы со многих точек и многими глазами, которые в обычное время спят. Так видит своих героев тысячеглазый Аргус Рост.

«Я видел Грузию его глазами и люблю ее его любовью», — пишет он про Гоги Харабадзе, артиста, которого снял при полном параде, но босым. Вот так и мы говорим себе: я вижу Георгия Харабадзе (Беллу Ахмадулину, рядового Богданова, свинарок Фросю, Любу и Нину и всех остальных) глазами Роста и люблю их его любовью. Мы узнали и полюбили Гоги Харабадзе именно босым, хотя в «Комсомолке» его портрет был напечатан в ботинках, которые нарисовал ретушер Иван Васильевич после того, как Рост ушел с дежурства. У моего приятеля фотографа Юры Феклистова хранится этот оригинал — с ретушью. Когда-нибудь его можно будет продать на Сотбисе, только не такой Феклистов дурак.

Вообще я знаю многих фотографов и, работая в разных изданиях, дружила со многими из них. Фотограф, особенно газетный, обладает специальным качеством. Он, как Копперфилд, умеет проходить сквозь стены. Человек с камерой теряет собственную материальность. Пустоты, образованные им, заполняет фактура. Рост тоже умеет все это. Но фокус в том, что он не растворяется в фактуре, а поглощает ее. И потому видит «то, чего нет», как сам он написал о Параджанове. В грузинском цикле «9 апреля» есть репортажная «карточка», как профи называют свои шедевры, где за плечом вдохновенного оратора Мераба Коставы, любимца народа, борца и диссидента, стоит Гамсахурдиа. Глаза его оживленно-лживы, и коварную улыбку будущий диктатор прикрывает двумя пальцами. Рост еще не знал, как оно повернется. Но история уже вошла в него всей своей неизбежной фактурой.

«Завидую Винсенту Шеремету — воздухоплавателю, философу и поэту: он легко перемещался во времени и пространстве. Уходил от друзей и любимых навсегда и приходил к ним снова, когда слово «навсегда» желтело и опадало, оголяя его жизнь до следующей весны отношений…» Рост гениально придумал себе маску, искушенный в дружбе с такими мастерами, как Резо Габриадзе и Тонино Гуэрра. Маска обрела плоть, поэтому Роста можно встретить в разных местах одновременно. С помощью этих масок поэт и философ (и, конечно, воздухоплаватель) Юрий Рост пишет и снимает свою Человеческую комедию, которая нередко оборачивается трагедией, никогда при этом не повторяясь как фарс. Он обманывает нас пространством выставки, заставляя время поворачивать вспять. Двигаясь вдоль стен, мы становимся двухмерными, я окликаю товарища, и Акрам поворачивается, с интересом смотрит на меня и молча идет себе дальше, сам теряя объем. Все мы здесь играем в театре Роста, все мы черно-белые, тогда как черно-белые пацаны на фотографии называются «Рыжие», и в этом нет сомнения.

Есть только один человек в Москве, кто бы мог ехать по Тверской на лошади по имени Ксерокс, избрав этот способ для посещения дамы по имени Белла Ахмадулина. Вы его знаете. Или, по крайней мере, вам кажется, что знаете. Потому что невозможно познать того, кто строит себя по образу и подобию мира.

P.S.Редакция «Новой» за участие в событии, созданном нашим обозревателем Юрием Ростом, благодарит: правительство Москвы, музей «Московский дом фотографии», АФК «Система», лично — Ольгу Свиблову и Леонида Меламеда.

shareprint
Добавьте в Конструктор подписки, приготовленные Редакцией, или свои любимые источники: сайты, телеграм- и youtube-каналы. Залогиньтесь, чтобы не терять свои подписки на разных устройствах
arrow