Тургенево. Зайти в школу, стоящую на фундаменте того самого барского дома, что выстроен был отцом Ивана Сергеевича, пройти по липовой роще, чудом сохранившейся. Войти в класс и почитать детям «Бежин луг», зная, что вот он, рукой подать. Но главное — навестить Лиду Чадаеву. С ней здесь связывают имя Ивана Сергеевича, поскольку она, Лида, внучка знаменитого купца Анисима Чадаева, имевшего деловые (точнее, финансовые) отношения с самим писателем.
Я помогаю женщине, с которой ехала в одном вагоне, дотащить сумку до остановки. Она едет в деревню Никулино. Там у нее отец и больная сестра. Хозяйства никакого. Все разорено. Пай земли, состоявший из нескольких га прекрасной земли, продан новым хозяевам за девять тысяч.
Проезжаем мимо церкви, разрушенной зло и воинственно. Церковь построена отцом Ивана Сергеевича.
— Когда мы учились в школе, — рассказывает спутница, — на уроки военного дела нас приводили в церковь. Это была жуть — мы стреляли, а пули или отскакивали или куда-то исчезали. Камень их не брал. Я иногда думаю, Господь не простил нам этих выстрелов.
Долго молчали, потом она спросила:
— Ну, к кому вы пойдете в Тургеневе?
— К Лиде Чадаевой, — говорю.
— Так Лидка, поди уж, померла. На последний десяток перешла.
Сердце оборвалось.
Дом Лиды примыкает к музею Тургенева. Это здание бывшей бумажной фабрики, принадлежавшей брату Ивана Сергеевича — Николаю. Здесь писателю отводили комнатенку. Здесь были написаны «Певцы» и «Свидание». Отсюда шли письма Полине и Луи Виардо то в Париж, то в Куртавнель. Отрывки из этих писем вам не надо искать в музее. Они расположены на простых стендах прямо на улице, которая приведет вас к конторе нового недавно организованного хозяйства, а перед конторой стоит памятник не Ленину Владимиру Ильичу, как вы полагаете. Автор «Бежина луга» — вот кто свидетель всех наших дел. Праведных и неправедных.
— …Да садись ты прямо на мешок. Не бойся. Это волна.
— А что это такое? — спрашиваю.
— Ты что, овец не стригла никогда?
— Не стригла, — сказала я.
— И как люди живут… — удивляется Лида.
— Поди, и не пряла?
— Не пряла, — это снова я.
Попили чай. Лида ведет меня в огород. Вся картошка в мокре.
— Мокрида картошку задушила, — показывает ту самую траву, которая душит картошку. Лида, внучка Анисима Чадаева, знает все и про жизнь, и про войну, и про власть, которая не давала человеку деревни подняться во все времена. В отличие от стариков Бежина луга, Лидия Кузьминична не любит вспоминать прошлое.
— Не вспоминаю и — все! — сказала, как отрезала.
Это не означает, что она ничего не помнит. Помнит! Еще и как… Лида из тех стариков, память которых воспроизводит жизнь с той силой переживания, с какой вершилась сама жизнь.
Иногда все-таки мне везет, и с какой-то лихостью внучка Чадаева врывается в прошлое и — о, чудо! Лидия Кузьминична молодеет на глазах.
Сильные, страстные эмоции, по-видимому, имеют длинный шлейф, как сказал бы психолог. У некоторых натур он не исчезает. Сохраняется на всю жизнь.
На этот раз она вспомнила, как уберегали стада коров в лесах от немцев.
— Схоронимся и стадо убережем. А потом пришли наши. Забрали корову-кормилицу.
В семье было девять ребятишек. Отец ушел на фронт и не вернулся. Сгинул не знамо где.
— От немца корову уберегли, от своих нет, — странно спокойно говорит Лида.
— Лида, расскажи, как поросят спасали, — пытаюсь разрядить ситуацию.
— Ты ведь знаешь… Чего языком трепать. Ну, слушай. Берешь свинью, заталкиваш в мешок с комбикормом. И завязываш. Рот забит. Она и помалкиват.
— А если задохнется? — спрашиваю.
— Да ты что? Мешок-то холщевый. Воздух пропускает. А немец-то определивал поросят по их хрюку. Хрюку и не было.
Новые люди купили у Лиды дом. Считай, задарма, за 75 тысяч. Но с уговором — пока Лида жива, ее не тронут. Печка разваливается. С потолка бежит. Но эти тонкости бытия в договор не входят. Лида латает дыры как может.
Вот кого внучка Анисима не любит, так это журналистов. В тургеневские дни, да и не тургеневские, ее постоянно фотографируют. Почему-то непременно в огороде. Только и слышит: «Сядьте за прялку», «Идите в капусту».
— Сижу, как обезьяна, в капусте. Скажи, какой у них резон в капусту меня обряжать? Лида Чадаева иногда подается как внучка друга Тургенева.
Вот что писал о друге сам Иван Сергеевич своему управляющему: «Не стоит забывать, что мы имеем дело с плутом, но если мы его слишком прижмем, то он, пожалуй»… и т.д.
Иван Сергеевич предлагал взять с купца две тысячи вместо положенных 2850 рублей. Он выражал свое намерение изящно: «полагаю… взять можно»…
Но боже мой, что делает время!
Какое дело нам теперь, был ли плутом Чадаев. Важно, что общался с писателем. Какая же бестия был этот энергичный купец, соорудивший десятки мельниц в округе. Он присылал письмо о долге точно в тот день, когда надо было возвращать долг.
Есть и кульминация в этих долгих отношениях. Из Парижа Иван Сергеевич писал: «Насчет Чадаева простите все, что можно, и насчет крестьян тоже». Это были последние письма. Так что все прощены. Одно пожатие руки Лидии Кузьминичны, и никогда вы так не приближались к писателю.
В нижнем Бежином луге еще стоит двухэтажный дом купца. После революции в этом доме находилась начальная школа. Учителя по сей день вспоминают, какие там были полы, потолки. Никто не решался перестраивать этот дом. Всем казалось, что будет нарушено нечто большее, чем первичная планировка.
— Было ощущение, что в скрипе половиц говорило время. Прямо мистика какая-то. Мне как историку это было понятно, — говорит директор тургеневской школы.
В новые, наши времена дом прикупил генерал. Все перестроил. Людям жалко, что перестроил.
Свою долю имения Иван Сергеевич передал брату. «Брат вполне независим и спокоен», — писал Тургенев, как только была оформлена сделка.
Ощущение вечного пребывания писателя дано тебе в Тургеневе зримо до ослепительности. И то, что ты на этот раз не свиделся с Иваном Сергеевичем, просто недоразумение. В следующий раз свидание непременно состоится.
Однажды я спросила в школе, кто жил в тургеневском доме до революции?
Учительница: «Маша, ты помнишь, как звали жену Лаурица?»
Ученица: «Ой, все время помнила. Сейчас забыла. Стыдно-то как».
О Тургеневых здесь говорят как о родственниках. Прямой путь к писателю — через дом Лидии Кузьминичны Чадаевой.
«Прекрасное разлито повсюду, его влияние простирается даже над смертью», — писал Тургенев Полине Виардо.
Убедиться в этом просто.
Надо приехать в Тургенево, где родились эти строки.
P.S. «Бежин луг» исключен из школьной программы.
