СюжетыКультура

Интервью с Певцовым — много. Бесплатное — одно

Актер ответил на вопросы «Новой». Совершенно бескорыстно

Этот материал вышел в номере № 124 от 9 ноября 2009 г.
Читать
Актер Дмитрий Певцов сегодня почти не снимается в кино и не так часто выходит на сцену родного театра «Ленком». Зато за последние несколько лет он объездил почти двести городов России со своей концертной программой «Певцов много — ПЕВЦОВ...

Актер Дмитрий Певцов сегодня почти не снимается в кино и не так часто выходит на сцену родного театра «Ленком». Зато за последние несколько лет он объездил почти двести городов России со своей концертной программой «Певцов много — ПЕВЦОВ один». Песня сегодня полнее проявляет его и дает новые краски его актерскому ремеслу. Пение даже изменило традицию Певцова давать платные интервью. По случаю больших концертов в Театре эстрады 10-11 ноября Дмитрий охотно (и бесплатно) поговорил с корреспондентом «Новой». Мы ответили ему взаимностью.

Редакции не пришлось ломать себя через колено: мы и так никогда не берем денег от наших героев. И даже у Дмитрия Певцова их не попросили…

— Почему вы даете интервью только за деньги, вы считаете общение с журналистами бессмысленным и противным занятием?

— Я не считаю мое общение с прессой частью профессии. Поскольку за последние лет 15 вопросы, мягко говоря, одни и те же, удовольствия и радости от этого общения не испытываю. Когда я занимаюсь тем, что мне не нравится, то получаю за это компенсацию — деньги.

— Мы с вами сейчас встречаемся бесплатно.

— Потому что это бартер! Мне нужно сообщить людям, насколько профессионально я занимаюсь музыкально-концертной деятельностью. Если бы у меня были миллионы, я бы снял клип и крутил по всем каналам. Миллионов нет — даю интервью.

По итогам концерта в Театре эстрады будет сделан фильм в виде телеверсии и видеоверсии — это даст возможности для рекламы в регионах, расширит гастрольные перспективы. Мне нравится общение со зрителями на языке песни, который я сейчас обретаю.

— В кино мы вас давно не видели…

— В кино я сейчас очень выборочно снимаюсь. Из важных вещей в кинокопилке последних лет — роль дипломата Иннокентия Володина в фильме «В круге первом» Глеба Панфилова, роль генерала Духонина в «Гибели империи» Владимира Хотиненко. Очень интересной оказалась работа в Минске. Там живет и работает продюсер Глеб Шпригов, который в отличие от московских продюсеров заинтересован в качестве выпускаемого фильма. По его (Шпригова) оригинальному сценарию снимали две части фильма под общим названием «Снайпер», одну уже, по-моему, купил Первый канал. Много лет я не включал так сильно свой организм в процесс погружения в сценарий и разработку роли. Придумал прошлое героя, чтобы оно работало на сюжет, на «телеграмму» зрителю. У нас на картине был консультант — профессиональный снайпер из белорусского «Алмаза». Под его руководством прошел курс практических и теоретических занятий по тактике и стратегии — как дышать в засаде, как маскироваться. Освоил снайперскую винтовку. Открыл для себя мир людей, которые сами — оружие. И я доволен художественным результатом, что со мной в кино бывает крайне редко. Второй сценарий Шпригова — о войне 1941—1945 годов. Мощнейший любовный треугольник, много юмора, серьезная детективная история, картина называется «Покушение». Обе ленты снимает белорусское Госкино, сейчас заканчиваем озвучение.

— Снайперы шли с вами на контакт?

— Про каждого из них можно смело снимать фильм. Чтобы выжить, снайпер должен управлять своим дыханием, своим пульсом, находиться в неподвижности несколько суток, чтобы сделать один выстрел, больше у него шанса нет. При этом он должен математически рассчитать скорость полета пули, на которую влияют температура, влажность, поверхность, над которой она летит, уже не говоря о ветре. Математический расчет, природный талант и бешеное терпение. Снайпер — вид оружия. Человек-оружие.

Во время американо-вьетнамского конфликта на уничтожение одного солдата противника тратилось 20 тысяч патронов. Сейчас — 50—60 штук. Снайпер тратит на уничтожение одного противника, находящегося в ранге не ниже офицера, 1,3 патрона. Выработка совершенно другая. Снайпер со своей винтовкой никогда не расстается. Это инструмент жизни и смерти.

У снайперов много психологических проблем. Их никогда не любили ни свои, ни чужие. Снайпер убивает не в пылу атаки или азарте обороны. Он изучает человека и убивает, глядя ему в глаза через прицел. Для уничтожения снайпера вызывается артиллерия и минометы.

— Вы имеете личное оружие? Опасность спонтанных вооруженных нападений с каждым днем растет. Люди в плохом настроении все чаще стреляют друг в друга — участники столкновений на дорогах, милиционеры, школьники. В каком случае вы сами способны использовать оружие?

— Личного оружия не имею и равнодушен к нему.

— Ваш голос сегодня — снайперская винтовка?

— Я учусь. Если сравнить, как я звукоизвлекал пять или десять лет назад, сдвиги серьезные. Много занимаюсь, работаю в разных стилях.

Вокал как способ изменения мира, как способ общения с людьми и воздействия на них мне сейчас очень интересен. Я иду по дороге, которая мне подкидывает новые задачки в виде новых авторов, стилей.

Я провел на драматической сцене 20 лет. Но эстрада — другое. В жанре песни ты не закрыт ни ролью, ни пьесой, у тебя нет партнеров, есть только песня и музыка.

— То есть занятие вокалом делает вас более ответственным (за свою работу) артистом?

— Все началось с песни, которую я пытаюсь петь уже тридцать лет, — «Кони привередливые» Владимира Высоцкого. Раньше я не понимал, о чем она, это было вне моего темперамента. Не понимал сути песни, сути стиха. Когда мы начали в марте этого года работать с группой «КарТуш», я снова попытался спеть «Коней». Что-то начал понимать после беседы с одноклассником Высоцкого Гариком Кохановским, он объяснил мне, про что она. Что-то щелкнуло. Это телеграмма Высоцкого, которая в моем исполнении идет уже через мое поколение, — мне кажется, теперь я понимаю, что там в этой песне, помимо мелодии, воздействует на подсознание. Я стараюсь передать тот «видеоряд», что вижу внутренним взором во время исполнения «Коней…». Ни одной студийной записи у нас пока нет, только цифровые выложены на сайте www.cartush.ru.

Сейчас мне интересно сделать из каждой песни историю, искать художественную форму, создавать маленький спектакль, где я сам себе режиссер.

Особенно трудно и интересно было в этом смысле работать с репертуаром Александра Вертинского. Для меня мир его песен живой и реальный. Случилось это не сразу. Меня пригласили участвовать в вечере Вертинского. Дали диск — 26 песен. Долго ездил, слушал и думал: где Вертинский, а где я? Что за придуманный угар, короли и попугаи? Но я поверил в мир Вертинского и выбрал две песни, «Маленькая балерина» и «Пикколо бамбино» — вторая про похороны балерины, и объединил их. Тональность Вертинского мне высоковата. Но когда я освоил материал, я вернулся к его форме исполнения, только своим голосом. С такими же микропаузами, акцентами, нюансировкой.

— Сегодня вы один из ведущих актеров «Ленкома». Вы там сейчас — за многих ушедших мужчин-актеров.

— Да. При этом я сейчас в театре занят не много по сравнению с графиком пяти-шестилетней давности, когда у меня было под 20 спектаклей в месяц. Всего три названия: «Юнона и Авось», граф Резанов, в «Женитьбе» играю вместо Олега Ивановича Янковского моряка Жевакина и Фигаро в «Женитьбе Фигаро».

В январе будет уже 17 лет, как я играю Фигаро. В антрепризе выступаю в спектакле «Квартета И» — в очередь с «Несчастным случаем» Алексея Кортнева пою в «Дне радио» с группой «Бобры».

— Расскажите, пожалуйста, как за эти 17 лет вы проживали монологи Фигаро? Как на вас повлияла эта маска, этот персонаж? В какие моменты вы, стоя на сцене, произнося монолог, понимали, что это про сегодняшний день? В тексте Бомарше таких мест много.

— Первые 50 спектаклей монолог был мучением, потом превратился в мой маленький моноспектакль, сейчас вместе с другими сокращениями монолог из спектакля вырезали.

— Как происходил ввод на роли Резанова и Жевакина внутри вас?

— И в том и в другом случае очень волнительно. В «Юноне» до сих пор потряхивает перед каждым спектаклем…

— Фигаро был язвительным критиком общественно-политического строя. Что вы думаете о том, что происходит в стране? Вы ходили на выборы?

— На выборы не ходил, исход ясен и так. По поводу президентских выборов услышал хорошую фразу: я не против Медведева или Путина, я просто не хочу в этом участвовать. Мне понятно, что никакой демократии у нас нет. И не было. Мне кажется, она здесь и опасна. России нужна жесткая крепкая рука. При определенных свободах.

— При каких, например?

— Свобода слова нужна, только свобода лжи тогда очень распространяется. Я бы вернул цензуру.

— Разве цензура спасает от лжи? Она множит свои фальсификации. А что вы думаете о людях, которые имели неосторожность поверить в демократию в этой стране?

— Я сторонник демократического монархизма и не верю в оппозицию — власть ее держит как свою. Многопартийности у нас нет, это и ежу понятно. Что касается Ходорковского, у меня очень мало информации. Ходорковский строил внутри госсистемы свою пирамиду. Он, бесспорно, талантливый человек, когда освободится, безусловно, создаст что-то новое. Он просто не понял, насколько серьезно Владимир Владимирович взялся за Россию. Это не Франция. Демократия не для нас. Многие нарушали законы, но вовремя все принесли на блюдечке и отдали. Сказали: все возьмите, нам оставьте чуть-чуть и им сказали: живи пока. Надо было вовремя сообразить.

— Кроме того, чтобы ваши зрители на концертах стали спокойнее, добрее, разулыбались — такой красивый мужчина поет для них — вы ставите себе какие-то этические, педагогические задачи?

— Я реалист и понимаю, что если в наше время люди пришли и забыли на три часа о своих проблемах, это уже большая победа. Забыли не в тупом угаре, а радостно. Мне важно, чтобы я получил удовольствие и люди ушли радостными. Я хочу делать праздник. Не более того. Жанровая палитра у нас — нашей концертной программы «Певцов — много, ПЕВЦОВ один», которую мы представляем в Театре эстрады 10, 11 ноября, — дай бог каждому. Жесточайший хард-рок, старинные романсы, современные романсоиды, песни Вертинского, баллады Высоцкого, песни 50—60-х годов.

— Вы так глубоко взяли в себя желание аутентично исполнять Высоцкого, что и в жизни говорите под него.

— Нет, нет, я говорю, как я говорю. Прошел приступ копирования ранних институтских курсов, когда я был совсем уж мрачным фанатом и пытался подражать голосу, манерам. Сейчас, кажется, просто понял секрет — Высоцкий в каждой песне рассказывает историю в своем жанре. Надо почувствовать жанр, понять, присвоить и рассказать от себя. Время присваивания материала у меня растянулось — «Кони привередливые» я пою с 1981 года. На понимание трех куплетов ушло 28 лет. Не так много, если это три периода жизни, три мироощущения. «Коней» я считаю одной из провидческих песен Высоцкого.

shareprint
Добавьте в Конструктор подписки, приготовленные Редакцией, или свои любимые источники: сайты, телеграм- и youtube-каналы. Залогиньтесь, чтобы не терять свои подписки на разных устройствах
arrow