В тот день, когда мы сели за эту статью, умер наш большой друг Петр Вайль, журналист и писатель, книги которого помогали жить, во всяком случае, нам с женой. Мы знаем, со временем значение его личности только возрастет.
Сегодня, один в палате после глазной операции, я услышал, что умер Егор Гайдар, человек, которого пытались забыть, да вот не получилось. И не получится. Потому что благодаря ему и нескольким таким, как он, Россия не скатилась в гражданскую войну. Мы меньше были знакомы, но никогда не предполагали, что две смерти таких разных людей так одинаково сожмут сердце.
У нас под окном на Марсовом поле были проложены рельсы — трамвайное кольцо. Сколько я себя помню, их то закатывали асфальтом, то раскатывали. Сегодня шумит трамвай под окном, а завтра его уже нет. Причины этих изменений в дорожном движении неизвестны. Прошел еще год — и рельсы опять прокладывают. И понять, что за этим кроется, невозможно. Так и с реформами, смысл которых иногда ускользает от человеческого восприятия. Кроме самых разрушительных, появляющихся под яростным напором, реформ ради реформ.
Я работаю в кино больше 40 лет. Видал многое. После работы с Товстоноговым в БДТ пришел на «Ленфильм» и сразу столкнулся с тем, что начальства на студии нет. То есть они были и даже сидели у себя по кабинетам, но «подчистую» уволенные. Притом не абы как уволенные, а уволенные самим Хрущевым. По студии бродила славная, напуганная до смерти Надежда Николаевна Кошеверова, уже снявшая «Золушку», тоже уволенная и совсем не понимающая, за что. Время от времени в мертвых коридорах студии раздавался ее странный смех. А получилось следующее. Соединили Министерство культуры и Госкино, образовав нечто гигантское и неуправляемое. В этой неразберихе однажды Хрущев, проходя по своим неотложным делам, заглянул в Кремлевский зрительный зал, где какие-то начальники смотрели новую кошеверовскую сказку. А на экране свинопас, чтобы попасть к своей возлюбленной в замок, переодевается в барышню. Хрущев, помешанный на отклонении в сексуальных отношениях, в частности у мужчин, которых в Кремле называли гаммасексуалистами, взревел: «Фурцева, блядь, снимает кино про гаммасексуалистов! Всех причастных за вред здоровью нации — уволить!» Поскольку причастным оказался «Ленфильм», то все руководство и уволили. Студия оцепенела. Фурцева же, оскорбленная «блядью», несмотря на всеобщие мольбы, объясняться к Хрущеву не идет. Через какое-то время все-таки объяснились, поцеловались, на «Ленфильме» всех восстановили в должностях, и мне выдали зарплату.
Спустя время передумали и Госкино отделили от Минкульта. Наступил сравнительно пристойный период в организации кинематографа. Конечно, если не думать о страшных хищных птицах — министре и начальниках поменьше. А так на студиях возникли кинообъединения, во главе которых стояли мастера, рядом — директор, в сумме они и образовывали то, что сейчас называется продюсер. Плюс главный редактор. Кроме того, существовали худсоветы. В худсовет знаменитого первого объединения на «Ленфильме» входил мой отец, автор «Семерых смелых», «Дела Румянцева», «Дорогого моего человека», Козинцев, Хейфиц, Рахманов, Авербах и другие знаменитые нынче режиссеры. В Москве — Герасимов, Райзман, Чухрай и т. д. На это время приходится расцвет советского кино.
Конечно, бывало, худсовет расхвалит картину, а обком или Госкино запретят. Тоже все было понятно. Да, мы крепостные, живем по этим законам. Однако каким-то странным образом на экраны прорывались настоящие шедевры. Так и жили, как вдруг во все тяжкие грянула свобода — реформа всего государственного устройства России. Выпустили запрещенные картины, а в то же самое время грузовыми самолетами бывшие партайгеноссе (к примеру, милый человек, первый секретарь Василеостровского райкома партии) повезли из Америки контейнерами дешевые видеокассеты, чаще те фильмы, что там и в прокат не вышли. Конечно, попадались и хорошие — «Полночный ковбой», например, или «Последний киносеанс», но то были «нечаянные встречи».
Советский народ сошел с ума. Напротив нас в Соснове жил полярник, для которого открылся запрещенный неведомый мир — обнаженные красотки, погони, классно поставленные драки, невиданная жестокость и практически никаких поучений. Полярник бросил свою полярную станцию, начал все деньги просаживать в видеосалонах. Его симпатичная кубышка-жена жаловалась соседке на бревнышках (сосновское толковище), что ночью он ее укусил. И пошло. Кто снимает под Голливуд, кто под Гонконг, при этом все кричат о патриотизме. Кто громче выкрикнет, тот и патриот. Хотя кажется, что руководствоваться надо было бы иным. Замечательно написал Шефнер: «Но слова всем словам в языке у нас есть: Слава, Родина, Верность, Свобода и Честь. Повторять их не смею на каждом шагу — как знамена в чехле, их в душе берегу».
Чуть поуспокоилось в стране, и сразу грянула следующая реформа отечественной кинематографии — слияние Госкино и Минкульта. Ну хоть плачь. Какая была в том надобность? Зачем? Опять то ли сокращали, то ли увеличивали аппарат, меняли печати, бланки, заголовки, таблички на кабинетах, менялись кабинетами. Снова нам что-то пытались объяснить, да ведь сами не понимали. Я написал письмо Путину, но в кинематографической энциклопедии написано про меня, что он-де не был диссидентом, не был врагом правительства, всего лишь снимал свое кино. Но почему-то именно его жгуче ненавидели. Может быть, поэтому Путин мне не ответил.
Тем не менее со скрипом, с перебоями как-то что-то притерпелось, пообтерлось, начало налаживаться. Может, кино подмяло мертвую схему под себя, но стало появляться живое. Проросло. Самым существенным стало появление молодого кинематографа.
И вот снова стук в дверь — открываем: новая реформа. С одной стороны, должна одарить нас целой коллекцией патриотического кинематографа, с другой — развлечь народ, дать ему отдохнуть от повседневных горестей. Руководить процессом должны не связанные с Минкультом крупные продюсеры. Они будут распределять по своему вкусу и умению деньги, которые государство дает на картины. А ведь, не желая никого обидеть, не могу не отметить очевидное: основная задача кинопродюсера заработать деньги, в том числе и себе. Вернуть толику государству, заработать самому. Иначе вылетишь со следующим проектом из этой «золотой роты». В недавнем интервью один из них, считаю, лучший, написал, что, если бы к нему пришел наниматься Тарковский, он бы его не взял. Но если в этой модели нет места Тарковскому, то, дофантазируем, значит, не было бы и места Толстому, Достоевскому, Юрию Трифонову, Мандельштаму, Ахматовой, Бродскому…
По сути что? Страна великого искусства сама от самой великой ее части отказывается. Кинематограф, как заявил в своей эрмитажной газете академик Пиотровский, вообще не является искусством. Действительно. Как не является искусством рядовой театр с рядовыми артистами или плохой балет с посредственными балеринами. Искусство там, где совершенство.
Но не вижу я среди нынешних «ведущих продюсеров» тех, кто может помочь создать «совершенство». Пообщайтесь с ними, кто станет интересоваться, про что вы хотите снять кино, как и зачем вы собираетесь его делать. Главная тема — деньги. Есть исключения — достойнейшие люди. Знаю одного, который продал квартиру, чтобы доснять картину. Но подобные далеки от «раздаточного стола».
Еще одна серьезная беда. И не говорите, что это не так. Многие мои коллеги забоялись оттого, что стало похоже на советские времена. Я знаю, что они так считают, от меня это не скрывается. А струсивший художник — это полхудожника. А полхудожника не есть человек, способный создавать искусство. Экран не обманешь, это видно в каждом метре.
Все это было предисловием. Следующая сказка под названием «Ленфильм» короче, зато с продолжением. В Петербурге три студии. Одна из них со своим медным всадником в лучах прожекторов производит художественные фильмы, она до сих пор любима народом, а во время показа по телевидению сериалов, таких как «Мастер и Маргарита» или «Идиот», которые мне не слишком нравятся, но факт есть факт, улицы городов пустеют.
Недавно один очень богатый человек построил еще одну студию RWS, технически оснащенную, красивую, но сугубо телевизионную. И вот поначалу шепотом, как полагается в сказке, стали передаваться слухи, мол, ее хозяин, пользуясь доверием и дружбой (говорят по-разному) одного из руководителей страны, захотел получить «Ленфильм» в придачу. У него как раз был день рождения — в подарок. Недавно Владимир Владимирович Путин навещал «РВС», и ее директор доверительно поделился с ним планами по «Ленфильму». Речь шла о том, что и составляет, собственно, суть киностудии. На месте цехов и павильонов, известных во всем мире (ко мне вот недавно английский герцог приезжал специально посмотреть, какие декорации в павильоне могут строить русские), будут такие концертные залы, такие отели, прекрасный фестивальный дворец, фонтаны голубые, сады Семирамиды, не ручаюсь, но возможно. Один из телевизионных каналов не выключил звук, и сотни тысяч питерцев прослушали план уничтожения «Ленфильма», а заодно стало ясно, что олигарха интересует лишь бренд «Ленфильма» — фигурка всадника, известная во всем мире.
«У олигарха не выиграть, — сказал нам один из ведущих продюсеров страны, — смиритесь или подайте заявление об уходе». А почему не выиграть? Кто ответит? Это что — окончание демократических реформ в стране? Так чего по пустякам. Объявите народу, что конец — и баста. Но ответьте, разумные люди, зачем перевозить в город Конституционный суд, украшать все фонариками и рюшечками, если одновременно уничтожается гордость города во все времена — киностудия «Ленфильм»? В ходу определение человеческой сущности — «человек с хорошей харизмой». Но харизма — вещь преходящая, сегодня — хорошая, завтра может стать похуже. А о репутации забыли. Репутация всегда репутация, пока существуют книжки и воспоминания. Как сказал Корней Иванович Чуковский писателю, лизнувшему руку хозяину: «Как недальновидно, Коля, как недальновидно».
Скорее всего, мы проиграем. Как сказал один из прусских военачальников — Бог почему-то всегда помогает большим батальонам. Но мешает чувство в груди. Чуть перефразируя классика, не меняя смысла — злой человек засыпал макаке-резус глаза табаком. Просто так, ни за чем.
P.S. «Новая» продолжает следить за ситуацией вокруг «Ленфильма».
