СюжетыОбщество

Большая прогулка под стук колес

Наш спецкор Виктория Ивлева взяла сыновей и показала им Россию: от Москвы до Владивостока

Этот материал вышел в номере № 01 от 11 января 2010 г.
Читать
Большая прогулка под стук колес
Фото: «Новая газета»
Прогулка — проходка от нечего делать, для отдыха, для забавы. Толковый словарь живого великорусского языка В.И. Даля 20 июня. Поезд Улан-Удэ — Чита. Я вот сейчас задумалась, какое время правильно поставить: если по-местному, то полдевятого...

Прогулка — проходка от нечего делать, для отдыха, для забавы.
Толковый словарь живого великорусского языка В.И. Даля


20 июня. Поезд Улан-Удэ — Чита.

Я вот сейчас задумалась, какое время правильно поставить: если по-местному, то полдевятого вечера и темно, а если по билету, то два часа тридцать минут дня, как в Москве, — и должно, ну просто обязано быть светло. Вот это навязанное железной дорогой единое время страшно неудобно для путешественника, а если учесть, что пригородные электрички, в отличие от поездов, ходят по местному расписанию, то и совсем с ума сойти можно. Во временном единообразии и равнении на столицу РЖД приблизились к Китаю, где на всей территории царит одно и то же время. Чем дальше мы едем, тем тягостнее это равнение: вот мы приезжаем в Читу в 23.23 — это по билету, а на самом деле — в полшестого утра! Раздражает необходимость все время держать в голове железнодорожную математику.

Я помню: было короткое счастливое единение железной дороги и часовых поясов в конце 80-х, да потом куда-то пропало…

Я пишу, дети читают, играют в скрэббл или болтают. Чтение их — это в основном журнал «Эсквайр», несколько номеров которого Филипп мужественно тащит от самого дома. Иногда «Эсквайр» заменяется «Бесами», «Идиотом» и «Хаджи-Муратом» — интеллектуальная ширь детей не может не радовать. Время от времени я устраиваю им мелкие допросы под названием «Три человека (вещи, события), которые больше всего понравились за поездку». Варианты ответов меняются, но лидируют люди, оставляя достопримечательности и красоты природы далеко позади.

С завтрашней Читы начнется наше путешествие внутри путешествия: мы уйдем от Транссиба и благополучных РЖД ради поездки в незнаемое: отправимся на машине в забайкальские степи на могилу декабриста Лунина — в село Акатуй Александрово-Заводского района.

Детям моим, может, было бы интереснее съездить на карнавал в Рио-де-Жанейро или Лондон, но это они смогут проделать когда-нибудь сами и без меня, я же продолжаю упорно вливать в них историю предков и государства Российского.

— И вообще, — сказала я им еще в Москве, — вся поездка — для вас, а Лунин — для меня…

Декабристы были романтическими героями моей юности, в безвременье семидесятых они виделись людьми исключительной чести и отваги и какой-то иной, немыслимой, уже по нашим временам, пробы. В правильности выбора убеждала и чисто внешняя, почти балетная красота того времени и тех людей, а частное мнение о них вождя мирового пролетариата мало кого из нас волновало.

Поехавшие в Сибирь жены были отдельным предметом зависти и восхищения…

Дополнительной любовью именно к Лунину были отравлены, конечно, многие из моего поколения, прочитавшие книжку Натана Эйдельмана «Лунин».

В конце книжки была фотография далекой могилы — такая одинокая заброшенная пирамидка в бездонной степи с табличкой «Незабвенному брату Михаилу Сергеевичу Лунину скорбящая сестра Е.Ушакова (правильно — Уварова). Умеръ он 4 (правильно — 3) декабря 1845 года». И от этой пирамидки с неправильной надписью сжималось сердце и хотелось для Лунина какой-то иной судьбы, иной справедливости — хотя бы после смерти.

Книжка Эйдельмана недавно была переиздана — и там опять была фотография одинокой пирамидки, и опять стало грустно от ее вида.

От Читы до пирамидки я насчитала по карте километров пятьсот. И еще пятьсот обратно…

Все! Едем!

21 июня. Вечер. Город Борзя.

Невероятной красоты странища простиралась перед нами! Вот все пять с чем-то часов, что мы ехали от Читы до Борзи, — невероятной красоты странища: реки, поля, луга с высокой травой, леса, наплывающие холмы — все красиво.

Людей нет. Вообще существование человечества обозначено лишь асфальтом и электрическими столбами. Изредка мелькнет небольшой поселок или деревня — и опять полное безлюдье: луга, реки, холмы и не изуродованная нами земля. Она очень красива, эта пока не изуродованная земля.

Маленькое исключение из безлюдья — Агинский Бурятский автономный округ. Во времена ельцинской раздачи суверенитетов семидесятитысячная Ага храбро бросилась вперед в свободное плавание, стала субъектом Федерации, торговала, добывала, строилась — словом, начинала набирать силу и не то чтобы очень бузотерить — так, чуть-чуть дышать без нищей одышки… В марте прошлого года Агу, пардон, согнули в дугу, объединив вместе с Читой в Забайкальский край.

Следы пятнадцатилетней свободы пока еще четко видны: ухоженные дороги, фонтаны, национальные скульптуры, изящные городские ворота, современный торговый центр, клумбы и чистота.

В Акатуй нас везет чудный местный житель по имени Дима, которого я нашла интернетным кликаньем. Дима добр, застенчив и заботлив: хоть уговора и не было, отвозит нас сперва к себе домой, в городок Домну рядом с Читой, поспать и привести себя в порядок. Городок, честно говоря, жутковатый, сплошные панельные серые пятиэтажки с ржавыми телетарелками на балконах, во дворах — клумбы и гимнастические снаряды из старых автомобильных шин, вид из окна такой, что впору повеситься, а квартира — отличная, чистая, ухоженная, с цветами, современной мебелью, новеньким компьютером и плоским теликом.

Ну вот прямо как картошка: снаружи уродство коричневое с пупырышками и глазками, а внутри — вкуснотища, особенно когда с маслом…

Чита — во всяком случае со стороны Домны — начинается белым дорожным знаком, разрисованным свастикой и разным неофашистским ублюдством, — ну просто черт знает что по всей стране!

Дима подвозит к крутому обрыву над рекой Ингодой.

— Это все уже течет в Тихий океан, — говорит он бесстрастным голосом экскурсовода. И вот когда тебе говорят, что река течет в Тихий океан, то по-настоящему начинаешь понимать, как же далеко от Москвы ты заехал.

Километров за десять до Борзи, уже почти в полной темноте, мы подбираем одиноко бредущего с работы молодого парня, расспрашиваем его про жизнь да про гостиницу, он что-то там отвечает, а потом нам:

— Ну, а вы что? Странствуете?

Мы соглашаемся. Ну в самом деле, что же мы еще делаем-то? Странствуем.

Гостиница Борзи стоит отдельного описания. Во-первых, ее было невероятно трудно найти — с Карла Маркса посылали на Чайковского, потом на Лазо, поминая при этом почему-то Калугу — потом выяснилось, что Калуга — фамилия хозяина, а сама гостиница называется «Эфир» и находится-таки на Чайковского. Дима остался ночевать в машине, а мы за триста пятьдесят рублей с человека получили комнату с одной супружеской кроватью и двумя односпальными плюс полную психоделику, соответствующую названию: на окнах опускались занавески-фотообои с фламинго слева и водопадом справа, аккурат перед водопадом на синем окне рос живой фикус. На кроватях же было совершенно африканское белье: на одной — зебры, на другой — леопарды с охотниками, а на третьей — и вовсе верблюды. Мы, как странствующие, это особо оценили.

В Борзе была еще одна гостиница, как бы центральная, но она стоила тысячу рублей с носа, и в администраторах была на тот момент такая дама, что заходить смотреть как-то сразу расхотелось.

22 июня. Акатуй.

Как же передать это чувство, охватившее меня у серой могилы? Я смотрела на шелестящие тополя, на бумажные цветы, кое-как воткнутые у подножия памятника, на уродливую надпись с фактическими и грамматическими ошибками, на привинченный к пирамидке выцветший портрет в деревянной растрескавшейся рамке, на котором Лунина и узнать-то невозможно, — тоска, отчаянная тоска и досада. Господи, думала я, ну почему его засунули в этот ужасающий Акатуйский распадок, в какой-то каменный мешок и почему потом не разрешили сестре перевезти его прах в Петербург? А вот разрешили бы, думала я дальше, и не только ты, но и никто никогда бы сюда не приехал.

Вообще декабристская ссылка оказалась фантастическим впрыскиванием вольнодумства в спящую империю. Вольная мысль пошла гулять по России, и до сих пор во всех сибирских городах и местечках, где жили декабристы, есть, есть что-то иное в воздухе. Это иное — культура и память.

Потом другие мысли наплывали: счастливый Лунин, думалось мне, он допущен в бессмертие, и вот перед ним — красота, вид замечательный, широкий — на весь распадок, дали зеленые, и у него есть все-таки своя могила, а у других, составивших России не меньшую славу, нет не только могилы, но даже даты смерти.

На фотографии в книжке кажется, что серая лунинская пирамидка стоит в степи, — это не так. Она стоит высоко на холме, закрытая теперь от степи выросшими уже после Эйдельмана тополями. На соседних могилах — такие же пирамидки, только с красными звездами сверху. Прямо под кладбищем несколько деревянных полуразвалившихся домов, во дворе одного — совершенно нелепо смотрящаяся здесь сверкающая спутниковая тарелка.

Две ленивые похмельные девки сидят у дома на лавке.

— Вчера вот проводины в армию были, так мы тут это… Работы-то все равно нет никакой, — жалуются они.

— А грибы здесь есть? — как бы не в тему спрашиваю я.

— Грибы-то? Грибы есть, полно, — отвечает одна.

— Ну вот, можно собирать да сдавать.

— Вот еще, — говорит она, дернув плечом. — Охота была по жаре ходить. Да и вообще я деньги не люблю, и на что только они?

Подруга ее согласно кивает.

Нет-нет, не подумайте, что я этот наш диалог придумала. Он точно такой и был — слово в слово. Я даже запомнила, что одну из девок звали Света.

Лунин — ау-у-у-у!

— Поезжайте в школу, — сказала женщина в сельсовете. — Там вас ждут.

(Это директор Mузея декабристов в Чите по моей просьбе созвонилась с Акатуем накануне.)

Мы поехали. Школа находилась неподалеку, в саду на пригорке. Нигде никого не было, на дверях висел замок. На всякий случай мы обошли школу вокруг. С другой стороны висел еще один замок.

«Ну, все, — подумала я. — Полный Акатуй!»

А дальше начались чудеса.







Поселок городского типа Агинское


Продолжение следует.

_
Начало — см. «Новую» №№125, 126, 131, 132, 139 за 2009 год._

shareprint
Добавьте в Конструктор подписки, приготовленные Редакцией, или свои любимые источники: сайты, телеграм- и youtube-каналы. Залогиньтесь, чтобы не терять свои подписки на разных устройствах
arrow