«Он совершил в журналистике переворот! Доказал, что предметом всеобщего обсуждения могут стать повседневные страдания, которые обычно люди приписывают только себе, они думают, что это только им так не везет, только их одних унижают, обсчитывают… Нет, это не личное дело каждого!..»
Анатолий Рубинов
Мне на редкость не повезло с самого начала: сел в автобус, где оказался кондуктор. Сразу вспомнились печальнейшие времена, когда один кондуктор мог за четыре минуты превратить сорок обыкновенных людей в неврастеников, поссорить молодоженов, заставить заикаться бывалого докладчика…
Поначалу все обошлось сравнительно благополучно. Я только узнал о себе, что похож на обезьяну, прусь, как бык, упираюсь, как баран, продвигаюсь, как черепаха, и черт-те знает, откуда я только взялся на свете. Все это быстренько сообщила мне миленькая девушка с сумкой на боку. Когда мы с ней расстались, по дороге в магазин я подумал, как это хорошо все-таки, что автобус теперь работает без кондуктора, а кондуктор — без автобуса.
В магазине в этот ранний час было совсем пусто, и четыре красивые продавщицы из разных отделов собрались у одного прилавка. Они по-голубиному тихо ворковали. Как я вскоре понял, самая высокая девушка в халате продавала обувь, а самая маленькая, совсем крохотная, — шляпы, хотя, наверное, обеим было бы удобнее, если бы они поменялись отделами. Им составляли компанию еще две девушки в халатах — брюнетка с тонким голоском и блондинка, говорившая басом. Несмотря на все внешние различия, ругали меня они поразительно одинаково, и я даже не помню, кто сказал мне, что я «похож на обезьяну», кто — что я «нетерпелив, как бык», кто — что я «бестолков, как баран», а кто — что я «черт-те знает, откуда только взялся на свете».
Радуясь за автобус, который работает без кондуктора, я никогда почему-то раньше не беспокоился о том, как же обходится кондуктор без автобуса. Теперь я вдруг сообразил: кондукторши перешли в магазин. Но они просчитались: Книги жалоб нет только в автобусе.
Не стоит рассказывать, как отважно сражались за эту книгу четыре продавщицы, но их словесные пули, не столь крупного калибра, хотя и сыпавшиеся автоматной очередью, все же не пробили брони. Я оказался спокоен: чтобы пули не царапали, надо их просто глотать. Автоматчицы сдались с почетом: по велению директора мне был отдан дорогой трофей, и уже не пули — снаряды продолжали бить прямой наводкой с четырех сторон.
Я решил своих врагов не убивать. А посрамить.
Закрывая книгу от постороннего глаза, я написал:
«Продавщица Лидия Степанова отлично обслуживает покупателей, ведет себя вежливо, культурно, как подобает образованному человеку».
— Закрывай, — требовала она. — Как будто кому-то интересно смотреть, как ты рисуешь свои каракули. И ничуть не обидно: какой-то мальчишка, а пристает ко всем, намеки разные делает.
Я спросил ее фамилию и написал:
«Полина Панферова внимательна к каждому покупателю, даже если он молод. Держится со всеми с достоинством».
— Я его давно знаю, — на самых высоких нотах сообщила свою биографию брюнетка. — Еще когда на Сретенке в шестнадцатом магазине работала, вечно докучал, а сам нищий, неряха и копейки за душой нет. Ходит только приценяться.
Пришлось и об этом написать.
«Лена Черепанова хорошо помнит всех своих покупателей. Писать о ней мне и совсем неудобно: мы знакомы еще с тех пор, как она работала на Сретенке в шестнадцатом магазине. И я запомнил, что она особенно охотно помогает тем, кто долго приценивается, не решаясь сделать покупку».
Мне не дали закончить. Человек в синей форме с кантом положил руку на книгу, на одном его пальце висел свисток. Милиционер сказал:
— Довольно безобразничать.
Когда меня уводили, позади я услышал незнакомый голос:
— Я человек посторонний и хочу быть свидетелем. Дайте мне Книгу жалоб, я напишу все как было.
Нас вернули с полдороги. Милиционера и меня догнали четыре девушки в черных халатах — очень высокая, очень маленькая, брюнетка и блондинка. Они были смущены, глубоко дышали от сильного бега и — честное слово! — не могли говорить.
— Вы, кажется, хотели купить туфли?
Я вернулся в магазин. Там, на прилавке, лежала книга с веревочной петлей. Книга была раскрыта на том месте, где кто-то поперек моей жалобы, написанной карандашом, сердито и крупно написал чернилами, не прочитав предыдущего:
«Я все видел и слышал своими глазами и ушами. Все это неправда. Было как раз наоборот. Он сам хорош. Петров».
Спрашивайте в киоске «Новой» — ст. м. «Чеховская»
