Уважаемый Александр Алексеевич!
Ваше интервью журналистам радио «Эхо Москвы», посвященное проблеме передачи объектов культурного наследия религиозного назначения в собственность религиозным организациям у меня, музейщика с многолетним стажем, вызывает много вопросов. Они касаются как недвижимого, так и движимого имущества.
Начнем с недвижимого.
До сих пор такие объекты (в первую очередь храмы и монастыри) передавались церкви в безвозмездное пользование на основании договоров, обязательным условием которых является охранное обязательство, которое «должно включать в себя требования к содержанию объекта культурного наследия, условиям доступа к нему граждан, порядку и срокам проведения реставрационных, ремонтных и иных работ по его сохранению, а также иные обеспечивающие сохранность объекта требования» (Закон «Об объектах культурного наследия…», № 73-ФЗ от 25 июня 2002 г., статья 55, п. 1 — 5).
Если церковная община будет не пользователем, а собственником храма, она будет иметь право его ремонтировать, перестраивать, ни у кого не спрашивая разрешения, передавать по наследству и даже продавать. Иначе что означает само слово «собственность»? Этим летом видел в Англии на двери храма объявление о продаже, видел и уже проданные храмы, используемые по другому назначению. Законы многих стран позволяют это делать. Проблема пустых храмов может возникнуть и в России, учитывая сокращение числа сельских поселений и планы переселения жителей «моногородов».
Что собой представляет церковная община, новый собственник храма? В советское время для ее регистрации необходимо было минимум 20 членов. А сейчас? Если она по какой-то причине сокращается до 5 членов, останутся ли они собственниками храма? Могут ли они продать храм или сдать его в аренду под клуб или библиотеку? Или в этом случае государство снова национализирует имущество церкви?
Допустим, наоборот, община расширилась, храм уже не вмещает всех молящихся. Можно ли его перестроить или пристроить новый придел? Допустим, общине не нравятся потемневшие росписи XVII века, она решает их поновить. Чтобы не оставить храм без службы, она заинтересована пригласить таких мастеров, которые согласятся быстро заменить старые росписи на новые. Или собственник не имеет права распоряжаться своим имуществом?
Допустим, произошло несчастье: древние фрески погибли из-за дырявой крыши, воры обокрали храм из-за отсутствия надежной охраны и т. п. Кто несет юридическую ответственность за утрату общенародного культурного достояния: церковный староста? настоятель храма? епископ? патриарх Кирилл? или никто?
Храмы, содержащие в себе древние фрески или иконы, требуют особого температурно-влажностного режима. Кто будет следить за соблюдением необходимого режима? Конкретно: в некоторых храмах-музеях в дождливую погоду не пускают посетителей в мокрой одежде или ограничивают их число. Будет ли община так же ограничивать число молящихся? Совсем конкретно: в Успенском соборе города Владимира фрески Рублева за короткий срок использования храма для богослужения покрылись слоем копоти от горящих свечей. Пропала многолетняя и дорогостоящая работа по их реставрации и сохранению. Эту работу оплачивал я лично и другие налогоплательщики. Кому я могу предъявить судебный иск?
Предвижу, что Вы, Александр Алексеевич, можете сказать: к чему волноваться, за охранностью памятников теперь будет следить Росохранкультура. Допустим. Но тут все дело в деталях. Представим, что к собственнику храма приходит Росохранкультура в лице своего чиновника и говорит: «Здание церкви и ее стенные росписи нуждаются в срочной реставрации, поэтому мы прекращаем богослужение в нем и начинаем реставрационные работы», а собственник отвечает: «Мы продолжаем службу, а реставраторов не пустим». Может ли Росохранкультура оштрафовать собственника или отобрать у него церковь путем вторичной национализации? Если нет, то лучше не тратить деньги на создание новых чиновников. Если да, то снова появятся церкви в государственной собственности, договоры безвозмездного пользования, охранные обязательства, то есть прежняя система.
Если решение принадлежит органам культуры, то здание церкви остается памятником культуры. По соглашению с общиной на богослужение отводится определенное время, за пределами которого храм открыт для всеобщего посещения, в храмах с фресками запрещается возжигание свечей, создаются условия освещения, благоприятные для обозрения находящихся в храме произведений искусства. В этом случае становится оправданным выделение бюджетных средств на ремонт и содержание храма.
Если решение принадлежит общине, то ничего этого не будет, храм станет только местом моления православных, где будут докучливыми пришельцами приверженцы других религий, а также атеисты. В таком случае имеет ли правительство право тратить деньги всех этих категорий граждан на содержание храма одной из религий?
Как следует из Ваших слов, из 12 тысяч храмов — памятников культуры подавляющее большинство уже передано церкви, предстоит передача остальных, это храмы разрушенные или занятые пока музеями или архивами. Вы не заметили, что это означает признание того, что новый закон призван оправдать уже совершенные незаконные действия правительства.
Перейдем теперь к памятникам культуры движимым, под которыми имеются в виду в первую очередь иконы музейных собраний. В отличие от памятников недвижимых, иконы передаются не в собственность, а в бессрочное и бесплатное пользование. Это лучше по существу, но не совсем логично: иконы Рублева, находящиеся в иконостасе Троицкого собора Сергиевой лавры, передаются в собственность как часть интерьера храма, а иконы его же письма из Третьяковской галереи можно просить только в пользование? Или в храмах, являющихся собственностью церкви, иконостасы могут остаться в собственности государства? И стенные росписи тоже?
Как я понял из Вашего интервью, механизм передачи икон таков: церковь обращается в Министерство культуры с просьбой о передаче ей определенных икон из определенных музеев, министерство поддерживает эту просьбу перед директорами музеев, те рассматривают ее на заседании экспертных советов, в случае положительного решения происходит передача. Как это бывает на практике, можно было наблюдать на примере передачи иконы Богоматери Торопецкой из Русского музея в церковь элитного поселка под Москвой (см. «Новую газету, № 137 за 2009 г.)
Первый вопрос такой: «Министерство будет поддерживать просьбу церкви о передаче любой иконы?» Поясню свой вопрос. В Третьяковскую галерею передал свое собрание икон художник Павел Корин. Будет ли министерство поддерживать просьбу о передаче иконы его коллекции в бессрочное пользование одной из церквей, в противоречие с волей дарителя? А иконы из национализированной личной коллекции другого художника — И.С. Остроухова? Как быть с иконами? А иконы из собрания создателя Третьяковской галереи? А иконы из частных коллекций С.П. Рябушинского, А.В. Морозова, Е.Е. Егорова, Н.М. Постникова, Г.О. Чирикова и других? Все эти коллекции икон собирались как художественные еще до революции, и их владельцы могли передать их в действующие церкви, если бы того пожелали. Имеем ли мы право нарушать волю собирателей? Если такая передача состоится сейчас, не заявят ли свои претензии наследники коллекционеров? Вы, Александр Алексеевич, сказали, что из личного общения с некоторыми из наследников Вы знаете, что они не претендуют на возвращение коллекций. Но это пока иконы находятся в экспозиции государственного музея. Не изменится ли их позиция, если икона окажется в одной из церквей?
Если решение вопроса о передаче иконы в церковь зависит от местонахождения ее до поступления в государственный музей, то в готовящемся законе должно быть об этом сказано.
Второй вопрос: зависит ли решение вопроса о передаче от художественной ценности иконы? Например: икона «Преображение» из Переславля-Залесского является признанным живописным шедевром и приписывается кисти Феофана Грека, с точки зрения религиозной икона не считается чудотворной или особо чтимой. Может ли рассматриваться вопрос о ее передаче?
А как быть, когда икона одновременно является живописным шедевром и почитаемой святыней, как «Богоматерь Донская» того же Феофана, которую легенда считает той иконой, перед которой молился Дмитрий Донской накануне Куликовской битвы?
Когда задают подобные вопросы, многие указывают в качестве примера удачного решения проблемы экспонирование «Богоматери Владимирской» в Никольской церкви, находящейся на территории Третьяковской галереи. Но, во-первых, для многих икон такие условия не создашь. Во-вторых, так ли она доступна для людей, как в экспозиции галереи? В церкви она экспонируется с 12 до 16 часов, и то при условии, что в это время не проходит обряда крещения или венчания. Время экспонирования иконы сократилось с 10 до 4 часов. Она уже не включается в обзорные экскурсии по галерее. Многие посетители не знают о существовании «Владимирской». Таким образом, компромисс музея с церковью привел к резкому сокращению популярности иконы.
Но в данном случае можно надеяться, что «Владимирская» будет сохранена и когда-нибудь станет доступной широкой публике. Такой надежды нет по отношению к иконам, которые уже переданы или будут переданы церкви. В 1993 году из Сергиево -Посадского музея церкви были переданы иконы «Богоматерь Одигитрия» и «Святитель Николай», которые недостоверное церковное предание считает «келейными» иконами Сергия Радонежского. Знает ли министр культуры, целы ли они и где их может посмотреть публика?
По отношению к иконам возникают те же проблемы, что и по отношению к храмам: что в данном случае означает термин «владение», как обеспечивается сохранность и доступность?
В советское время все иконы в действующих храмах считались государственной собственностью. На те из них, которые входили в реестр памятников культуры, составлялись охранные обязательства, которые подписывал староста храма. В них община обязывалась хранить их, не производить реставрации без разрешения органов культуры. При нарушении обязательств памятники могли быть изъяты из пользования общины. Сохранится ли такой порядок после принятия нового закона? Если да, то он, конечно, распространится и на памятники, которые могут быть переданы.
В таком случае в новом законе нужно прописать порядок надзора. По Вашим словам, иконы, переданные в церковь, «навечно остаются в музейном регистре», то есть не исключаются из инвентарных книг. Следовательно, музей отвечает за их сохранность. Должна ли Третьяковская галерея отвечать за охрану, соблюдение температурно-влажностного режима, реставрацию памятника, которым пользуется действующая церковь? Как Третьяковская галерея заставит общину купить необходимые приборы и нанять квалифицированных специалистов?
В церквах нередко случаются кражи. Допустим, галерея передала церковной общине икону стоимостью 50 000 долларов, а ее украли. Кто несет материальную ответственность? Если пользователь в лице настоятеля храма или старосты, то зачем им такая головная боль? В начале 70-х годов мне приходилось описывать памятники в действующих церквах для составления охранных обязательств, многие старосты и настоятели просили забрать некоторые иконы из храма, чтобы не брать обязательства по их сохранности. Если новые владельцы поверят в реальность ответственности, таких просьб станет больше. А если не поверят? 50 000 долларов за икону — слишком большой соблазн, чтобы гарантировать, что никто ему не поддастся. Спросите ответственных настоятелей храмов и игуменов монастырей, хотят ли они взять под личную материальную ответственность древнюю икону, и посмотрим, много ли найдется желающих.
По закону о музейном фонде музей обязан обеспечить не только физическую сохранность памятника, но также «использование музейных предметов и музейных коллекций в научных, культурных, образовательных, творчески-производственных целях». Следовательно, новый закон должен предусматривать право каждого человека прийти в установленное время в храм, чтобы осмотреть памятник, провести учебное занятие или заняться его изучением, а храм обязан его показать в условиях нормального освещения, а не спрятать, например, в алтарь? Храм на несколько часов становится музеем с бесплатным входом. И снова хочется спросить: зачем общине такая головная боль?
Одна из обязанностей владельца памятника культуры — его популяризация. Музеи для этого создают экспозиции, организуют выставки, выпускают каталоги и альбомы. Именно их деятельность способствует высокому авторитету русской иконы в глазах всего мира. Действующая церковь не заинтересована отправить икону на выставку в другой город или за рубеж. После передачи части икон церкви каталожные сведения об их местонахождении устареют, памятники просто исчезнут из поля зрения. Иконы музейных коллекций открыты для исследования. Их можно изучать с использованием различных технических средств, делать химические и другие анализы. У икон в действующих церквах другое назначение. Как новый закон обяжет церковные общины предоставлять возможность специалистам для исследования древних икон?
Не кажется ли Вам, что все переданные иконы будут просто выведены из культурного и научного обихода и подвергнутся угрозе забвения и уничтожения?
