В Дагестане ежегодно гибнут до сотни сотрудников правоохранительных органов. Под пулями и в результате терактов умирают сотрудники внутренних войск, прокуратуры, ФСБ… Террористы стреляют как в рядовых, так и в руководителей силовых структур. В прошлом году убили министра внутренних дел генерал-лейтенанта Адильгерея Магомедтагирова.

Этот год только начался, и уже 6 января взрыв прогремел во время развода батальона ДПС, на котором присутствовали около 70 милиционеров. Автомобиль «Нива», начиненный взрывчаткой, врезался в милицейский УАЗ. Шестеро погибших, 18 раненых.

Почему все происходит так? Если бы неангажированные аналитики попытались разобраться в сути вещей, они обратили бы внимание на несколько обстоятельств.

Как расследуются теракты. В ходе расследования громких террористических актов, прежде всего взрыва жилого дома в Буйнакске 1999 года, теракта в Каспийске 9 мая 2002 года, подозреваемых жестоко пытали, добились нужного, и дела отправили в суд. Многие из подозреваемых судом были оправданы, потому что оказались невиновными.

Вывод был сделан. Но какой? Теперь террористов уничтожают на месте — без суда. Кто из убитых был террористом, а кто не был — уже не узнаешь.

Что, больше не пытают? Пытают. Только жертвы истязаний либо пропадают бесследно, либо их обезображенные тела находят по обочинам дорог, а следствие, как правило, не может найти виновных в их гибели.

Но виновных в республике знают. Потому и такая особая ненависть к сотрудникам милиции.

У власти во многих районах республики стоят люди с криминальным прошлым и сомнительным настоящим. Республиканская власть к ним либо нейтральна и снисходительна, либо боится, либо поощряет, возлагая всю ответственность за предотвращение кровавых межклановых разборок на правоохранительные органы. И сотрудники милиции несут эту ответственность, отдавая свои жизни. «Перестаньте заказывать друг друга», — несколько лет назад сказал руководитель ФСБ по Дагестану, обращаясь к местной властной элите.

А жители республики платят за всю эту ужасающую коррупцию и криминал. У них то отнимают землю, то в их селах проводят многомесячные контртеррористические операции, которые на самом деле только прикрытие для тех же самых межклановых разборок.

Обстоятельство третье. Москва. Которая либо не хочет, либо не может справиться с ситуацией. Только один тому пример, но какой! Несостоявшийся руководитель налоговой службы Дагестана Радченко, отправленный из столицы наводить порядок, — его просто не пустили в собственный кабинет. И федеральная власть утерлась.

Зато федеральная власть требует от республиканских силовых структур дать терроризму адекватный ответ. И местные чиновники ради новых звездочек на погонах и укрепления собственной власти находят «ответ» в несудебных расправах.

Генерал-полковник Владимир Колесников (ныне — депутат Госдумы), будучи замглавы МВД России, отмечал 95-процентную, то есть лучшую в мире, раскрываемость преступлений в республике. Такая раскрываемость в период ежедневных убийств и терактов возможна, только когда во главе городов, районов и структур республиканской власти стоит криминал, а правоохранительные органы выдают невиновных за преступников.

Министр внутренних дел России Рашид Нургалиев требует выяснить, откуда идет финансирование боевиков Дагестана. Для этого было бы неплохо провести хотя бы одно расследование, а не закрывать уголовные дела по факту смерти подозреваемого в результате боестолкновения с милицией.

Для Дагестана остался единственный вариант при назначении президента — человек, не связанный с кланами.