СюжетыКультура

Стоящая нить

Вячеслав Колейчук нарушает законы земного притяжения

Этот материал вышел в номере № 45 от 29 Апреля 2009 г.
Читать
Вячеслав Колейчук нарушает законы земного притяжения Чёрный квадрат обычно связывают с супрематическими манифестами Казимира Малевича. Между тем он (а были ещё Красный, Белый квадраты) находится в кровном родстве с театром, с постановкой в...

Вячеслав Колейчук нарушает законы земного притяжения

Чёрный квадрат обычно связывают с супрематическими манифестами Казимира Малевича. Между тем он (а были ещё Красный, Белый квадраты) находится в кровном родстве с театром, с постановкой в 1913 году оперы «Победа над Солнцем», либретто которой написал Крученых, музыку — Матюшин, а декорации и костюмы создал Малевич. Об этом напомнило «Путешествие Квадратика», выдвигавшийся ныне на соискание «Золотой маски» по номинации «Эксперимент» мультимедийный проект в семи частях Тотального театра Вячеслава Колейчука*.

Колейчук — это…

…«Классический Кентавр, пришедший в мир, чтобы удивлять нас, простых смертных». Такое услышал я однажды от Даниила Данина, придумавшего кентавристику, науку, которая изучает взаимопритяжение и взаимоотталкивание двух основных способов познания человеком мира логического и художественного, образного. Данин даже читал в РГГУ курс лекций по кентавристике, которая в общем-то была всегда, но только мы раньше не знали, что она так называется. Ну совсем как мольеровский Журден, не ведавший, что всю жизнь разговаривал прозой.

Гений. По определению «Комсомольской правды», предложившей считать таковым того, кто сможет сконструировать треугольник Пенроузов с тремя прямыми углами. Это такой виртуальный объект, проекцию которого можно нарисовать, но невозможно построить в пространстве. Вячеслав построил (как и еще целый ряд «невозможных» фигур). А за «гения» не обиделся. Только усмехнулся в свои — а-ля Николай Васильевич Гоголь — усы.

Изобретатель нового класса строительных конструкций самонапряженных или вантово-стержневых. Когда-то, еще в студенческие годы, он вместе с однокурсником по Московскому архитектурному институту Ю. Смоляровым получил на этот счет патент — почти одновременно с великим американским архитектором Б. Фуллером.

Тогда же Колейчук соорудил шестиметровую модель атома, парившую в воздухе над площадью Курчатова в Москве. Она вращалась, переливалась всеми цветами радуги под электронную музыку, написанную по этому случаю Терменом, которого современники называли «советским Фаустом», — человеком-легендой, успевшим за свою долгую жизнь побывать создателем первого в мире этектромузыкального инструмента — терменвокса, на котором он обучал играть Ленина; американским миллионером; заключённым ГУЛАГа; автором целого ряда поразительных изобретений и открытий, сделанных им в научной «шарашке»; а в 60—70-х годах прошлого века ещё и активно поддержавшим первые шаги Вячеслава Колейчука, Булата Галеева и других молодых первопроходцев возрождавшегося отечественного авангарда.

Мне посчастливилось видеть это чудо. Незабываемое было зрелище! Модель из вантово-стержневых конструкций казалась гигантским невесомым воздушным шаром, хотя на самом деле весила тонны. Эта модель, между прочим, попала тогда на почтовую марку, посвященную очередной Всемирной выставке. Для Советского павильона на следующей выставке, на Окинаве, посвящённой освоению и охране Мирового океана, В. Колейчук и Ю. Шалаев создали сверхлёгкое сетевое покрытие, которое охватывало всю экспозицию и рождало образ единой, напряжённой «сети» жизни: прерви одну нить — рухнет целое. Даже профессионалам было непонятно, как это было сделано. А сделано это было в соответствии с формулами великого русского математика П. Чебышева, полученными при исследовании сетчатых поверхностей и позволявшими описать любую геометрическую конфигурацию.

С почтовыми марками у Колейчука связана ещё одна история. Среди десятков полученных им патентов есть один, выданный им самому себе. Когда он придумал то, что назвал самоколлажем, мол, он тут ни при чём, эффект заложен в самом материале. Раньше этот эффект фантастического преобразования природных пейзажей и городских панорам получали с помощью огромных зеркал, сложной аппаратуры. Колейчук сделал то же самое при помощи обычных ножниц и клея. Берётся пейзаж (собственно говоря, любая репродукция или фотография). Вырезается узкая полоска, разворачивается на 180 градусов и снова наклеивается на то же место. И… вы видите совсем другой, преображённый пейзаж. Конечно, при этом важен глазомер и вкус самого «творца» новой, виртуальной окружающей среды. И вот такую операцию Вячеслав произвёл над почтовыми марками с пейзажными сюжетами. Наклеил их на конверты, адресованные самому себе, отправил с Главпочтамта. Почтари мистификацию не обнаружили. И его авторство было удостоверено круглыми штемпелями печати с датой.

Сегодня вантово-стержневые конструкции работают и на Земле, и в космосе, в самораскрывающихся орбитальных парусах — антеннах. За земной «Парус», самонапряженную конструкцию на площади Наций в Новой олимпийской деревне, Вячеслав был удостоен Государственной премии России 2000 года.

За два года до этого в Москве случился ураган. Он скатал в рулон одну из крыш в Кремле, пронес ее по воздуху, обламывая «ласточкины хвосты» кремлевской стены и обрушил эту трехтонную махину рядом с Мавзолеем. Но вот хрупкие на вид вантово-стержневые хитросплетения «Паруса» удар стихии выдержали.

Не так давно Колейчук еще раз удивил всех, доказав, что первооткрывателями самонапряженных конструкций были, оказывается, не они со Смоляровым и Фуллером, а безвестный российский авангардист начала 20-х годов Карл Иогансон. Прагматичные американцы удивляться отказались и просто изъяли работу Иогансона из подготовленного Вячеславом каталога к выставке российского конструктивизма в США. Зато этот экспонат теперь получил «прописку» в нашей национальной сокровищнице как часть выставки Общества молодых художников 1921 года (братья Стенберги, Родченко, Медунецкий и другие), реставрированной Колейчуком и включённой в постоянную экспозицию Третьяковской галереи.

…Первооткрыватель нового, четвертого после живописи, графики и скульптуры, вида изобразительного искусства — рукотворной голографии, или, как он сам ее назвал, светостереографии.

Тут пришла очередь удивляться даже академику Б. Раушенбаху, который был не только одним из отцов нашей космонавтики, но и глубоким исследователем пространственных взаимоотношений в искусстве разных веков и народов. А ученые мужи и дамы из Третьяковки удивились настолько, что предоставили время и отдельный зал ГТГ для выставки светостереографики Вячеслава Колейчука.

Создатель овалоида — металлозвукосинтезатора с невероятной иллюзией глубины звукового пространства, недоступной сегодня ни одной стереустановке в мире.

Ну и т. д.

Выставки его очевидно-невероятных работ побывали на всех континентах (кроме разве что Антарктиды). Очередная открыта с 15 апреля в центре Москвы, в выставочных залах фонда «Эра».

В споре черного и белого рождается многоцветие мира

Весь этот фейерверк формотворческих прозрений Колейчук давно мечтал сфокусировать, объединить в концепции, как он назвал, Тотального театра. Она следовала из его кинетических экспериментов. Он ведь не просто удивлял всех своими невозможными фигурами, стоячими нитями (которые у него, вопреки Ньютону, тянутся от земли вверх, да еще несут на себе груз каких-то побрякушек), обретающими объем гравюрами. Все это движется, вращается, переливается из одной формы в другую. Он, кстати, автор монографии «Кинетизм», не знаю, как там насчёт планеты, но у нас в России определённо первой.

Опыт общения с театром и кино у него уже был. Его фантазией рождены констукции инопланетян в фильме Георгия Данелия «Кин-дза-дза» Он участвовал в звуковой и изобразительной сценографии «Превращения» по Кафке в «Сатириконе» Константина Райкина.

Но идею самостоятельных спектаклей по собственным сценариям удалось осуществить лишь в последние годы, когда у него появился союзник — дочь Анна, режиссёр, художник, сценограф. Хотя вряд ли что-либо получилось в нынешних условиях нищенского выживания культуры без постоянной поддержки Московског музея современного искусства и без гранта проекта «Открытая сцена» столичного правительства, учреждённого как раз для поощрения таких отчаянных экспериментов.

И вот уже третий спектакль (первыми были «Два Кандинских» и «Птицы сна…»). Новая ступень. Теза — антитеза — синтез? Не знаю, как насчёт гегелевской диалектической триады, но философский узел в «Путешествии Квадратика» завязан, как нынешние молодые говорят, круто. К ним, молодым, собственно, и обращён спектакль, на их языке завязывает с ними непростой диалог о ценностях и смысле жизни.

Сделаю отступление в сторону, позволяющее понять, в чем была суть первых экспериментов Анны Колейчук. В случае с терменвоксом движение руки, не касающейся ни смычка, ни клавишей, — и, словно по мановению дирижерской палочки, удаленный на расстояние инструмент начинает исполнять музыку. Вот так и здесь, в Тотальном театре. Движения актера, его жесты — и в ответ, согласованно с ними, «звучит», переходит из одних форм и цветов в другие окружающее «виртуальное» пространство.

Поначалу, в первых композициях, оно еще было целиком «соткано» из того, что наработано формотворчеством Вячеслава Колейчука. Идея Тотального театра была неотделима от его кинетических экспериментов.

Уже первые постановки Тотального театра («Два Кандинских» и «Птицы сна…»), где все эти новые сценографические средства были полностью подчинены самостоятельным художественным задачам, вызвали интерес у театральной общественности. Но то, что сделано в «Путешествии Квадратика», позволяет говорить о новой ступени, новой высоте.

Отталкиваясь от традиционного библейского сюжета о семи днях творения, авторы «Путешествия» выходят на самые, может быть, болевые точки духовной (или бездуховной?) жизни современного человека. И делают это, «играя» в кубики и квадраты Казимира Малевича. Ведь квадрат — это символ Земли в уходящих в века культурах многих народов. А с другой стороны, пиксель — «первоатом» любого графического изображения на экране телевизора или дисплея — это тоже крохотный квадратик.

Авторы с самого начала позиционируют пространство и время, в котором зрителям предлагается пережить путешествие их удивительного героя Квадратика как сегодняшнее, наше с вами. Спектакль начинается «снегом», который мы привыкли видеть на экране ненастроенного телевизора. Итак, мы смотрим вроде бы вечный библейский сюжет о сотворении мира, человека, его души. Но действие разворачивается в виртуально-информационном пространстве начала XXI века. Но в соавторы, интерпретаторы и духовные поводыри наряду с ветхо-новозаветными нравственными заповедями приглашается Казимир Малевич с его Черным, Красным и Белым квадратами. С молодым человеком (а к нему, думается, прежде всего обращаются создатели спектакля) затевается разговор о ценностях так обесцененной ныне жизни. И ведется он не только на языке Библии, но и на языке, может быть, не всегда понятных ему самому, но определенно модных у него постулатов супрематизма.

Ключевое слово — «супремум». В переводе с латыни — «высший». Определяющий образ — Черный квадрат. У Малевича это что-то вроде астрофизической «черной дыры», при входе в которую — дантово: «Оставь надежду всяк сюда входящий». Кто-то даже назвал его крематорием с пеплом всего предыдущего искусства. Сам Малевич оставил нам афоризм: «Супрематизм сжимает всю живопись в черный квадрат на белом холсте». По этому предельно острому лезвию трудно пройти, не обрезавшись, не оступившись в одну из крайностей. Либо в утверждение, будто все это — мистификация, обман трудящихся, и можно по трафарету наштамповать сколько угодно разных квадратов: черных, зеленых, серо-буро-малиновых. Либо — в почти физиологическую боль при виде того, как в реальном времени нашего фантасмагорического 93-го танки выжигают на «холсте» Белого дома супрематический Черный квадрат Малевича. Такое не проштампуешь по трафарету.

Тем, кто отправил в путешествие современный живой кубик по крайней мере ясно, что «Черный квадрат» — такой же неотъемлемый знаковый символ своего времени, как футуризм Бурлюка и Маяковского и все другие одновременные «измы», как лунный свет поэзии Серебряного века. Ведь и Афродита Милосская без глубокого проникновения в античный мир, в его эстетику, философию, этику или хотя бы без «выпрямляющего» человека восприятия вершин искусства тоже может кое-кому показаться просто красивой древнегреческой бабой, да еще и с отбитыми руками.

Но здесь, в спектакле, супрематическая символика авангардистов прошлого века вместе со строгой хореографической пластикой, с углубляющей фарватер сюжета музыкой, с точной осмысленным использованием цвето- и светоэффектов — служит прежде всего выражению сегодняшних тревог и надежд.

В моду вошло представление о том, что новые информационные технологии ведут не только к новому, виртуальному миру, но и к новому, «нулевому» человеку. Дерзость данного спектакля не в одних его непривычных, поражающих воображение выразительных средствах, но прежде всего в его резком протесте против «оцифровки», «обнуления» внутреннего, духовного мира человека. Вот об этом спектакль. О вере в то, что человек все-таки даже если он с ног до головы оцифрован и может совершать путешествия во времени в виде и под знаком этакого живого кубика-квадратика, не станет «нулевым». Ибо и в новом веке, и до скончания веков, наверное, с ним на его духовных, нравственных внутренних весах, навсегда останутся его «проклятые» вопросы. Что есть истина? Быть или не быть? Что делать. И — в конечном итоге — камо грядеши?

Впрочем, в спектакле он и не отождествляется буквально с геометрической фигурой. Живой, реальный человек проступает из хаоса первомира. Потом раздваивается на две ипостаси: Он и Она. Адам и Ева, если хотите. Но это может быть кто угодно. Или что угодно: разные национальности, вероисповедания, полярно противоположные взгляды на общественное мироустройство.

И вот этот двуединый человек начинает осторожно, а потом все активнее исследовать и преображать окрестности своего бытия, пытается смягчать его холодные острые углы в овалы. А мир сопротивляется этому решению неразрешимой «задачи о квадратуре круга» и все время возвращается к исходным углам. И когда все-таки человеку удается преобразить Черный квадрат в круг, этот круг оказывается черным Солнцем. А он с сизифовым упорством, шаг за шагом, продолжает очеловечивать бесстрастный мир окрест. Но одновременно очеловечивать при этом и себя тоже.

И вот уже при разворачивании, вращении, трансформации Черного квадрата появляется квадрат Красный. А это ведь алый цвет христианских икон, цвет Жизни, цвет Любви. Из Красного, поднятого к вершинам духовности, вырастает Белый квадрат. И когда на сцене Он и Она — все в белом — осваивают, исследуют олицетворяющий Белый квадрат — куб со сверкающими металлическими гранями, на них осторожно, но достаточно явственно проступают радужные блики. Белый всегда несет в себе радугу. Но — не забудем — и Черный тоже несет в себе поглощенную радугу. Между черным и белым нет в «Путешествии Квадратика» традиционного противопоставления. И в точке соприкосновения черного и белого всегда возникает цвет. Это освобождение радуги из-под однозначной власти только белого или только черного и есть, собственно, Жизнь.

Смысл кульминационной сцены спектакля — игры в черно-белые «шахматы» на красной доске Жизни — двойственная природа Человека заставляет его играть в эти «шахматы». И мы сами не знаем, какое начало в нас победит. Эта игра, собственно, и делает нас людьми. Ибо нет нас стопроцентно белых или, наоборот, черных. В каждом есть все. Спектакль — об этом. Но еще и о том, что игра никогда не заканчивается. Гаснет свет на сцене. А игра продолжается. И потому продолжается Жизнь.

В реальности Человек стремится обычно довести до победного финала любую затеянную им игру, будь то шахматы, война или возведение дома, города, государства. А на самом деле те «шахматы», в которые играет наш внутренний мир, сплошь и рядом состоящий из альтернатив и распутий, не имеет финальной победы или поражения. Но в конце концов из игры в эти «шахматы» нашего «внутреннего человека» и рождается и красный цвет жизни, любви, и многоцветие радуги.

И так — до финишной прямой. Но есть ли она, эта финишная прямая? Он и Она в спектакле все время идут на сближение. И все время, словно не видя друг друга буквально в упор, проходят мимо, удаляются в свои уединенные экстремумы. Лишь в финале на секунду сливаются в едином силуэте. Задерживаются и… снова расходятся. Останавливаются. Оглядываются друг на друга. И тут сцена-экран снова скрывает от нас за пеленой того самого, как в начале, виртуального телевизионного «снега».

Конец спектакля. И мы не знаем, разойдутся они снова или наконец соединятся навсегда.

Авторы предпочитают следовать совету поэта с нобелевской фамилией Гинзбург, более известного нам по псевдониму Александр Галич:

Бойся единственно только того,Кто скажет: я знаю, как надо.

P.S. Фрагменты спектакля можно увидеть на выставке работ Вячеслава и Анны Колейчук «Живая графика» в залах фонда «Эра». В дальнейшем спектакль предполагается показывать на «Открытой сцене», в Театре на Поварской.

  • В. Колейчук (худ.руководитель, автор арт-объектов), А. Колейчук (сценарист, режиссер, автор идеи, компьютерной графики и костюмов), В. Таллеров (сценография), В. Николаев (композитор, автор электроакустической музыки), Д. Колейчук (компьютерная анимация), К. Мишин и И. Гонто (актеры; хореография, танец), Д. Льговский (ударные инструменты), Д. Чеглаков (электрогитара), Т. Михеева (голос), С. Шевченко и М. Ставцев (свет).
shareprint
Добавьте в Конструктор подписки, приготовленные Редакцией, или свои любимые источники: сайты, телеграм- и youtube-каналы. Залогиньтесь, чтобы не терять свои подписки на разных устройствах
arrow