Из Швеции я привезла в подарок другу футболку с ярким принтом. Его мама, узнав, что я была на гей-параде, тревожно спросила: «А что на футболке написано?»
…Стокгольмский гей-парад начинается уже в аэропорту. Невозмутимая, как Северный ледовитый океан, сотрудница погранслужбы спрашивает о цели моей поездки. Стокгольм-прайд. Ледовитый океан сохраняет полный штиль. Ни надменно вздернутой выщипанной брови, ни презрительного хмыка, ни лукавого одобрения. Ничего. Штамп. Велкам ту Свиден.
Стокгольм встречает радугой. Она везде — на машинах такси, на высоких флагштоках в центре, на рожках городских автобусов. Радуга — это общепринятые цвета гей-движения во всем мире. Стокгольм готовится к 11-му по счету гей-параду.
Эстафета знаменитого лав-парада в Берлине досталась Стокгольму и Амстердаму в 98-м. Тогда в Берлине прошел последний парад: не потому, что запретили, а потому, что это перестало быть оригинальным и остро модным. Берлин же всегда должен быть на шаг впереди. А однополая любовь это уже настолько обычно, что никто и внимания не обращает. Скандинавы охотно переняли распробованную немцами моду.
Идея повесить флажки на автобусы принадлежит вице-мэру Стокгольма. Его зовут Кристер Велленхолм. Это загорелый мужчина лет пятидесяти, в узких очках и мокасинах. Он показывает левую руку, на которой браслетами повязаны разноцветные ленточки. Вот эта, черная — проход на частную вечеринку, посвященную параду, красная — конкурс «Мисс и мистер гей», пройдет сегодня вечером, розовая — проход на концерт Марка Алмонда…
— А зачем вам парад?
— Во-первых, это красиво…
…А это и правда красиво. Карнавал. Политические партии и госучреждения, общественные организации и объединения соревнуются, у кого красивее платформа, кто эффектнее пройдет или проскачет и под какую музыку.
(А я представляю на его месте плотных московских градоправителей, которые увлеченно рассказывают, по каким московским улицам пройдут те самые… ну, эти… пи… (тут обязательно переходят на шепот.)
— Мы просто хотели, чтобы в Стокгольме все чувствовали себя как дома. Конечно, не всегда было так — несколько лет назад даже проходил контрпарад. Но в этом году полиция не ожидает беспорядков — шведы слишком уважают свободу самовыражения. (Забегая вперед, скажу, что полицейских — участников парада — видела, полицейских, охраняющих парад, следящих за порядком и тем более разгоняющих парад — ни одного.)
Все-таки это эволюция мысли…
В конце 70-х в Швеции гомосексуализм был вычеркнут из списка болезней. В 98-м здесь прошел первый гей-парад. Для этого шага шведам потребовалось двадцать лет.
Двадцать лет, чтобы изменить законодательство и мировоззрение всей страны.
Гей-парад — это не однократная победа, это не марш победителей, это длинный путь признания. Для сравнения — Россия исключила гомосексуализм из числа болезней в 1999-м.
— Это долгая история, — соглашается вице-мэр Велленхолм. — Сначала гей-сообщество заявляет о себе, проявляет себя, и в какой-то момент вы понимаете, что среди ваших знакомых, друзей, соседей много геев — и они вполне нормальные люди, такие же, как вы.
— А зачем вообще ходить? — спросила я его.
— Знаете, я на днях еду на концерт Мадонны, в Гетеборг. Я купил билет и хочу получить удовольствие от музыки и от общения с такими же, как я, — поклонниками ее творчества. Я мог бы посмотреть этот концерт дома по телевизору, но я хочу сопричастности. За эту сопричастность я плачу. Гей-парад — это сопричастность. И в этом году на парад мы ожидаем 50 тысяч человек (примерно столько и было. — Прим ред.). В эти дни здесь главными становятся три слова: «openness», «tolerance», «diversity» — открытость, толерантность, многообразие.
— А все-таки, чего тут больше — политики, социальной нагрузки или чего-то еще?
— Если представить все как круг, — вице-мэр карандашом рисует окружность, — то можно разделить на три неравные части, — рисует линии от центра круга к краям. — Самая маленькая — это политика, самая большая — это социальное значение, ну, а между ними — пати!
— Почему-то люди в этом слове видят только секс, — говорит Йоран Стантон, инспектор полиции, председатель гей-объединения полицейских Стокгольма. — Когда заходит речь о геях, все сразу представляют занимающихся сексом мужиков. А когда говорят об обычных — значит, у него есть девушка, дом с садом, ребенок, собачки. Но ведь геи — это тоже домики, любовь и собачки. По статистике, однополые браки гораздо крепче и среди них меньше разводов. Восприятие надо менять, восприятие.
Йорану почти пятьдесят, и он похож на викинга, огромные плечи и белокурая бородка, в полицейскую школу он поступил в 1978-м, через два года вышел стражем порядка. А через семь ушел, «потому что нельзя жить в скукоженном состоянии, уважать себя сложно». А в 87-м встретил своего мужа. Он его так и называет — муж. «Его зовут Патрик, он сильный человек, он сказал мне, что я должен вернуться и бороться». В 92-м Йоран вернулся и уже не скрывал своих предпочтений. «Работа полицейского — работа с людьми. Но если ты сам завязан в узел своих собственных комплексов — ничего хорошего из этого не получится». В 2000 году Йоран нашел таких же, как он, и появилась ассоциация — чтобы помогать тем, кто испытывает дискомфорт. С 2003 года каждый полицейский Стокгольма проходит однодневный образовательный курс . «Так меняется угол восприятия», — объясняет Стантон. В Стокгольме шесть тысяч полицейских. Из них 300 человек открыто признаются, что они — геи.
— Мы сотрудничаем с подобными организациями в разных странах. И были бы очень благодарны за контакты в вашей стране. — Мы все смотрим на Стантона. Он не смеется. А мы молчим. Потому что как объяснить шведу, что в далекой России милиция почти целиком состоит из п…в, но к ориентации это не имеет отношения.
Кстати, ассоциации геев-полицейских существуют в 11 странах, среди них — ни одной из стран Восточной Европы. Пару лет назад шведы обратились к странам Балтии, пригласили представителей от их стран принять участие в международном симпозиуме. Получили лаконичный ответ: «У нас в полиции геев нет».
Первый восточноевропейский прайд пройдет в будущем году в Варшаве. Делегация полицейских из Швеции уже приглашена. Только без формы — из соображений безопасности. Предрассудки, как троллейбус, идут на восток — чем дальше, тем дремучее.
Парад
С утра накрапывает дождь. В Швеции, в отличие от России, не разгоняют тучи и геев.
Маршрут известен заранее — несколько километров через центр города. На тротуарах по обе стороны дороги — тысячи людей. Из ворот парка — места официального старта — появляется пара девушек на мотоциклах. Проехав несколько сотен метров, они останавливаются, слезают. Одна из них становится на колено и достает коробочку с кольцом. С этого года в Швеции разрешены однополые браки. Другая девушка рыдает как-то слишком по-настоящему. Поцелуем парад начинается.
Вслед за огромным радужным флагом идут люди в черном. Их рты заклеены, а на плечах несут гроб с букетом алых роз. «Памяти тех, кто не смог». За ними — люди с табличками, где написаны названия городов и стран, где разгоняют парады и преследуют за неправильную любовь. Москва, как в каком-нибудь рейтинге коррупции или свободы слова, снова где-то между Угандой и Ираном.
Карнавальным калейдоскопом сменяют друг друга платформы на грузовиках и отдельно идущие граждане. На каблуках, в перьях, поющие, молчащие, голые и одетые — diversity (многообразие) как оно есть. С огромным белым флагом и с песней-победительницей «Евровидения» движется главная центристская партия. Экстраполируя на Москву, это была бы делегация от «Единой России». Коммунисты куда эффектнее — красные флаги и красные перья.
В этом году впервые в прайде принимают участие представители шведских футбольных клубов. Тема геев в спорте вообще очень сложная — непаханое поле предрассудков. Заявить о своей нетрадиционности в мужской раздевалке — это вопрос не только защиты прав человека, но и просто защиты. Представители шведских футбольных клубов не знают, есть ли в их составах геи, но (!) допускают мысль, что, по статистике, они есть везде, и для того чтобы помочь этим людям преодолеть возможный дискомфорт, делегации клубов принимают участие в параде.
От такого уровня самосознания у русских начинается когнитивный диссонанс. Представить, что «Спартак» и ЦСКА вместе со своими болельщиками идут парадом… нет, не могу.
Здесь есть геи-пожарники и геи-военные, почта и врачи, представители лютеранской церкви и геи-готы, движение по борьбе со СПИДом и партия пиратов, триумфально набравшая на последних выборах сразу 9%, идут полицейские, идут анархисты и филармония…
Разноцветная толпа лилась по улицам под «АББУ», Александра Рыбака, Челентано и старые хиты 80-х. Я стояла в этой толпе и отчетливо понимала, что такого парада долго еще не будет Москве. Дело не в том, что не найдется тех, кто захочет пройти в перьях по городу или откровенно признаться в том, что он — гей, нет. А в том, что не будут их так принимать. Фотографировать и весело свистеть вслед диве в туфлях на каблуках сорок пятого размера. И уважительно хлопать старикам из ассоциации «Гордые родители».
Ирене и Бо Олсены — аккуратные шведские пенсионеры, в одинаковых очках и с одинаковым выражением глаз. Их сыну 39 лет, о том, что он гей, они узнали около десяти лет назад. И жалеют, что не удалось раньше. Так возникли «Гордые родители». «К нам часто приходят молодые ребята и говорят, что хотели бы, чтобы их родители понимали их, чтобы им не приходилось скрывать, какие они есть на самом деле. Вы спросите, трудно ли быть одними из гордых родителей? Отвечу вам — нет! Любить своего ребенка очень легко. Просто надо его любить».
Это еще одна причина, по которой в России не пройдет парад. Для того чтобы говорить о любви и не выглядеть при этом идиотом на фоне кризиса, безработицы, Пикалева, Чечни, бюджетников, дорог, надо, чтобы как минимум не было этого фона.
В европейской Конституции есть деликатное определение — «право на недискриминацию».
Между Россией и такой вот формулировкой в Конституции — двадцать лет и еще пара ступеней пирамиды Маслоу. А от права человека быть человеком и до любви — это еще лет двадцать.
…Парад закончился через три часа. В городе не зафиксировано ни одного нарушения общественного порядка. Участники парада, размахивая радужными флагами, шли в метро.
