Думали: фест этого года с его сквозной темой французского «нового цирка» будет декоративен на грани фола. По нашим-то временам и местам. И как это они будут сеять разумное-доброе с трапеции?! Но фестиваль-2009 оказался не декоративен — поэтичен. Тоже на грани фола. Из живых стихотворцев мы тут давно употребляем в пищу духовную лишь Орлушу. А вот ведь: гони Эвтерпу в дверь — она влетит в окно. Пройдет границу под днищем циркового фургона, как беспризорница под вагоном.
Нам везли не мизансцены, не реквизит. А гроздья метафор, развернутые в пространстве. Вот Виктория Чаплин, младшая дочь Чарли, в своем «Невидимом цирке» выходит на сцену в сияющих доспехах. Круглый щит на ее груди — форма для яблочной шарлотки. Налокотники и наколенники — из жюльенниц и кокотниц. Странные защитные сооружения из чистейших, блистающих стаканов, рыбных ножей и терок укреплены на худых плечах клоунессы. (Видимо, она — из того же ордена, что и Дон Кихот со своим бритвенным тазом.) Тонкий хрустальный штифт у нее в руках: Виктория стоит на часах, расхаживает на карауле, извлекает из своей сверкающей утвари старинную мелодию.
Святой Грааль Виктории Чаплин — дом. Семья. Очаг. Им и служит дама-рыцарь.
…Вот Аурелия Тьере, дочь Виктории Чаплин и Жана-Батиста Тьере (их «Неви-димый цирк» — семейный спектакль). Седые родители пишут на сцене идиллию (и нет жанра мудрее, идиллии — очень выстраданные штуки). А «Оратория Аурелии» — лирика тридцатилетней горожанки. Героиня уходит, вытекает в песочные часы (нужен высокий класс акробатики — но за смыслами сцен он незаметен). Героиня стоит во тьме под вокзальными часами: игрушечные поезда несутся под ее ладонями. И это опасно.
Вот «Туман» швейцарца Даниэле Финци Паска: небо на сцене зеленовато, как у старых венецианцев. Белые фигуры бродячих канатоходцев проплывают в облаках. Чуть не все — из домашней памяти, из оживших «артистических фото» трех поколений семьи Паска. В центре сцены работает седой «гуттаперчевый человек» с библейски окладистой бородой. В какой-то момент цирковые трюки на площади начинают казаться пыткой мученика.
А вот «Липсинк» Робера Лепажа — оцифрованный бестиарий GPS-навигаторов и микроволновок… И мятущиеся куклы театра «Бунраку» в их темных шелках… Суровая эквилибристика Жоана Ле Гийерма с его железным реквизитом… «Болилок» Филиппа Жанти, где недра планеты и человеческое нутро все время перетекают друг в друга.
В общем, хороший был фестиваль. Его визуальность, его карнавальность, явная победа метафоры над месседжем не просто уместны в нашем суровом пейзаже — нужны ему.
Впрочем, можно сделать и выводы вполне практические. Бог весть почему, но в кризис залы Чеховского фестиваля были полны. Зритель г. Москвы ходил на спектакли куда лучше, чем в благополучнейшем 2007-м.
Зритель г. Москвы выдержал испытание социальным театром. Да каким! — девятичасовым «Липсинком» с его гиперреализмом, печалью и сарказмом. Залы оставались полны и после седьмого антракта. Потом — хлопали стоя.
Чеховский фестиваль (это тоже важно!) впервые вышел за черту МКАД: «Туман» Даниэле Финци Паска побывал на гастролях в Екатеринбурге.
Вероятно, благую роль сыграла и новая система «обилечивания». Программа VIII Чеховского фестиваля была сверстана еще летом 2008-го (против всех традиций больших театральных фестов!). В январе 2009-го началась продажа билетов по вполне скромным ценам. (В июле, когда пошли спектакли — и пошла по городу зрительская молва, — цены на «Невидимый цирк» или «Туман» были уже гораздо выше.)
Похоже, этот метод пришел надолго. К нему надо привыкать — и использовать его.
Новый IX Чеховский фестиваль состоится не через два года, а через год, в 2010-м.
Причина ясна: 150-летие А.П. Чехова. Но уже известно: по Москве пройдет «Тара-рабумбия» Дмитрия Крымова, поминальное шествие по Антону Павловичу с участием людей, львов, орлов и куропаток, Лопахиных, Злоумышленников и белых шпицев, артиллерийской бригады из «Трех сестер» — на баржах — и ожившего, как Бирнамский лес, Вишневого сада. (Мы приврали, но не сильно.)
В 2010-м мы увидим новый спектакль Даниэле Финци Паска. Рабочее название проекта — «Дотторе Чехов». Тема «доктора Чехова» Финци Паска должна быть внятна: «дезертир» швейцарской армии, отсидевший несколько месяцев в тюрьме за отказ от воинской службы («Новая» уже писала об этом), — 18-летний швейцарский акробат уехал волонтером в Индию, где ухаживал за безнадежно больными детьми. Да и его театр «Сунил» назван именем умершего индийского мальчика.
А берлинский сотрясатель устоев Франк Касторф ставит для Чеховского фестиваля-2010 спектакль, где слиты сюжеты «Трех сестер» и рассказа «Мужики». В 2008-м Касторф говорил «Новой» об этом замысле: «Соединив пьесу с рассказом «Мужики», мы, возможно, подчеркнем то, о чем не договорил сам Чехов. Меня всегда интересовали его паузы. То, о чем этот умный, очень трезвый автор умолчал. Например, контраст между сестрами Прозоровыми и другой чеховской Ольгой, из «Мужиков». Она уходит из скудного, брутального крестьянского мира. Именно в Москву, в Москву! Пешком, с маленькой дочерью. Она будет побираться, возможно, продавать себя. Но явно будет бороться до последнего вздоха. И победит.
В подвале дома Трех сестер ворочается мир «Мужиков». Он им не заметен. Но для Чехова в этом, возможно, — предвестие вашей революции. Страшной, очень болезненной для мира. Анамнез таких событий нужно осмыслять и век спустя: принцип «двух миров» никуда не ушел».
Программа фестиваля-2010 станет известна в октябре 2009-го. «Новая газета» подробно расскажет о ней: в чисто практических интересах зрителей.
