СюжетыОбщество

Книжечка

Ей шестьдесят восемь лет, пять месяцев и три дня. Она пришла к нам из сталинского лагеря. Мама придумала ее для сына. Сын о ней до сих пор не знает

Этот материал вышел в номере Cпецвыпуск «Правда ГУЛАГа» от 22.07.2009 №05 (16)
Читать
Мне позвонил человек. Сказал, что приехал с Урала. Его мама передала для меня письмо и какой-то сверток. Я сказала: «Оставьте на проходной». Он: «Нет! Мама сказала отдать вам в руки». А днем раньше главный редактор предупредил меня: ничего...

Мне позвонил человек. Сказал, что приехал с Урала. Его мама передала для меня письмо и какой-то сверток. Я сказала: «Оставьте на проходной». Он: «Нет! Мама сказала отдать вам в руки».

А днем раньше главный редактор предупредил меня: ничего не бери на проходной, обещай! Нам то ослиные уши тогда к редакционному порогу подбрасывали, то кейс с деньгами — короче, сплошные провокации. И тут раздается этот телефонный звонок.

Ну вот спускаюсь я за свертком и, сама себя оправдывая, думаю: что, мне теперь с МЧС к родной проходной идти? Почему именно эти слова (МЧС) в голове всплыли — непонятно. Но на проходной меня ждал офицер МЧС. (Привет дедушке Фрейду!)

Когда прочитала письмо и развернула сверток… Офицер тоже был растерян: «Я только сейчас понял, что привез. Поверьте, мама ничего мне не сказала, просто велела вам лично передать».

В свертке была книжечка. Маленькая, с ладонь. Похожая на молитвенник. Обложка комбинированная: частью — просто кожа, частью — кожа змеи. Внутри прошитые суровой ниткой страницы, бумага плотная, что-то типа картона или ватмана, ну знаете, раньше на такой плакаты рисовали — «Слава КПСС!». Сто четырнадцать страниц.

Из письма: «Прочитала Вашу публикацию «Салфеточка»* и, как пишут в романах, не могла не откликнуться.

Дело в том, что с 1938 по 1946 год моя мама Журид Ольга Александровна пробыла в Карлаге, в отд. № 16 — Коктункуле. <…>

Так вот, посылаю Вам еще один «вещдок» — маленькую самодельную книжицу, мамину реликвию, которую я тоже берегла всю жизнь. Она сделана не мамиными руками — в Коктункуле вместе с мамой работала метеоролог… Очень светлая была женщина, так вот: она делала эту книжечку для своего сына, но… не успела. Когда ее не стало, этот символ материнской любви остался у моей мамы, а я его, естественно, сберегла. Давно хотела ее Вам переслать, но уже хожу плохо, до почты не дойти, а после Вашей статьи поняла, что нельзя, чтобы такие вещи ушли с нами, и вот сейчас, пользуясь оказией (какое смешное, забытое слово, правда?), пересылаю Вам. <…> Труфанова Инна Николаевна, 1932 г. р., г. Верхняя Пышма Свердловской области».

Карлаг — Карагандинский исправительно-трудовой лагерь. Место нахождение: Карагандинская область Казахстана. Территория Карлага — это территории Франции. 2 миллиона гектаров.

Не просто лагерь. Государство в государстве: реальная власть, оружие, свои транспорт, почта, телеграф.

К 1953 году: 26 отделений и 200 лагерных точек. От центра (в радиусе) самый близкий лагерь — 5 километров, самый дальний — 700 километров.

В центре (Долинка) размещался 3-й отдел (потом его переименовали в 1-й). Это тюрьма в тюрьме. Здесь добавляли срок, пытали, расстреливали.

Время существования Карлага: организован 17.09.1931 г.; закрыт 27.07.1959 г.

До 30-х годов прошлого века что было в Караганде? Построенный англичанами (еще при царе) флигель из красного кирпича под бордовой жестяной крышей. И они же, англичане, пробили первый шурф на месте будущей первой шахты и добыли первый уголь. Но на той огромной территории, что станет лагерной, находились 4 тысячи юрт и 1200 немецких, русских, украинских дворов. Всех этих местных людей (100 тысяч) самым жестоким образом депортировали. Для того чтобы (насилие на насилие) выслать сюда 52 тысячи крестьянских семей. Вместе с детьми и стариками это полмиллиона человек.

Под охраной ОГПУ в сторону Караганды идут эшелоны, битком набитые крестьянами. Со всего Поволжья, начиная с Астраханской области и кончая Чувашией и Мордовией, из Пензенской, Тамбовской, Курской, Воронежской, Орловской областей, с Харьковщины и Оренбурга. Крестьян везут по жарким степям в наглухо закрытых телячьих вагонах. Для всего вагона — одна туалетная бочка. В вагонах умирают люди. Покойники остаются вместе с живыми до пункта назначения.

По прибытии отбирают самых крепких парней и девушек. Они строят дорогу Караганда — Балхаш. Дневная норма (даже зимой) на каждого строителя — 8 тонн грунта. Инструмент — тачка, лом, кирка, совковая лопата.

За невыполнение нормы урезают паек. От голода люди падают замертво. Могилы им не копают. Кладут прямо в железнодорожную насыпь и засыпают грунтом.

Ольги Михайловны Раницкой (видимо, той самой, чью книжечку я получила, — почему видимо, объясню позднее), скорее всего, среди этих людей нет. Она явно не крестьянка. Да и до 1941 года при таких НОРМАХ (как искажено само понятие!) не дожила бы. Но ровно 10 лет спустя — в 1941 году — именно в этой географической точке Ольга Михайловна Раницкая начала писать свой дневник.

Вернемся, однако, в раннюю осень 1931 года. 52 тысячи крестьянских семей привезли и бросили под открытым небом. Ни жилья, ни хлеба, ни воды. Поселили в наскоро вырытых ямах.

Летом 1931 года умерли почти все дети до 6 лет. От дизентерии и голода. А тех, кто выжил (от десятилетних детей до стариков), мобилизовали на строительство земляных бараков.

Холод, голод, тиф, цинга. Учета умерших никто не ведет. При комендатурах похоронные команды собирают покойников на телеги и сваливают их во рвы.

Из каждых четырех тех крестьян выжил только один. По самым приблизительным (чертово слово!) подсчетам, здесь, в Карлаге, покоится прах примерно (простите и за это слово, но что делать, если точных данных нет) 400 тысяч крестьян и их детей. Сколько всего в Карлаге погибло людей — неизвестно.

А что планы первых пятилеток? Они были, конечно, выполнены.

Заключенные разработали первые шахты. Освоили тысячи и тысячи гектаров целинных земель. Создали 25 экономически крепких колхозов.

К 1953 году в Карлаге — 106 животноводческих ферм, 7 огородных и 10 пахотных участков. В совхозах рекордные урожаи капусты, огурцов, помидоров.

Агроном Митрошина, осужденная на 25 лет по 58-й статье, вывела сорт картофеля «Эпикур» и получила 60 тонн с гектара. На ВДНХ в Москве демонстрировали «карлаговскую» корову по кличке Морошка: 12 тысяч литров молока в год.

Карлаг кормит армию, дает государству зерно, мясо, оружие (в военное время здесь выпускают мины М-82), одежду (овечью). Рабочая сила даже не «предельно дешевая» — дармовая. Баланда из ячменя «анютины глазки» — почти все затраты.

За украденную морковку или свеклу — расстрел. Попытки к бегству совершались часто. Все заканчивались ликвидацией**.

Один из карлаговских узников — великий ученый (Леонардо да Винчи ХХ века) Александр Леонидович Чижевский. Биофизик, художник, скрипач, поэт. Идея живого и неживого, человека и космоса, психического и физического — темы его научных исследований. 25 лет писал книгу, отказываясь заранее (отдельно) публиковать ее главы. Из воспоминаний Чижевского: «Я предвкушал острое чувство авторства именно такой книги, где, по сути дела, все тогда было ново. Применение теории электронов к наиболее интимным процессам в организме открывало, как мне тогда казалось и что в действительности оправдалось спустя 30—40 лет, перспективы не только в теоретических науках о жизни, но и в практической медицине, тем более что один из способов влияния на эти тонкие и глубокие процессы также уже был мною установлен. Я гордился этой работой и очень любил каждую ее страницу. Так было до 1942 года, когда мой двадцатипятилетний труд, объемом около 40 печатных листов, погиб вместе с другими моими рукописями в количестве около ста папок научных материалов. Сожалел ли я об этом? И да, и нет. В это время гибли миллионы человеческих жизней. Я — выжил, мой труд — исчез. Пусть будет так…» В 1942 году Чижевский был арестован. Его 25-летний труд пропал при (после) аресте (а).

В Карлаге сидели: ученый Николай Тимофеев-Ресовский (Зубр), мама Майи Плисецкой Рахиль Мессерер-Плисецкая, многие актеры, ученые.

Карлаг 1931 года: заключенных — 21 329 человек, в 1941-м — 34 546, 1942-м — 42 586, 1947-м — 60 745, в 1950-м — 66 208 человек.

Через Карлаг прошли, по одним данным, миллион человек, по другим — 1,5—2 миллиона. (Вдумайтесь в разрыв: миллионом больше, миллионом меньше.)

За шесть месяцев 1942—1943 гг. были госпитализированы 17 042 человека, из них умерли 3372 человека. Зафиксирована ли где-либо смерть Ольги Михайловны Раницкой в 1942 году? (По свидетельству мамы Инны Николаевны Труфановой, Раницкая умерла в 1942 году.)

Дела осужденных в лагере рассматривались без прокурора и адвоката. Сроки набавлялись сразу же. Приговор к «высшей мере социальной защиты» (расстрелу) приводился в исполнение немедленно. Обжалование и помилование не допускались. Умерла ли Ольга Михайловна Раницкая своей смертью или была расстреляна? Мы не знаем.

Об условиях содержания заключенных в Карлаге. Из документа от 3 февраля 1941 года Комиссии по всестороннему (!) обследованию лагерных пунктов Карлага: «Во всех бараках, землянках <…> — низкая температура, сыро, нет достаточного воздуха и света <…> отсутствие топлива по 2—3 суток, люди совершенно не раздеваются <…> Заключенные <…> приходят в бараки в совершенно мокрых одеждах, а наутро в таких же одеждах выходят на работу». От 5 февраля 1941 года: «…Стены бараков саманные… полы земляные <…> между нарами — грязь, сыро. Обнаружена массовая вшивость, недостаток белья, которое не меняется и не стирается. <…> На работах даже нет сырой воды. Заключенные едят снег».

Проверка случилась не из-за милосердных соображений, а «на предмет выявления причин отставания по завершению строительства» Жартасской плотины. Сведений о том, что жизнь в Карлаге после этой проверки изменилась к лучшему, нет.

Дневной рацион: хлеб — 450 граммов в сутки, суп (из ячменя и овса), такая же каша. Питание двухразовое. Хлеб выдавался раз в день. Рабочий день длился 12 часов. В военное время отменили выходные дни.

Звоню в Верхнюю Пышму Инне Николаевне Труфановой. Расспрашиваю, точно ли она помнит, что автор книжечки — Раницкая Ольга Михайловна? Рассказывала ли ей мама об Ольге Михайловне? И что именно?

«В 1946 году маму освободили, и я поехала к ней туда, в Карлаг. Мне было четырнадцать лет. Поезд Москва — Караганда, до станции Жарык. Потом сорок километров тряслась на лошади до Коктенкуля. Кругом степь и лагеря (бараки, бараки, бараки).

…О ГУЛАГе мама мне ничего никогда не рассказывала, она боялась, что я стану диссиденткой, и избегала любых острых тем.

Книжечку эту я у нее увидела сразу, при выходе из лагеря. Мама говорила с нежностью: это Олечкина… Больше ничего не помню. Почему-то мне кажется, что мама говорила: Раницкая Ольга Михайловна, но в точности поручиться не могу. А еще — вы видели? — в книжечке нарисована метеорологическая смета, и там есть эта фамилия: Раницкая.

Книжечка была все время с мамой, у мамы. А после ее смерти перешла ко мне. А потом я стала бояться, что мои дети или внуки эту книжечку потеряют, денут куда-то, и решила ее отдать Вам».

Что еще удалось узнать — через книжечку — об Ольге Михайловне Раницкой? Наш кинообозреватель Лариса Малюкова показывала ее рисунки Юрию Норштейну. Он сказал, что это талантливо и что в 20—30-е годы прошлого века в России была очень популярна комиксовая графика. О.М. наверняка была с ней знакома, без включенности в традицию не обошлось.

О.М. — образованна. Может быть, училась в дореволюционной гимназии.

Мы не знаем, сколько ей было лет. Когда всматриваешься в рисунки, вчитываешься в ее тексты, понимаешь: нет, ей не 18 и не 20 лет; есть опыт жизни и опыт личного сопротивления. А сколько — в 1941-м — было лет ее сыну Саше? Пять? Десять?

Кем О.М. была по профессии? Архитектором? Чертежницей? Художницей? Мои друзья-художники говорят: в рисунках О.М. — не просто талант, но и сила, и страсть, и жизнь; рисунки самобытны, необычны, своеобразны. На каждый такой рисунок уходило как минимум по нескольку дней: придумать сюжет, воплотить замысел, нарисовать карандашом, обвести тушью, раскрасить. А если учесть (а как не учесть?!), в каких все это условиях делалось — не в кабинетной тиши, не за письменным столом. В лагере.

На титульной странице книжечки написано: «Труды и дни». Итальянский профессор Алессандро Скафи первым сказал мне, что «ТРУДЫ И ДНИ» — это работа древнегреческого философа Гесиода.

Читаю Гесиода, делаю выписки.

«Выпрямить сгорбленный стан». (То, что О.М. писала и рисовала в эту книжечку — помогало ей «выпрямить сгорбленный стан»?)

«Если желаешь, тебе расскажу хорошо и разумно…» (О.М. старалась рассказывать «повесть свою» именно что — хорошо и разумно, то есть без истерики, без пафоса.)

«Землю теперь населяют железные люди. /Не будет им передышки ни ночью, ни днем от труда и от горя, /И от несчастий. Заботы тяжелые боги дадут им». (Про железных людей. Анну Ахматову как-то — в 60-е годы прошлого века — спросили: «А куда делись слабые, тонкие, нежные женщины Серебряного века?» И Ахматова ответила очень жестко: «А слабые — вымерли»).

Или, может, О.М. хотела, чтобы мы вот это прочитали: «Правду заменит кулак. /…/ И не возбудит ни в ком уваженья ни клятвохранитель, /Ни справедливый, ни добрый. Скорей наглецу и злодею /Станет почет воздаваться. Где сила, там будет и право. /Стыд пропадет. Человеку хорошему люди худые /Лживыми станут вредить показаньями»?!

Что держало ее, что помогало? Гордость? Но вот у Гесиода о гордости: «Гибельна гордость для малых людей. Да и тем, кто повыше, /С нею прожить нелегко. Тяжело она ляжет на плечи, /Только лишь горе случится. Другая дорога надежней. /Праведен будь! Под конец посрамит гордеца непременно /Праведный».

О.М. своей книжечкой — посрамила.

…Начинается как письмо сыну. Но чем дальше, тем меньше детского, личного, интимно-материнского. Теперь это уже не дневник даже, а антисталинский документ. Только без упоминания, конечно, имени отца народов. (У Гесиода: «И страдает /Целый народ за нечестье царей, злоумышленно правду /Неправосудьем своим от прямого пути отклонивших».)

Что еще О.М. зашифровала через Гесиода? («Хорошенько запомни душою внимательной вот что».) Душа внимательная: собранность, сосредоточенность, строгая внутренняя жизнь, восстановление нравственной нормы. Или вот это:«В жизни хороший сосед приятнее почестней всяких». Такая соседка по нарам, как Журид Ольга Александровна, — это будет повыше любых почестей, сохранила книжечку, сберегла.

«Пастбище слов твоих будет без пользы». Всего по две стихотворные строчки у О.М. на каждой странице: никаких пастбищ слов, предельно кратко, сжато, емко.

И еще есть у Гесиода: о народе черных людей, о кривосудье

Впрочем, стоп! Гесиода можно цитировать бесконечно.

Представляете, книжечке, которую я держу в руках, — 68 лет 5 месяцев и 3 дня. (На самой первой странице — наискосок: «19/II—1941 г. Посвящаю сыну Сашке, которого со мной нет».) Я воспринимаю эту книжечку как что-то живое. Учитывая, откуда она вышла, что — тоже! — пережила.

А сын Ольги Михайловны Раницкой Саша не только не видел эту книжечку, он вообще ничего про нее не знает. Если книжечке — 68 лет, то сколько же сыну О.М.? Жив ли он? Знает ли что-нибудь о своей маме? Какая у сына фамилия? Если мы правильно думаем, что автор книжечки — Раницкая, то это — ее собственная фамилия или по мужу? Сына могли отдать в детдом, под другой фамилией. Или его на воспитание взяли родственники и начисто скрыли сам факт ареста матери.

Мы разослали письма-запросы — в поисках хоть какой-то информации об Ольге Михайловне Раницкой.

Вот перечисляю, кого именно просили помочь: Карагандинскую областную государственную инспекцию по охране историко-культурного наследия Акимата Карагандинской области департамента культуры Карагандинской области, заместителя акима Шетского района Беккожина Ю.А., прокурора Карагандинской области Республики Казахстан Ахметова М.Д., управление Комитета по правовой статистики и специальных учетов Генеральной прокуратуры Республики Казахстан по Карагандинской области и лично начальника этого управления Мусилимова Е.З., общественное объединение Ассоциации жертв незаконных репрессий Акмолинской области, Государственный архив города Жезказгана Карагандинской области и лично директора архива С. Кожаллсептова, председателя Комитета национальной безопасности Республики Казахстан А.С. Шабдарбаева, министра внутренних дел Республики Казахстан С.Н. Баймаганбетова, посольство Республики Казахстан в Россиии, Службу безопасности Украины, Министерство внутренних дел Российской Федерации — Главный информационный Центр, управление архивных фондов ФСБ Российской Федерации и лично начальника Центра общественных связей ФСБ РФ С.Н. Игнатченко.

Ответа на сегодня не получили ни от кого.

Почти весь день провели с Арсением Рогинским, председателем Международного общества «Мемориал», пытаясь найти следы Ольги Михайловны Раницкой. Но ни в каких архивах, ни в какой базе данных «Мемориала» ничего по (о) Раницкой нет.

Это по совету Рогинского послала запросы в Службу безопасности Украины и в Государственный информационный центр МВД РФ. Почему Украина? В самом начале книжечки, буквально под первым рисунком: «Украина далека /Мучит чертушку тоска». Украина возникает в первой же записи. Может быть, О.М. арестовали именно в Украине? И фамилия похожа на украинско-польскую.

В музее «Мемориала» есть маленькие блокнотики, где заключенные от руки переписывали стихи Ахматовой или Гумилева, есть знаменитые рисунки Ефросинии Керсновской, но она их создавала уже после лагеря. «А такой книжечки нет ни у нас, ни в мире — нигде, она — абсолютно уникальна», — сказал Арсений Рогинский.

В круг поиска были втянуты и все мои друзья, приятели, знакомые. Как-то сидим большой компанией, говорим об этой книжечке, в три часа ночи полезли в интернет, чтобы найти фамилию Прокайтис. (На одном из рисунков изображен человек под этой фамилией.) И вот «Яндекс» выдает две ссылки. Первая: Прокайтис Иозас Иозо, литовец, арестован 14.06.1941 в Литве, отбывал срок в Краслаге. 1941-й год!!! Но Краслаг — это Красноярский край. Не то, опять не то. Вторая ссылка: Анна Прокайтис. Подскочили, когда прочитали ее должность: наблюдатель метеостанции. Боже! Метеостанция!!! Ольга Михайловна Раницкая — где работала в Карлаге? На метеостанции! Ее персонаж — метеочертик. Но и тут — обрыв. Это Анна Прокайтис, наблюдатель метеостанции, описывает землетрясение в Ялте…1908 года.

Короче, и «Яндекс» никак нас к разгадке книжечки не приблизил.

Я знаю, надо уметь прощать.

Я это знаю.

Но теперь я еще знаю, что надо уметь не прощать.

Рассказала о книжечке своим студентам. Слушали так, что тишину ощущала физически, до шума в ушах. Книжечка пошла по рукам, студенты ее рассматривали долго, подробно, девочки плакали. Правда, один юноша демонстративно не взял книжечку в руки, отвернулся. «Наверное, внук вертухая», — скажет мне потом коллега. Не знаю. Может быть, просто не захотел пускать в себя тяжелое. Таких людей у нас много и становится все больше.

После зачета стоим со студентами под дождем, не можем расстаться. Я говорю им, что никак не найду интонацию к «тексту слов» об этой книжечке. Всегда настаивала, что сила — в сдержанности, а тут хочется написать всего три слова — через точку: «Ненавижу. Ненавижу, Ненавижу». Но так ведь нельзя — это эмоции, истерика. Одна девочка говорит тихо: «А мне кажется — можно». Ей 20 лет.

*В этой публикации (спецвыпуск ГУЛАГа от 25 февраля 2009 г. № 02 (13) рассказывалась история о том, как в 1938 году мама из колымского лагеря передала своей пятилетней дочке маленькую, из тонкого белого полотна, всю в кружевах, салфеточку, и как эта реликвия стала вещдоком.

**Данные взяты с сайта Карлага.

От редакцииЧитайте в следующую среду, 29 июля, в спецвыпуске «Правда ГУЛАГа» о том, как сталинские картографы стерли Польшу с лица Земли.

P.S. Три месяца поисков не дали результата. Никаких следов ни Ольги Михайловны Раницкой (если автор книжечки — она), ни ее сына Александра. Мы продолжим расследование. Уверены, официальные ответы будут получены. Но обращаемся ко всем: пожалуйста, включитесь и помогайте! Кто что знает — подскажите, расскажите. В книжечке — наверное, не просто так — упомянуты семь фамилий и кто-то (он? она?) по имени Слава. Фамилии эти: Кедров, Арамов, Тосенко, Балковой, Кайзер, Куртушкина (перед фамилией через дефис: спец), Прокайтис. Может быть, через этих людей (или их родственников) удастся что-то узнать о Раницкой Ольге Михайловне. Круг поиска сужает и место, где работала Раницкая: метеостанция. И годы, которые она провела в лагере: предвоенные, война.

Дорогие читатели! Надеемся на вашу помощь. Ждем.

(Продолжение следует)

shareprint
Добавьте в Конструктор подписки, приготовленные Редакцией, или свои любимые источники: сайты, телеграм- и youtube-каналы. Залогиньтесь, чтобы не терять свои подписки на разных устройствах
arrow