Режиссер Юрий Мамин в кинематографическом сообществе человек отдельный. Не примыкает ни к каким группам и кланам, имеет на все собственную точку зрения. Его остросоциальные комедии «Праздник Нептуна», «Окно в Париж», «Фонтан» не спутаешь ни с чьими другими. А картиной «Не думай про белых обезьян», в которой герои говорят стихами, Мамин удивил не только своих верных приверженцев, но и жюри кинофестиваля в Рабате, откуда Юрий Борисович привез престижный Гран-при.
— Недавно вы показали российской публике фильм «Не думай про белых обезьян». Ваш предыдущий фильм «Горько!» вышел в прокат более 10 лет назад. Почему так редко снимаете?
— Во-первых, я не комедиограф, а социальный сатирик, и это далеко не одно и то же. Я — граждански заряженный человек, и мои природные способности ярче всего проявляются именно в этой сфере, которую я считаю своей миссией. Когда Михаил Горбачев начал перестройку застойного общества, наши цели — руководителя государства и художника — совпали. Я вышел на публику и сразу снял подряд три, извините, культовых фильма: «Праздник Нептуна», «Фонтан», «Бакенбарды».
Но время перестройки довольно быстро закончилось, и при Ельцине началась эпоха передела собственности и реставрации чиновничества. А государственные чиновники, как известно, были всегда враждебны к сатирикам, так как те посягали на незыблемость их положения. При Ельцине я перестал получать финансовую поддержку от государства.
А что касается владельцев телевидения, мгновенно разбогатевших на рекламе, то, сами понимаете, насколько им нужна социальная сатира. Когда в глазах — полтинники, речь о судьбах родины не возникает, главное — бизнес. Каждый зритель — 10 долларов, каждый сериал — миллионы от рекламных поступлений. Там другие заботы, в отличие от моих. Вот поэтому я редко снимаю.
— «Снимать кино в России человеку с душой и талантом невозможно», — уверяете вы в одном интервью. Но ведь регулярно выпускают новые фильмы ваши коллеги по «Ленфильму», не говоря уже про «раскрученных» московских режиссеров …
— Фраза должна бы звучать так: «Снимать кино в России человеку с душой и талантом очень и очень сложно». Но если талант без души, то все становится значительно проще. Некоторые так и снимают.
— Известно, что больше половины отечественных фильмов до зрителей не доходит. Тут одно из двух: или эти фильмы плохи, или плоха система нашего кинопроката. Вот и ваш фильм зрители практически не увидели…
— Сегодня вопрос зрительского успеха — это вопрос рекламы фильма, прежде всего телевизионной. Не зря ведь придумана формула: если лошадиную задницу каждый день показывать на телеэкране, через пару недель она станет телезвездой. Беспрецедентная реклама фильмов, выпускаемых крупнейшими телекомпаниями, соблазнила миллионы зрителей. И пускай половина из них ушла из кинозала, не досмотрев картины до конца, деньги-то уже заплачены!
У нашей группы не было средств на телерекламу, и мы решили выпустить фильм минимальным тиражом, рассчитывая на эффект сарафанного радио. Это сработало. Фильм успешно продавался на DVD. Однако продаваемые диски на 90% были пиратскими, то есть приносили прибыль кому угодно, только не тем, кто сделал фильм. Я уже не говорю о широком распространении картины в интернете. Я писал по этому поводу письмо В.В. Путину как председателю Совета по кинематографии РФ, просил помочь. Ответа не получил.
— Вы как-то сказали, что не любите комедию. Странное признание в устах комедиографа. Может, вы еще и юмор недолюбливаете?
— Зубоскальство вместо мудрого смеха, грубость вместо остроумия — таковы атрибуты современного юмора. И, конечно, бесконечные пародии, героями которых являются медийные лица, попсовые хиты, популярные фильмы. Сегодня пародист — самый востребованный артист эстрады. Смешная физиономия, похожесть на известного персонажа, пошловатая шутка — вот атрибуты пародиста и того застойного времени, в которое он популярен. Высокая комедия — чрезвычайно редкий жанр в мировой практике. Поэтому мне становится неудобно, когда моими соперниками на фестивалях комедийного кино оказываются фильмы типа «гоп со смыком». Стыдно.
— Ваш фильм своим острием направлен против халдеев — людей, обладающих деньгами, но обделенных душой, вкусом, талантом. В «Белой обезьяне» именно халдеи вершат судьбы искусства. И на фильм с таким недвусмысленным месседжем вы хотели найти деньги у этих самых деньгодателей?
— «Халдей» — слово из сленга застойного времени. Так сначала называли официантов. Затем — всех работников сферы обслуживания. Сегодня многие из бывших халдеев стали хозяевами жизни и внешне далеко ушли от своих прежних занятий, но посмотрите, как они ведут себя в присутствии президента или премьера — это просто гоголевские фигуры с рисунков Боклевского. Мгновенно улетучивается спесь, остается лишь жалкая посредственность с «лакейской душой».
— Говорят, вы заложили квартиру, чтобы закончить фильм…
— Это правда. И не только квартиру. Мне не хватало денег на фильм, несмотря на инвестиции. Я не мог остановить съемки. А иначе ради чего жить человеку, посвятившему себя творчеству?
— В итоге деньги для вас нашли жена и дочь — последняя также снялась в вашей картине. Не боитесь обвинений в семейственности?
— Во-первых, «Не думай про белых обезьян» — их фильм тоже. Семья — это союз самых близких людей, которые во всем друг другу помогают. Во всяком случае, у меня это так. Да и вообще трудно назвать кинематографическую или театральную семью, где бы не было подобной семейственности. Что касается Катерины, исполнившей главную роль, то я выбрал ее на роль благодаря ее исключительному таланту и преданности актерскому делу, которые редко можно встретить.
— Массовый зритель знает вас главным образом по фильму «Окно в Париж». Знаю, вы планируете снять фильм «Окно в Париж-2». Подозреваю, на этот проект (ремейки нынче в моде) деньги найдутся легко…
— Не скажите. Основная аудитория в кино — молодежь. Молодой зритель сильно изменился. Он не знает прежнего кино (в том числе и «Окна в Париж), зато легко ориентируется в медийных лицах американских актеров. Он привык к кино в стиле экшен, к клиповому монтажу, не любит длинных разговоров и всякой «психологии». Но, самое печальное, этот зритель не ловит ассоциативный ряд, не воспринимает подтекстов. Он некультурен, асоциален и невзыскателен в своей массе. Кино для него — способ убить время. Проходит два часа развлечения, и он выходит из кинозала, так и не поднявшись на новую ступеньку сознания, потому что получил пищу для глаз и ушей, но не для ума и сердца.
— Фильм «Окно в Париж» был посвящен взаимоотношениям только-только освободившихся от тоталитарного гнета россиян с европейцами, в частности, французами. Что изменилось с тех пор в наших контактах с Европой? Как изменилась Европа и как изменились мы?
— У нас в России возобладали новые ценности. «В деньгах счастье!» — можем мы теперь перефразировать древнюю пословицу. «Обогащайтесь, кто как может!» — таков главный общественный призыв, тиражируемый СМИ. Что касается Европы, то мы присутствуем при процессе войны между культурными ценностями Запада и Востока, между христианством и исламом. Исламская молодежь поджигает автомобили и крушит витрины на улицах Парижа, добивается снижения требований к абитуриентам из Азии и Африки, насаждает новые правила общежития в европейских городах. Таков сегодня Париж. Понравится ли он главному герою «Окна» учителю Чижову? Или ему придется искать новый город счастья? Но главное — судьба учеников, вернувшихся на родину, чтобы строить там счастливую жизнь. Оправдались ли их ожидания? Все это очень интересные и острые вопросы, которые позволяют нарисовать достоверный портрет современного общества.
— Вы, что называется, изучали материал, прежде чем засесть за сценарий?
— Нет, не изучал. Это ведь не исторический сюжет. Весь материал перед глазами. Надо только держать их открытыми. Что касается сюжета, то тут, конечно, требуются изобретательность и участие талантливых партнеров, таких как кинодраматург Владимир Вардунас, обладающий редким комедийным даром.
— Во Франции вас знают и любят со времен первого «Окна в Париж».
— Это правда. Во Франции фильм назывался Salades russes, что переводится как «Русская солянка». Я считаю это название неудачным, но с прокатчиками там не поспоришь. Когда в середине 90-х в Питер приехал мэтр французского кино Бертран Тавернье, его встречала кинематографическая общественность, по этому случаю был дан обед в ресторане. Я сидел в углу, когда вдруг увидел, что делегация во главе с Тавернье направляется к моему столику.
«Вы Юрий Мамин, который снял «Саляд рюс»? — обратился он ко мне.
Тавернье обнял меня и сказал, что, хотя он мою картину не видел, но его дочь смотрела ее 5 раз и каждый день за завтраком она начинает ржать, вспоминая какой-нибудь эпизод, и пересказывает его отцу. Поэтому он знает мой фильм и очень рад нашей встрече. С тех пор мы с ним переписываемся.
— В вашем последнем на сегодняшний день фильме белая обезьяна присутствует как символ некоей навязчивой, неотступной идеи. Что для вас является этой самой белой обезьяной?
— Теперь «белая обезьяна» для меня — «Окно в Париж-2010». Но у каждого она своя. Это может быть мечта, идея фикс, постоянная опасность что-то потерять и, наконец, неспокойная совесть — инструмент, который делает людей человеками.
