СюжетыОбщество

Наркобесие

Достаточно в суде произнести слово «наркотики» — всё, суши сухари, даже если не виновен. «Охота на ведьм» заменит реальную борьбу с наркобизнесом, спишет предвзятость следствия и все судебные ошибки

Этот материал вышел в номере № 117 от 21 октября 2009 г.
Читать
У меня есть две страшные истории, и обе — про баб. Первый рассказ будет про толстушку Светлану. Светлана была простая домохозяйка, и заботы у нее были в основном простые. Прибраться в доме, приготовить мужу обед, с сыном поучить буквы в...

У меня есть две страшные истории, и обе — про баб.

Первый рассказ будет про толстушку Светлану.

Светлана была простая домохозяйка, и заботы у нее были в основном простые. Прибраться в доме, приготовить мужу обед, с сыном поучить буквы в рамках подготовки к школе. Похудеть, в конце концов (Света сильно прибавила в весе после родов). Словом, жизнь у нее была совсем не такая, про которую пишут остросюжетные детективы.

С житейскими трудностями домохозяйка Светлана с честью справлялась. И даже смогла похудеть: заказала через интернет специальные таблетки для уменьшения аппетита, и они помогли. Глядя на ее успехи, отчаявшиеся подруги стали принимать эти таблетки. И подруги подруг тоже. Они просили Свету, когда она будет заказывать пачку себе, заказать и на их долю тоже: некоторые домохозяйки не дружат с интернетом. В один день представители российской фирмы IBS, поставлявшей таблетки в Россию, предложили ей взять со склада небольшую оптовую партию со скидкой. Так у Светланы родилась идея создать собственный бизнес: покупать у оптовиков средство для похудения и продавать его в розницу.

Будучи очень дотошным человеком, она проверила всю подноготную продукта, которым собиралась торговать. Выяснилось: таблетки IBS не являются лекарством. Это биологически активная добавка, БАД. Никаких специальных лицензий, чтобы продавать их, не требуется. Все СанПины были: похудательные пилюли проверяли проверяльщики самых разных ведомств и не имели к ним претензий. Даже Онищенко поставил свою подпись под сертификатом на этот препарат. Требования рецептурного отпуска на таблетки не распространялись. Запрещенных компонентов они не содержали: действующее вещество «сибутрамин» не входило ни в один утвержденный законом ограничительный список.

Учтя все формальности, Светлана начала свой небольшой бизнес. Она открыто размещала объявления о продаже таблеток для похудения на женских сайтах, а также в еженедельниках про телевидение. Стали звонить люди. Иногда, когда не успевала сама, Светлана просила отвезти заказ работников, которые делали ремонт в их доме — Александра Якутина и Татьяну Сытикову, брата и сестру, которые приехали на заработки из Саратовской области.

Светлана считала свой бизнес успешным. Спустя короткое время на своих похудательных таблетках она зарабатывала уже около 50 тысяч в месяц. Кому-то покажется ерунда, но Светлана никогда и не претендовала на вхождение в список «Форбс». Зато она могла без напрягов для семейного бюджета купить пылесос или заплатить за свои курсы английского.

25 октября 2007 года ее арестовали оперативники ФСКН по СЗАО. Пришли домой, организовали обыск. Благо сын был в детсаду.

Также арестовали брата и сестру — работников из Саратовской области. Всем троим было предъявлено обвинение по 234-й статье — «Незаконный сбыт сильнодействующих веществ». Да еще и в составе группы, к тому же по предварительному сговору. Конечно же, присовокупили и экономические статьи, 171 и 174 — незаконное предпринимательство и отмывание доходов.

Аргументы оперативников сводились к следующему. Светланины таблетки содержали сибутрамин. Этот сибутрамин на внутреннем совещании Постоянного комитета по контролю наркотиков при Минздраве было решено причислить к сильнодействующим веществам. Решение, повторюсь, было внутреннее — никакой законодательной силы оно не имело. Опубликовали его в каком-то специализированном журнале — не в «Российской газете». А законодательно на тот момент даже само понятие «сильнодействующие» не было закреплено, не говоря уж о конкретных препаратах. Закона то есть еще не было, но уголовные дела со ссылкой на этот закон уже были.

Хорошевский суд недолго думая в качестве меры пресечения избрал арест. Это, считай, уже половина приговора. Чем руководствовался суд, выбирая меру пресечения, так и осталось непонятно: решение не было мотивировано. Вероятно, оно было продиктовано традицией: предпринимателей с экономическими статьями не выпускают под подписку. Убийц выпускают, а предпринимателей — нет.

К январю 2008-го, через три месяца после ареста Светланы, сибутрамин по закону был признан сильнодействующим — вышло специальное постановление правительства, в прилагавшихся списках к которому фигурировало в том числе и это вещество. Мотивы внесения препарата в список до сих пор не ясны специалистам: нет данных о том, чтобы кто-то на эти таблетки подсел, чтобы ими злоупотребляли. Зато в желании различных органов дополнительно контролировать их можно прощупать некий особый интерес1. И все же опираясь на эти вновь принятые списки, Сухорукову и судили, вместе с братом и сестрой из Саратовской области. При вынесении приговора Хорошевский суд отметил: доводы адвокатов о том, что в тот момент, когда Светлана продавала свои таблетки, не было запрета на сибутрамин, неубедительны. Просто неубедительны — и все.

Вся «группа» получила по 5 лет — огромный срок, даже если на секунду допустить, что преступление имело место. Судья Хорошевского суда Котенева не посчитала необходимым воспользоваться своим правом на вынесение условного приговора с учетом личности подсудимых. С учетом того, что, по совести говоря, никакая они не наркомафия.

Здесь я хочу на время оставить женскую историю про толстушку Светлану и коротко рассказать совсем другую историю, сугубо мужскую. Между ними нет никакой связи, но в обеих российское правосудие сыграло немаловажную роль.

Ярослав Лазарев (1982 г. р.) проходил службу в в/ч 69771 в Свердловской области. Там он и был убит: однажды по приказу командира роты капитана Шаковца Ярослава Лазарева привязали к оружейной решетке, после чего двое сослуживцев на глазах многих свидетелей стали его пытать. Избивали кулаками и резиновой дубинкой, подсоединяли к нему электрические провода. Через несколько часов пыток Ярослав умер, распятый на решетке.

Командир роты Шаковец, положивший начало этому кошмару, позже был осужден Екатеринбургским гарнизонным военным судом на 2 года условно.

То есть к капитану Шаковцу, выходит, у суда были основания питать снисхождение. А к Светлане — нет. И даже вынесенного ей приговора — более чем сурового — суду показалось недостаточно.

Летом Московский городской суд рассмотрел кассацию по данному делу и счел, что приговор Светлане и другим фигурантам вынесен справедливый, но недостаточно суровый. В частности, Хорошевский суд оправдал Сухорукову по 174-й статье («Отмывание доходов»), посчитав, что покупка пылесоса в дом — это все же не отмывание. Так вот, Мосгорсуд потребовал пересмотреть это решение, и Светлане еще, видимо, довесят, как будто она Ходорковский.

Ясно, что суд над Сухоруковой уже не уголовный. Это суд ненависти. Мне только непонятно, за что Светлану государство ненавидит так же, как Ходорковского.

А вот другая история про женскую долю в свете российской правоприменительной практики.

В апреле я писала про аптеку в Подольске, отправившуюся по этапу в полном составе: Федор Душин, хозяин, получил 7 лет «строгача». Его 12 сотрудниц — нормальных, прежде не судимых аптекарш, — до полутора лет колонии.

Следователи подольской ФСКН, приехавшие с тайной проверкой, уличили аптеку в безрецептурном отпуске. Этим грешат многие, и обычно такие нарушения караются даже не отзывом лицензии, а штрафом. В противном случае пришлось бы закрывать все аптеки: наши чиновники от медицины даже свечи от геморроя велят продавать строго по рецепту. Но многие ли граждане бегают со своим геморроем по врачам?

Однако в этом случае все обернулось куда круче: заведением уголовного дела по традиционным для бизнеса статьям УК: 171-й и 174-й — «Незаконное предпринимательство» и «Отмывание доходов». По ним-то аптека и получила свой срок, хотя поначалу еще шли разговоры, чтобы влепить ей «наркотическую» 228-ю статью для убедительности. Но эта затея провалилась: обезболивающий препарат «буторфанол», к которому среди прочих прицепились следователи, наркотиком не является и не состоит в списке особо контролируемых веществ.

Надо отметить, что служба по контролю за оборотом наркотиков со своими претензиями свалилась на голову Федора Душина и его сотрудниц в весьма неудобный момент. В аптеке в тот момент шел конфликт хозяйствующих субъектов: Вагиф Кулиев, компаньон Душина, как все тогда думали, пытался отжать у своего партнера бизнес. Не раз, как говорят сотрудники аптеки, он обещался прибегнуть к помощи сторонних структур. Все знали, что у Кулиева сын работает в центральном наркоконтроле. Так что, когда пришли следователи ФСКН с проверкой, никто не удивился. Все испугались. На самом Кулиеве, конечно, лежала не меньшая ответственность за те хозяйственные нарушения, что были обнаружены в деятельности аптеки, и об этом тоже говорится в материалах дела. Но Кулиев, в отличие от Душина и его сотрудниц, срока не получил, так как активно пособничал следствию. А когда вокруг подольского дела поднялся шум, Кулиев и вовсе уехал из России — ему никто не препятствовал.

Когда дошло до приговора, подольский судья Шарафеев потратил целый день, зачитывая ту его часть, в которой рассказывалось, как аптека торговала наркотиками. Хотя в обвинительном заключении ни слова про наркотики не было. На суде не выступил ни один свидетель, который бы сказал: «Да, я употреблял буторфанол как наркотик» (в материалах дела такие признания были, а в суде эти люди почему-то постеснялись выступить). Да и вообще наглядно был подтвержден сбыт только двух упаковок не являющегося наркотиком препарата буторфанола (по пять ампул каждая) — тех самых, что оперативники приобрели в ходе контрольной закупки. Еще несколько коробок были изъяты со склада. Все остальные факты сбыта — это логические умозаключения следователей из анализа рецептов, которые были признаны поддельными. Кроме того, в доказательную базу легла и следующая манипуляция. Оперативники сняли показания фискальной памяти кассовой машины и, поскольку машина фиксирует только сумму покупки, а не наименование, выбрали из списка пробитых товаров те пункты, которые по цене попадали в диапазон 600 — 850 рублей. Сложив эти данные, они получили сумму, вырученную за счет «незаконного предпринимательства» (хотя в диапазон 600 — 850 рублей попадает очень много аптечных товаров). Сумма перевалила за 1 миллион 200 рублей, что уже «особо крупный размер», а это, безусловно, сказывается на строгости приговора.

Думаю, аптека поплатилась за совестливость. Поначалу следствие было нацелено раскатать одного только совладельца аптеки Федора Душина. Нужны были показания против него, а тетки-сотрудницы их давать не захотели. Еще до посадки они рассказывали мне, как следователь Просвирнин стращал их на допросах: «Посажу — костьми лягу, для меня это теперь дело чести. Не помогут ни дети, ни отсутствие судимостей». Но все равно они не сдались, и за это им вменили в обвинение еще одну отягчающую статью: про то, что они с хозяином аптеки — организованная преступная группировка.

Я видела эту «группировку» в тапочках с подольского рынка. Я знаю кое-что про то, как они живут. Про их кредиты на покупку холодильника, про родителей-инвалидов. И я говорю с уверенностью: суд, который вершил подольский судья Шарафеев, — это такой же суд ненависти, как тот, что посадил Свету Сухорукову.

Не постесняюсь отметить, что и президент Медведев согласен: есть что-то странное в том, как подольские следаки умудрились посадить целую аптеку. Родственники осужденных передали свое письмо Леониду Гозману, а тот при встрече — Медведеву. Президент поручил разобраться в деле главе своей администрации Сергею Нарышкину и мотивировал свое решение именно так: что-то здесь есть странное.

Я надеюсь, что и Верховный суд, куда осужденные подали жалобу, тоже согласится: когда 12 простых женщин, с семьями и без судимостей, отправляют в колонию — в этом есть по меньшей мере что-то странное.

Когда я в первый раз написала про эту подольскую историю, некоторые из наших читателей и даже моих коллег возмутились — не жестокостью подольского судьи, не подлостью следователя ФСКН. Они возмутились тем, что «Новая газета» опубликовала статью в защиту продавцов зелья.

Я в ответ хочу сказать одно: речь идет не о фармакологических характеристиках тех самых 10 ампул препарата «буторфанол» (который до сих пор не состоит ни в одном списке контролируемых препаратов). Речь идет о характеристиках нашей общественной совести, если хотите. Отчего-то всякий раз, когда служба по борьбе с наркотиками берется трясти гражданское население — будь то ветеринары, фармацевты или домохозяйки с их таблетками для похудения, — тут-то и выясняется, что неизвестные нам прежде вещества и есть главное зло в мире. Так было с кетамином, применяемом в ветеринарии в качестве анестезии, и с буторфанолом, и с сибутрамином. Даже вазелин, когда к нему пригляделась ФСКН, оказался не так безобиден.

Меж тем — я, поверьте, вопрос изучила детально — никакой медицинской статистики, свидетельствующей о крайней общественной опасности этих препаратов, не существует2. Я не про то, что данными препаратами ни одна живая душа не злоупотребляет: еще как злоупотребляют. Но не кажется ли вам, что судьи тоже злоупотребляют свои правом вершить чужие судьбы? Хотите сажать за таблетки — внесите эти таблетки в список. Не надо ссылаться на некое лобби фармацевтов, которое будто бы этому препятствует. Ну кто поверит, что служба, которая в деле борьбы с наркотиками сумела оторвать кусок рынка у ФСБ, не может преодолеть это лобби?

А правосудие, исходящее не из закона, а из каких-то личных представлений о должном, кажется мне каким-то сомнительным.

У нас ведь как? Одно упоминание «общественной опасности» действует на наше общество как красная тряпка на быка. Пусть вас хоть за многоженство судят: если на процессе прозвучит слово «наркотики» — все, сушите сухари и не надейтесь ни на какую общественную поддержку. Судьи усекли этот механизм: как из подсудимого, которого, кровь из носу, хочется посадить, сделать зачумленного. И активно этим механизмом пользуются, оставаясь в твердой уверенности: при таком раскладе в реальную подоплеку их диких по своей жестокости решений никто вникать не будет. А решения действительно запредельные: не только по отношению к самим подсудимым, но и по отношению к их семьям.

Женская часть подольской аптеки сейчас сидит в колонии. Своих детей они распихали по бабкам и более дальним родственникам. А у Лены Улицкой на воле остался лежачий отец — вот ей пришлось еще тяжелее.

Их бывший коллега, охранник Игорь, который ездил девчонок проведать, рассказывал, что начальница колонии, когда осужденные прибыли на место отбывания наказания, сильно возмущалась: «Кого мне тут прислали, к моим-то уголовницам?!» Мне кажется, что начальница колонии нюансы в своем деле чувствует тоньше, чем судья Шарафеев, и понимает: аптекарши, судимые по уголовным статьям, — не уголовницы.

Хозяин аптеки Федор Душин в чем-то разделил женскую долю своего коллектива: дома у него остался маленький ребенок. А еще двоих — от первого брака — он к моменту посадки уже успел вырастить, будучи отцом-одиночкой.

Сыну Светы Сухоруковой Ивану отец рассказывает, что мама тяжело заболела и лежит в больнице. Психологи насчет мальчика сильно волнуются. Но это еще не худшее, что могло бы быть, потому что два маленьких ребенка Татьяны Сытиковой, которая развозила похудательные пилюли, и вовсе были отправлены в детдом.

Наказаны все.

1Интересны обстоятельства, при которых Постоянный комитет по контролю наркотиков (ПККН) вносил сибутрамин в свои собственные, внутриведомственные списки контроля. В этих списках почему-то оказались только дешевые БАДы на основе сибутрамина, однако европейский препарат «Меридия», содержащий тот же сибутрамин, из списков по результатам обсуждения в ПККН был исключен.

2См., к примеру, выписку из протокола № 3/104-2006 заседания постоянного Комитета по контролю наркотиков от 12 октября 2006 г.: «Сибутрамин является эффективным лечебным препаратом при ожирении. Препарат успешно применяется в 86 странах мира и только в 4 странах применение его не разрешено (в странах, где применяется кока). Препарат не вызывает привыкания. Случаев злоупотребления в регионах не зафиксировано».

Комментарии

Сергей Седов, следователь УФСКН по СЗАО, занимавшийся делом Светланы Сухоруковой:

В вашей практике по 234-й статье люди часто реальные сроки получали?

— Да нет, в принципе нет. Но у меня это было единственное дело, где организованная преступная группа фигурировала.

То есть это стало определяющим фактором для суда?

— Как я могу сказать, что стало для суда определяющим фактором? Но это, безусловно, отягчающее обстоятельство. Там все признаки организованной группы были.

А что за признаки?

— Ну у нее там был интернет-сайт, непосредственно на Сухорукову зарегистрированный, через который она занималась продажей этих таблеток. Тонкости есть, я не могу все тонкости передать. У них в группе каждый занимался своей деятельностью, присутствовало формальное распределение ролей. Это ведь только кажется, что если преступная группа — то сразу бандиты, одноглазые головорезы. А у этих — кто-то на звонки отвечал, кто-то отвозил таблетки…

Но в тот момент, когда Светлана была арестована, законодательно утвержденных списков сильнодействующих еще не существовало, и сибутрамин не был признан сильнодействующим веществом. Как же могло быть возбуждено это уголовное дело?

— Знаете, мы исходили из того, что были списки ПККН. И было даже на этот счет разъяснение Конституционного суда. Оно мутновато, но оно было. И мной по сильнодействующим дела направлялись — чисто на основе списков ПККН, — когда постановления правительства еще и в проекте не было.

Но ведь списки ПККН — это сугубо внутриколлегиальное решение, ведомственное, о котором могут знать только специалисты. Его же не публиковали в «Российской газете».

— С этим я согласен, да. Но если смотреть с точки зрения справедливости, то спискам ПККН можно верить. А если смотреть с точки зрения формализма, то можно цепляться, что закона еще не было. Вот адвокаты за это ухватились. Но государство озабочено проблемой того, что здоровью населения причиняется вред, и оно с этим борется.

Дмитрий Дорошко, следователь УФСКН РФ по Московской области — о деле Федора Душина и осужденной аптеки:

— В деле есть материалы, представленные службой по контролю легального оборота и свидетельствующие о том, что были выявлены и подтверждены факты немедицинского употребления препарата «буторфанол». На момент возбуждения дела в Подольском наркодиспансере на учете состояли девять человек, которые употребляли буторфанол. Среди них были и те, которые употребляли только этот препарат. Согласно приказу ПККН, медицинские учреждения, которые выявляют новых зависимых, обязаны ставить ПККН в известность. Но они этого не делали. Хотя проблема острая — в Подольском регионе медицинские учреждения вообще не выписывали рецептов на этот препарат, а многие аптеки им торговали.

Против этих аптек возбуждались уголовные дела?

— Я не знаю. Оно единственное вообще такое дело получилось. Здесь непростой механизм раскрытия преступления.

Но наркотической составляющей ни в обвинительном заключении, ни в приговоре нет?

— Фактически приговор они получили по экономическим статьям. Там и экономических нарушений было достаточно. К наркотическим препаратам буторфанол пока не отнесен. Существует внутриведомственный приказ Минздрава, по которому этот препарат считается анальгетическим наркотическим средством, но по закону это не наркотик. ПККН пытался внести этот препарат в списки наркотиков, но у них ничего не получилось в связи с тем, что отсутствовала статистика. Это было в 1995 году. Тогда был выпущен приказ, согласно которому медицинские учреждения, которые выявляют новых зависимых, обязаны ставить ПККН в известность. Но они игнорируют приказ, может, вообще о нем не знают.

Начальник Управления лицензирования и правового обеспечения Росздравнадзора Сергей Максимов — об уголовном деле в отношении подольской аптеки:

— По той информации, которой мы располагаем, это решение принималось на основе достаточно длительной истории, связанной со взаимоотношениями между предпринимателями и органами Госнаркоконтроля по одному из районов Московской области. Эти отношения развивались достаточно длительное время. Насколько мы можем судить, там затрагивались самые разные интересы, возбуждались уголовные дела против должностных лиц правоохранительных органов, затем они прекращались, затем возбуждались опять. И наконец суд принял решение, которое фиксирует наличие организованной группы в виде коллектива, трудового коллектива аптеки, коммерческой организации с соответствующими последующими решениями.

Если в Уголовном кодексе вы посмотрите на 80 статей, вы увидите там квалифицирующий признак совершения организованной группой. Это всегда большие сроки, это всегда особый режим, расследование и т.д. В данном случае я могу сказать как специалист в области уголовного права, которым я занимаюсь последние 25 лет. Для меня крайне сомнительна вообще возможность признания трудового коллектива организованной группой, если этот трудовой коллектив создан и существует в соответствии с законодательством.

Я бы сказал, что эта конструкция — организованная группа, преступное сообщество — все-таки в большей степени изначально так, как задумал законодатель, ориентировано было для описания взаимоотношений внутри неформальных коллективов, которые могут складываться и на базе формальных коллективов, как бы они ни назывались и где бы ни существовали. Понятно, что и в органе государственной власти может возникнуть организованная группа, и на любом предприятии. Но изначально законодатель это не имел в виду. Я был причастен к разработке Уголовного кодекса действующего, проекта Уголовного кодекса. Поэтому вас уверяю, что те, кто разрабатывал проекты статей 35-й Уголовного кодекса, 210-й — преступное сообщество, — они не имели в виду именно эту ситуацию.

shareprint
Добавьте в Конструктор подписки, приготовленные Редакцией, или свои любимые источники: сайты, телеграм- и youtube-каналы. Залогиньтесь, чтобы не терять свои подписки на разных устройствах
arrow