СюжетыОбщество

Экономист Юрий Голанд: Главная причина наших проблем — рабская привязанность к сырью

А условия для научной работы пока таковы, что даже западные технологии в России не приживутся

Этот материал вышел в номере № 01 от 11 января 2010 г.
Читать
Экономист Юрий Голанд: Главная причина наших проблем — рабская привязанность к сырью
Фото: «Новая газета»
«Настоящей экономической науки в России как не было, так и нет. Ни один из наших экономистов не предсказал нынешний кризис». Услышав такое от очередного скептика, я сказал, что знаю, по крайней мере, одного. Этот человек спрогнозировал...

«Настоящей экономической науки в России как не было, так и нет. Ни один из наших экономистов не предсказал нынешний кризис». Услышав такое от очередного скептика, я сказал, что знаю, по крайней мере, одного. Этот человек спрогнозировал многие из тех кризисных ситуаций, в которые не раз попадала российская экономика за последнее двадцатилетие.

Впрочем, начинал он как физик. Окончив физфак МГУ, работал в знаменитом Институте физпроблем. Был ученым секретарем Научного совета по проблеме «Физика низких температур», возглавлявшегося академиком П.Л. Капицей. Интересы Петра Леонидовича, как известно, выходили далеко за круг самих физпроблем, и он активно поддержал обращение молодого коллеги к глубокому и всестороннему изучению НЭПа, считая, что этот короткий переходный отрезок нашей истории весьма поучителен.

Со временем хобби переросло в новую профессию. Сегодня специалисты считают его фундаментальную монографию «Дискуссии по экономической политике в годы денежной реформы 1921-1924 годов» наиболее полной, неангажированной политически, строго научной работой по данной проблеме. На мой взгляд, эта книга — еще и конкретный ответ на все нынешние споры о том, каким должен быть учебник истории. В данном случае — истории не только одной финансовой реформы, успешно начатой, но потом загубленной грубым вмешательством политического произвола в экономику, но и, по сути, всей истории страны в 20-е годы прошлого века. А главное — это богатейший источник для извлечения уроков нашими финансистами, экономистами, политиками.

В истекшем году он выступил на международной конференции в Риме, посвященной регулированию финансового рынка после кризисов, с докладом «Сравнение финансового кризиса в 1998 года с текущим кризисом в России».

Мой собеседник — Юрий Голанд, ведущий научный сотрудник Института экономики РАН, член Экспертного совета Комитета Госдумы РФ по экономической политике.

— Юрий Маркович! Наших экономистов обвиняют в том, что никто из них не предсказал нынешний кризис, не дал загодя рекомендаций по его предотвращению и выходу из него. Справедливо?

— Какой кризис вы имеете ввиду? Мировой или наш внутренний? Это хотя и взаимосвязанные, но все же разные вещи.

— Тот и другой.

— Ну, видите ли, не только у нас, но и в США сейчас обвиняют экономистов в том же самом. Подавляющее число Нобелевских премий по экономике — у американцев. И в СМИ у них появились даже предложения: отменить эту нобелевскую номинацию, раз экономическая наука не в силах предсказывать кризисы, подобные нынешнему.

Тут надо понимать одну особенность ведущих западных стран. Там экономическая наука развивается свободно, в столкновении разных взглядов. Ее никто ничем не ограничивает. Но, по большому счету, до возникновения кризисных ситуаций она никому и не нужна. Бизнес развивается сам, в устойчивых формах, традициях, законах. Пересекается он с наукой как раз во время кризисов. Вот тут все кидаются к ученым за конкретными рекомендациями и возмущаются, не всегда получая их в виде некой панацеи.

В обычных же условиях рождаются проблемы иного рода. Как, например, начинался нынешний глобальный финансовый кризис? В его основе — особенности делового цикла американской экономики, стремление поддержать деловую активность посредством расширения потребительского кредитования на фоне недостаточного государственного регулирования финансового рынка. В Америке наиболее талантливые люди, вместо того, чтобы идти в реальное производство, в ту же науку, придумывали разные финансовые инструменты для быстрого обогащения, которые, вроде бы, должны были приводить к экономическому росту. И поначалу они реально к нему приводили, но в то же время содержали в себе опасность нынешнего кризиса.

Началось все как раз с того, что были придуманы разные финансовые механизмы, привязанные к ипотеке, которая играет очень большую роль в экономике США. Объем ценных бумаг, подтвержденных ипотекой, быстро рос. Очень дешевые ипотечные кредиты набрали даже те, кто не мог их вернуть. Хотя и была система страховки, но все как на фундаменте держалось на том, что заемщики будет платить. Потом, когда перестали люди платить, все рухнуло, обвалилось, в балансах банков скопилось большое количество так называемых «токсичных» активов. Обвал на финансовом рынке США перебросился и в другие страны. И потом уже кризис ударил по реальному сектору, по предприятиям.

Предсказуема ли была такая ситуация? Некоторые американские экономисты еще несколько лет назад говорили, что надувается большой финансовый «пузырь», грозящий взрывом. Но власти не обращали на это внимания до августа 2007 года. Думаю, в сентябре 2008 в США допустили большую ошибку, не поддержав свой крупнейший международный банк «Леман бразерс» и допустив его банкротство, и это привело к финансовому обвалу во всем мире.

Связано это с нашим внутренним кризисом? В той степени, как мы зависим от мировых цен на нефть и другие наши экспортные товары, да. Когда возникают кризисы, падают цены на сырьевые товары, инвесторы из развитых стран забирают деньги с развивающихся, рискованных рынков. И это привело к обвалу нашего фондового рынка, а затем и сказалось на состоянии банковской системы и реального сектора.

Но все-таки главная причина наших проблем — не мировой кризис, а рабская привязанность экономики к сырью и в связи с этим наркотическая зависимость от мировых цен на нефть, газ, металлы.

— Это историческая ситуация?

— Да, еще с дореволюционных времен. Только до революции 1917 года была другая привязка — не к нефти (хотя российская империя и занимала 1-2-е места в мире по добыче нефти), а к сельскохозяйственной продукции. Роль нефти играло зерно.

Привязка нашей экономики к мировым ценам на нефть стала очень заметной в 70-е годы прошлого века, когда они выросли почти в 10 раза. Выручка от экспорта всех товаров на протяжении 70-х годов возросла примерно в 5 раз. В основном — именно за счет продажи нефти, добыча которой быстро росла, с 1960 по 1980 год она увеличилась примерно в 4 раза. Это позволяло решать многие внутренние проблемы.

Но это все кончилось в 80-е годы, когда упали мировые цены на нефть, а США и другие западные страны подвергли СССР кредитной блокаде в ответ на ввод советских войск в Афганистан в 1979 году. А от импорта сельскохозяйственной продукции, прежде всего зерна, и некоторых видов промышленной продукции, особенно высокотехнологичной, мы уже серьезно зависели.

С того времени, по существу, началось наше экономическое падение, которое не остановило ни то, что с приходом Горбачева нам снова стали давать кредиты, ни плохо подготовленные рыночные реформы. Наоборот, распад СССР и эти реформы только углубили общую кризисную ситуацию, приведя российское общество к недопустимому по масштабам социальному расслоению.

Положение стало улучшаться с началом текущего десятилетия, в первую очередь в результате благоприятной внешнеэкономической конъюнктуры. Но мы так и не сумели создать нормальную диверсифицированную экономику, которая может обеспечить потребности своей страны в основных продуктах и товарах. Отсюда — сильнейшая зависимость от импорта и соответственно от мировых цен на сырьевые товары, которые составляют основу нашего экспорта (а эти цены подвержены резким колебаниям), и от притока иностранного капитала.

— И эта зависимость толкает нас на нефть, а не на высокие технологии?

— Она толкает на нефть потому, что это сразу дает высокие доходы. Что же касается высоких технологий или вообще — обрабатывающей промышленности, все понимают, что это было бы хорошо. Но, думаю, никто в нашей власти не верит, что это реально возможно здесь и сейчас. И они, власти, сами внесли вклад в утерю этой реальной возможности. Потому что для высоких технологий нужны высококвалифицированные рабочие, инженеры, ученые. А многие из них в последние 15-20 лет или уехали, или оказались невостребованными по своей профессии.

— Мне при этом вспоминается одна мысль П.Л. Капицы: даже создав в консерватории отделение по написанию гимнов или кантат, мы их не получим, если поизвелись люди, которые вообще умеют писать музыку. Никакие менеджеры не помогут, если нет профессионалов, специалистов, мастеров. А у нас не только «утечка умов». У нас ещё и дистрофия профессионализма.

— Да, дефицит квалифицированных специалистов ощутим в самых разных областях, и он крайне затрудняет реализацию провозглашённого президентом Д. Медведевым курса на модернизацию. Раньше уезжали ученые, выталкиваемые тем унизительным, нищенским состоянием, в которые наука была низвергнута в постперестроечной России. Потом этот поток стал сокращаться — то ли просто уже все, кто хотел, уехали, то ли появились какие-то слабые надежды на воскрешение науки в стране. А ныне — новая волна отъездов. Теперь уже — специалистов, мастеров своего дела, разочаровавшихся в возможности поставить это дело на родине, да и просто опасающихся за свою жизнь, за жизнь близких людей.

Раньше мы говорили об оттоке талантливой молодежи из науки в бизнес, теперь приходится говорить о «вымывании» наиболее талантливой и дальновидной составляющей и из самого российского бизнеса. Все больше активных в бизнесе людей стремится уехать.

— Если мы хотим, чтобы не уезжали специалисты в разных областях, будь-то наука или тот же бизнес, государству имеет смысл их заинтересовать в том, чтобы им выгоднее было остаться. Сегодня нам специалисты, положим, по глубокой переработке нефти не очень-то нужны — выгоднее просто гнать сырую нефть по трубам…

— Это вопрос не только денег, но и обстановки в стране. Вот не так давно первый заместитель руководителя администрации Президента В.Сурков дал интервью, в котором признал, что «собственные наши интеллектуальные силы невелики». Естественно, если страну покидают лучшие ученые и специалисты, ее интеллектуальные силы ослабевают. Но ведь это не природное явление, на него могут влиять власти. Наши ученые и инженеры успешно работают в других странах, а здесь они не могли себя реализовать, да и потенциал тех, кто остался, используется далеко не полностью. Подрастает способная молодежь, и важно также для нее создать благоприятные условия, ослабляя у них желание уехать.

Чем сетовать на слабость наших интеллектуальных сил, лучше повысить в обществе престиж знаний и их носителей, для чего, в частности, увеличить финансирование науки до необходимого уровня, при этом обеспечив доведение выделяемых средств до исполнителей и реальную защиту прав интеллектуальной собственности, а также резко повысить качество среднего и высшего образования. Но делать это надо, не разрушая нашу систему обучения фундаментальным знаниям, а дополняя ее такими особенностями, взятыми за рубежом, как воспитание навыка дискуссий или практического использования знаний.

В.Сурков сделал вывод о необходимости привлекать из-за рубежа знания и технологии. Но для их привлечения нужно создать соответствующие правовые, экономические, организационные условия, и без развития собственных исследований мы не сумеем эффективно использовать зарубежные разработки.

Как раз на основе сотрудничества отечественных специалистов с иностранными были построены дореволюционные проекты, реализованные под эгидой тогдашнего министра финансов С.Витте. При нём была проведена эффективная денежная реформа, удвоилось промышленное производство, был совершен настоящий прорыв в строительстве российских железных дорог, а по отношению к Великой Транссибирской магистрали впервые были применены расхожие потом слова «русское чудо». Все это делалось в комплексе с расширением технического образования.

И в советское время в стране был успешный опыт реализации крупных научно-технических программ, правда, в основном в военной области и ценой больших затрат. Если говорить об экономической составляющей наших атомного и космического проектов, то это не только колоссальные бюджетные вложения, но, прежде всего, наличие и научных, и инженерных, и рабочих кадров, способных осуществить новейшие, небывалые, как мы бы теперь сказали, высокие технологии. В этом дело, а не в споре о том, какая часть сведений об атомной бомбе или о «Фау-2» была предоставлена нашим разработчикам разведкой.

— Когда осуществлялся наш Урановый проект, правительство приняло несколько закрытых постановлений о его научно-образовательном обеспечении — о подготовке студентов, аспирантов, даже школьных учителей, знакомых с атомной физикой…

— Успех и этих проектов, и реформ Витте во многом объяснялся тем, что важная роль в них отдавалась первоклассным специалистам. А сейчас на ключевых позициях «успешные менеджеры», распределители денежных потоков, и я совсем не уверен, что им под силу решить проблемы модернизации, требующие глубоких специальных знаний.

Но чтобы сделать хорошо то, что уже известно — я уж не говорю о необходимости придумывать новое, — ну хотя бы так, как это делает Китай, для этого надо развивать и свою науку, и свое производство, и свое образование.

Продолжение следует

shareprint
Добавьте в Конструктор подписки, приготовленные Редакцией, или свои любимые источники: сайты, телеграм- и youtube-каналы. Залогиньтесь, чтобы не терять свои подписки на разных устройствах
arrow