На прошлой неделе в Москве состоялась международная конференция по законодательству, регулирующему деятельность некоммерческих организаций (НКО).
Конференцию организовали: филиал Международного центра некоммерческого права (МЦНП), партнерство «Юристы за гражданское общество» и Конференция международных неправительственных организаций Совета Европы (КМНО). Странно, что в подготовке мероприятия не приняли участия (по крайней мере явного) российские чиновники: после того как президент Медведев обратил внимание на гражданское общество, государственная забота об НКО вошла в моду, и множество чиновников объявили о своем желании реформировать предельно неудобное для «третьего сектора» законодательство.
Впрочем, конференцию посетили официальные лица (например, депутат Государственной думы Алина Кабаева и член Совета Федерации Борис Шпигель). Их нервы организаторы постарались сберечь. Директор МЦНП Дарья Милославская даже предложила собравшимся «не смотреть по сторонам и искать проблемы», а думать о «перспективах». Поэтому о проблемах говорили в основном тогда, когда крупных чиновников поблизости не было.
На конференцию приехали в основном профессиональные юристы, имеющие дело с НКО. Меня, правда, смутило отсутствие представителей некоторых авторитетных организаций, следящих за положением НКО, — например, сотрудников «Международной амнистии» и Human Rights Watch, публиковавших доклады о состоянии отечественного «третьего сектора», а также номинальное участие в работе конференции Московской Хельсинкской группы и Молодежного правозащитного движения, которые занимаются мониторингом нарушений свободы ассоциаций.
Открывая конференцию, Дарья Мило-славская определила: гражданское общество — это одно из условий функционирования «успешного, сильного, доброго и гордого» государства. Она заявила, что государство не в состоянии «взять под полный контроль» деятельность НКО, однако каким жестким ни был бы закон, «третий сектор» должен его соблюдать.
Зампредседателя думского Комитета по делам молодежи Алина Кабаева пообещала поддержать НКО, поскольку «представляет не только законодательную власть, но и некоммерческий сектор» (последнее словосочетание ей удалось произнести не сразу):
— Про наше общество говорят, что оно не активно. Однако я смотрю в этот зал — а он не резиновый, сюда попали не все — и вижу, что с обществом все в порядке.
Член Совета Федерации Борис Шпигель, изображая буйного русского медведя, поймал в коридоре бывшего президента КМНО Совета Европы Аннелиз Ошгер и долго объяснял ей, что наша страна — не враг Западу, а для закрепления эффекта приобнял ошалевшую еврочиновницу.
С соотечественниками сенатор вел себя куда строже. На брифинге Борис Шпигель назвал российское гражданское общество «только что рожденным дитятей, которого нужно вести по жизни», однако заверил, что готов выслушать мнение «дитяти» о реформах («Спешить будем медленно, потому что все нужно сделать цивильно и правильно»), и сообщил, что ждет от НКО «посылов».
Кроме того, Шпигель заклеймил «субъективно мыслящие» и «деструктивно действующие» НКО, «превратно понимающие» национальные интересы. По мысли сенатора, несмотря на то, что государство пытается «повернуться лицом» к гражданскому обществу и уже почти сделало это, некоторые НКО платят черной неблагодарностью. Так, Московская Хельсинкская группа и «свойственные ей организации» бойкотировали прошлогодний международный форум НКО в Пензе. Они, напомню, сочли чересчур назойливым желание чиновников (в том числе Шпигеля, которого в Совет Федерации делегировала как раз Пензенская область) участвовать в его организации.
После брифинга Борис Шпигель сообщил задержавшимся журналистам, что глава МХГ Людмила Алексеева получила «два миллиона долларов от американцев через поляков», поэтому «хотела провести конгресс не в Пензе, а в Киеве». Мне удалось узнать мнение на этот счет исполнительного директора МХГ Нины Таганкиной: «В нашей отчетности фигурирует сумма два миллиона, но не долларов, а рублей. Это грант от российского государства на работу нашей общественной приемной в 2009 году».
На следующий день (конференция была двухдневной) я отправился на секцию «Государство — контролер, помощник или партнер некоммерческого сектора?». Исполнительный секретарь Форума доноров Наталья Каминарская рассказала, что в последние годы государство и НКО перешли от взаимного отрицания и конфронтации к диалогу, и теперь «третий сектор» нужен государству больше, чем ему нужно государство. Это связано, в частности, с тем, что государство признало экономический потенциал НКО. Ольга Шепелева (институт «Право общественных интересов») посетовала, что общественные палаты и советы позиционируются как площадки для постановки «третьим сектором» проблем. Другие роли за НКО государство признает редко.
По мнению исполнительного директора отделения Всемирного фонда дикой природы (WWF) Петра Горбуненко, к мнению НКО госорганы прислушиваются, когда им это выгодно. Например, несколько лет назад WWF выяснил, что не 15%, а целых 90% вылова осетровых в России являются браконьерскими, и известил об этом Минсельхоз. Министерство отмахнулось, и экологи поделились информацией с ФСБ. Чекисты подняли осетровых на щит, причем преподнесли скандальные цифры как результат собственных изысканий. «Вот вам положительный опыт, — резюмировал Горбуненко. — Правда, через три недели после этого произошел скандал с британским шпионским камнем».
На финальное собрание приехали глава президентского Совета по содействию развитию институтов гражданского общества и правам человека Элла Памфилова и председатель думского Комитета по делам общественных объединений и религиозных организаций Сергей Попов («Единая Россия»).
Делегаты сошлись во мнении, что одна из главных проблем «третьего сектора» (они в основном те же, что несколько лет назад) — отсутствие эффективной правовой защиты и невнятное законодательство, отбивающее у людей охоту создавать НКО и дающее простор для чиновничьих злоупотреблений. Например, чтобы зарегистрировать некоммерческую организацию, приходится тратить больше денег, сил и времени, чем для регистрации фирмы. Правда, юристы напомнили, что и в странах с несовершенным законодательством, бывает, НКО чувствуют себя комфортно — была бы воля правительства. Низкая правовая грамотность НКО объясняется отчасти тем, что язык закона темен, а на юрфаках некоммерческое право специально не изучают. К тому же НКО часто относятся к закону нигилистически, полагая, например (думаю, справедливо), что их отчеты в Минюсте не читают.
Кое-что можно предпринять. Например, поправить неоднозначный закон о социальной рекламе, который Дума приняла в первом чтении. Он, во-первых, определяет, что изготовление такой рекламы должно быть бесплатным, а размещение почему-то возмездным, а во-вторых, в этой рекламе не должны упоминаться названия НКО. Или позволить НКО добывать деньги там, где они считают нужным. НКО не вправе получать деньги от региональных властей, а критерии отбора Общественной палатой грантополучателей туманны. Остается искать деньги за рубежом. Однако тогда действует негласное правило: если НКО получает деньги от зарубежных или международных организаций, она не получит господдержку. Но главное — переломить негативное отношение госаппарата к «третьему сектору». Это трудно: чиновники, разрабатывавшие репрессивные поправки 2006 года, сохраняют свои посты.
Когда итоги своей секции подводил глава экспертного совета по законодательству КМНО Совета Европы Сирил Ричи, собравшиеся могли наблюдать выразительную пантомиму. Когда Ричи заявил, что российским НКО неплохо было бы предъявить государству консолидированный взгляд на проблемы, депутат Попов важно кивал. Когда Ричи напомнил, что Дума до сих пор не ратифицировала 14-й протокол к Декларации о правах человека, депутат насупился и зачем-то высунул язык. А когда европеец объявил, что российские НКО могут рассчитывать на поддержку Совета Европы, Попов заметил, что «законы не будут упрощаться до примитивного, бытового уровня», а НКО «не следует себя противопоставлять, надо уметь работать с депутатами». И ушел, уклончиво заметив:
— Мы поддержим вопросы, поднятые Эллой Памфиловой, если они разумны и реальны.
Итак, юристы — в основном за гражданское общество. И, похоже, за осторожное сотрудничество с государством, неожиданно проявившим интерес к жизни «третьего сектора». Правда, изменение официальной риторики — вещь в нашей стране такая же привычная, как заморозки или оттепель.
