Курс на сокращение круглосуточных коек и закрытие маленьких больниц был взят государством еще в 90-е годы. Взамен населению предлагаются койки дневного пребывания и врачи общей практики, которые должны усилить профилактику. Цель оптимизации стационаров — экономия скромных финансовых средств, отпущенных на сбережение здоровья граждан. Об оптимизации говорится и в Концепции социально-экономического развития РФ, принятой в 2008-м. Потому что хотя только за первое десятилетие реформы были закрыты две тысячи больниц и сокращены 300 тысяч коек, еще осталось что сокращать.
Оптимизация не минула и Ярославскую область: количество больничных коек и здесь подгоняют под федеральный стандарт. Два года назад он был превышен на 25 процентов. Поэтому региональное правительство постановило до 2015 года 1379 коек из 15 148 сократить.
По живому коечный фонд чаще всего режут в сельской местности. Добраться до качественной медпомощи там и до оптимизации было нелегко. С закрытием ближайшей больницы или круглосуточного стационара старики и инвалиды остаются почти отрезанными от медицины. В селе Вощажниково, как в большинстве российских сел, много пенсионеров, мало рабочих мест, вокруг плохие дороги, по которым не ездят реанимобили — только медицинские уазики. В селе есть больница, построенная 101 год назад на деньги благотворителей. Под Новый год в нее пришли реформы, которые тысячи сельских больниц уже испытали на себе.
Оптимизация отдельно взятой больницы
Галина Максимова стала сельским врачом 15 лет назад. До этого 15 лет работала на «скорой помощи» в Самарканде. Ее мужу совхоз дал здесь дом, в который семья с тремя детьми и переехала. Теперь Галина Константиновна не только участковый терапевт, но и главный врач. Почти со всеми окрестными жителями, каждого из которых хоть раз лечила, на ты. Их больше двух тысяч.
Сегодня больница переживает столько перемен, сколько не было за все время работы в ней доктора Максимовой. А было вот что. Нацпроект дал три новых аппарата, включая кардиограф, компьютер, и федеральные надбавки участковым врачу, медсестре и фельдшерам прикрепленных к больнице фельдшерско-акушерских пунктов. Сейчас главный врач получает 14 тысяч. Три года назад сократили десять круглосуточных коек из двадцати, зато появились пять дневных. Сегодня койки оптимизированы до конца: дневных десять, круглосуточных три. Правда, непонятно, каким образом последние три будут работать, потому что в штате нет дежурных медсестер и повара. Возможно, койки назвали круглосуточными, только чтобы успокоить местных жителей, боровшихся против перехода больницы в дневной режим. Они собрали подписи и отослали шесть писем чиновникам, объясняя, что из сел и деревень, разбросанных вокруг больницы в радиусе 40 км, каждый день в нее не наездишься. «Есть у нас в Неверкове, которое в 28 километрах от Вощажникова, инвалид второй группы Иванова, 72-летняя бабушка, — описывает Галина Константиновна возможности новой медицины. — Приезжает она сюда первым автобусом в семь часов утра. Вторым, в час, нельзя: дневной стационар уже будет закрыт. А открывается он в восемь, поэтому Иванова своего укола будет ждать час. Если появится у нас дежурная медсестра, та ее хоть впустит в больницу, а нет — мерзнуть Ивановой на морозе. А после укола ей придется ждать еще пять часов, пока придет второй автобус. Тут здоровый заболеет».
Тяжелых больных принимает центральная районная больница. Теперь, когда в Вощажникове «полежать» будет проблематично, желающих лечиться в ЦРБ прибавится. А там тоже оптимизация: в декабре круглосуточных коек было 80, сейчас 65, через пять лет останется 45. Если Галине Константиновне скажут «мест нет», придется ехать в Углич или Ярославль. За 90 и 100 километров. Старики говорят: «Лучше на кладбище».
Из 32 человек, работавших в больнице в декабре, в штате остаются 12. Пенсионеры отправлены отдыхать на 6 тысяч рублей в месяц. Большинство вернется сюда же: через несколько месяцев на втором этаже откроется центр временного пребывания для пожилых людей. Там будут вакансии санитарок, социальных работников, буфетчиц. «Сметут» любые: с рабочими местами плохо.
С января Галина Константиновна — врач общей практики (ВОП): терапевт, педиатр, ЛОР, невролог, окулист, хирург и гинеколог в одном лице. Некоторые из своих теперешних обязанностей она выполняла и раньше: терапевт в селе больше, чем терапевт. И раны обрабатывала, и рожениц смотрела, и больных детей. Теперь должна будет наблюдать новорожденных в течение года, выписывать рецепты на детское питание, оформлять инвалидность и много чего другого. Работы и ответственности у Галины Константиновны прибавится. Ей бы трех-четырех хороших помощников, как у европейских коллег, но пока есть только одна медсестра, общей практике еще не обученная. А участок у Галины Константиновны каким был, таким и остался, хотя положено ВОПу обслуживать не 2100 человек, а не больше 1200.
В свои первые рабочие дни врач общей практики работает по-старому: полагающихся инструментов ей пока не дали. Нет у нее и специального кабинета: ремонт идет. А у больницы нет лицензии. С прежней лицензией можно было спокойно работать еще год, но администрация района посчитала, что оптимизация не терпит отлагательств, и вот теперь нужно получать новую. Галина Константиновна показывает мне увесистую папку с бумажками из всевозможных ведомств, которые она собирала несколько месяцев, чтобы получить прежнюю лицензию. Ни одной новой бумажки пока нет: сначала нужно ремонт закончить.
Недоходная медицина
Я была в Вощажникове в конце декабря и видела больницу еще не оптимизированной. В рассветных сумерках и 25-градусный мороз уазик с надписью «Медслужба» высадил нас с Галиной Константиновной у длинного двухэтажного кирпичного здания. Из трубы его валил дым: топилась котельная. И все равно было зябко, но к этому, как и к холодной воде в кране и тяжелому запаху на втором этаже, казалось, все привыкли. На первом этаже — кабинеты терапевта и стоматолога, лаборатория, аптека, регистратура. На втором, где сейчас ремонт, палаты: дневная, терапевтические и социальные. Последние — особенность сельских больниц. Старики, которые туда попадают, не могут сами поддерживать в порядке дом, а их дети зарабатывают на жизнь в городах. В терапевтических палатах тоже пациенты только пожилого возраста — на всех десяти койках. «Три года назад и двадцать коек у нас почти всегда были заняты, — рассказывает Галина Константиновна. — А четыре года назад, когда еще не работали по ОМС (обязательное медицинское страхование. — С. Б.), больные лежали даже в коридорах и в ординаторской».
На прием к участковому врачу пришли четверо школьников, трое пенсионеров и две молодые женщины. Пенсионеры — на консультацию, школьники — за справками. Молодые мамы открывали больничные. Сделать нехитрое в городе дело здесь — значит оставить больного ребенка дома, проехать на автобусе 30 км, отсидеть очередь, два часа ждать обратного автобуса.
В час дня больничный УАЗ отправился на вызовы. Изба первой пациентки в селе Никифорцеве: в углу большая икона, на стенах фотографии — старые черно-белые и цветные с внуками. У 73-летней бабушки восьмой день температура под 39. Муж собрал сумку для больницы. «Скорее всего, в районную вас положим, если там есть места. У нас нет», — говорит доктор. «Мне там даже лучше. Будет кому навещать», — отвечает больная, надевая валенки. Домашнего телефона у нее нет. Позвонить в ЦРБ можно из Вощажникова: будем проезжать. Но сначала — на второй вызов в деревню Латку. Если госпитализировать всех по отдельности, в рабочий день не уложишься. Дорога в Латку лихая: чтобы не оказаться на полу, поручень в УАЗе лучше не отпускать.
В натопленном доме красивой женщины лет пятидесяти приятно тянет дымом от печки. На диване гитара, россыпь пуговиц, на столе томик Шукшина. Хозяйка извиняется: врачу звонила вчера вечером, а сейчас чувствует себя хорошо. Бабушка в машине вздыхает: «Опять по этой дороге…» Возвращаемся в Вощажниково. В старой избе пол от порога круто уходит вниз. Спустившись, попадаешь в комнату с таким низким потолком, что человеку и маленького роста придется наклонить голову. Больная ждет на втором этаже на изразцовой печке. У 84-летней бабушки болит ушибленный бок. Врач делает укол, оставляет список лекарств. Теперь можно отвезти наконец первую пациентку в ЦРБ. Она путешествует с нами уже больше часа. Но, видя, что водитель опять заводит машину, просит: «А в здешнюю больницу нельзя? Я так накаталась, что почти выздоровела».
Между тем из социальной палаты забираем другую бабушку, чтобы отвезти в районный интернат на время ремонта.
Передали бабушку работникам интерната — и на срочный вызов. В нетопленном, захламленном доме висит густая вонь. В сапогах и в куртке на кровати хроническая больная, которая уже несколько месяцев не пьет ни одной таблетки. Рецепт у невестки, о матери не хочет заботиться никто из троих взрослых сыновей. Один из них непьющий. Он здесь.
— Почему дом нетоплен?
— Не знаю я.
— Почему не отвезли больную к врачу?
— А почему я должен?
— Вы же сын!
— Так что, я один, что ли?
После осмотра больную увозят в ЦРБ.
Шестой час, рабочий день окончен. Хотя позвонить Галине Константиновне могут и поздним вечером, и ночью. Вместе с ней в круглосуточной готовности должен быть водитель. Труд его оценивается в 4300 рублей. Раньше на шофера была записана еще одна ставка, получалось больше 8000. «Лишнюю» ставку в январе сократили. Водитель грозится уйти работать в воинскую часть в тридцати км от села: там платят в несколько раз больше. Без него Галине Константиновне никак не справиться. Хотя в селе Красный Октябрь врач-мужчина сумел оптимизироваться: работает и за себя, и за водителя. «Мы ко всему привыкнем, — говорит Галина Константиновна о сотрудниках больницы. — Но не дай Бог, хоть одна смерть случится раньше времени из-за новых порядков. Никакой экономией ее не оправдаешь».
