Повесть «Салам тебе, Далгат!» получила в последние дни 2009 года премию «Дебют» (для писателей моложе 25 лет) в номинации «Крупная проза». Обычно пишут: «получил автор», но с автором тут непросто. Автор — един в двух лицах.
О повести заговорили еще осенью, «на стадии шорт-листа». Совершенно неизвестное имя «Гулла Хирачев» на титульном листе рукописи никаких сомнений не вызвало: конечно, это мужская проза! Изощренный слух на уличные шепоты и базарные толки Махачкалы, отлично скопированный гортанный жаргон с южной растяжечкой, свадебный разговорец об оружии, закатанном в ковер… Подлинная тема повести — Дагестан как пограничье. Камни старого Дербента, слащавые буффонады литературных юбилеев с советским колоритом, роскошь тетушкиных ковров и текучие городские легенды о чудесах и знамениях Аллаха, волейбол на пляже, русские скинхеды, федералы, боевики, пылание хурмы и гранатов, спокойный вывод «все равно никто никого не любит» — все сплавлено в тексте. Новая для русской словесности земля освоена экспедиционным отрядом в составе одного молодого человека с острым и точным слухом и взглядом.
…Казус произошел лишь на вручении «Дебюта»: юноша оказался девушкой. А «Гулла Хирачев» — писательским псевдонимом критика Алисы Ганиевой. Недавняя выпускница Литинститута, автор немерена моря рецензий и статей о современной словесности в «Новом мире», «Знамени», «Октябре», «Литучебе» (тут самым примечательным кажется ее длинный трактат «Мятеж и посох» в «Новом мире» №11 за 2008 год), сотрудница «Exlibris-НГ» — Алиса и в мужской маске скрупулезно выполнила главное условие премии «Дебют»: двадцати пяти лет автору «Салам тебе, Далгат!» еще не исполнилось.
Таких ярких дебютов в прозе не было давно. Читайте кусок из повести на стр. 15.
Отдел культуры
Отрывок из повести «Салам тебе, Далгат!»
Сразу попав в тесноту, Далгат почувствовал себя плохо, но спасали обступающие навесы. Сначала его как будто охватили стиральные порошки, куски хозяйственного мыла, выжигающие глаза солнечным отсветом щетки для посуды из проволоки, шампуни, резинки для волос, целлофановые пакеты с хной и басмой, лавровые веники. Потом, неожиданно и пестро, со всех сторон нависли бюстгальтеры с гигантскими чашечками, ворохи разноцветного, дешевого на вид женского белья, два раза Далгата сильно защемило двумя крупными женщинами, выбиравшими себе что-то в проходе. Торговка лет сорока, с золотым зубом, взмахнула красными панталонами перед его лицом: «Молодой человек, купи себе — не пожалеешь» — и затряслась от смеха. Соседки шумно захохотали вслед.
Вырвавшись из тесных рядов, Далгат оказался снова на ярком солнце, и тут же, вылетев, дребезжа, из-за поворота, его чуть не сбила грязная железная тележка, которую быстро гнал перед собой неопрятно одетый человек. «Расходись, расходись», — кричал он низким и грубым голосом, который перекрывался из динамиков криком местной мегазвезды. «Бери, хорошие, женщина, очень хорошие», — захлебываясь, нарастало со всех сторон. Черные от загара, измученные торговлей под жарящим солнцем, прикрываясь от неба кусками картонки, тут и там сидели и стояли торговцы. Кое-где попадались мужчины, спрятавшиеся в тени «КамАЗов», а из кузовов скатывались спелые и тяжелые арбузы и дыни. «Слаткий априкос», — читал Далгат пьяными глазами.
Красными горками лезла в глаза малина, рваными бумажными обертками лежал зеленый молодой фундук, солдатскими отрядами громоздились лихо уложенные пирамидки оранжевой хурмы, груш, яблок, помидоров, тут же, рядом, стручки фасоли, черешня, крупные, мелкие, продолговатые, фиолетовые, зеленые и почти красные виноградные кисти. Ходил, зачем-то неся длинную плеть, усатый сборщик налогов.
Рядом с товаром, выведенные на куске бумаги шариковой ручкой, лепились названия сел, откуда их привезли: «Гергебиль», «Ботлих», «Ахты»… Под прилавками, между раздавленными гранатами и персиками, ползали полуслепые и блохастые котята. Распаренные и уморенные, с возбужденно бегающими глазами, вокруг двигались люди. Осторожные старушки с аккуратными хвостиками, утомленные девушки в блестящих вечерних платьях, на каблуках и с ведрами огурцов в руках, парни в спортивках, дамы с вуалетками. «Бери, парень, зелень, бери! Петрушка, кинза, укроп! Все свежий!»; «Парень, смотри какая картошка, хорошая, не червивая, взвесить тебе?»; «Подходи, откуси абрикос, на, пробуй»; «Возьми тоже на пробу, парень, яблоки сочные, некислые». Впереди, преграждая Далгату путь, шла слегка разболтанная женщина в соломенной шляпе.
— Женщина, какая шляпа у тебя, дай примерю, — пристала к ней продавщица морковки.
Схватила тут же шляпу, надела на неухоженную голову, стала вертеться, соседки подошли, стали завязывать ей завязки. Хозяйка шляпы растерянно тянула к ним руки. Созерцательно и добро улыбающийся торговец выплюнул разжеванную веточку, закричал через проход:
— Забери у нее свою шапку, женщина, у нее руки грязные, запачкает тебе все!
<…> Далгат быстро прошел рыночные закоулки с квохчущей живой птицей и козами и сунулся в исламский магазинчик, тесный, как конура, полный мелодичных молитвенных песнопений на арабском, звучащих из приемника. Раздвинув бренчащие ряды четок, выглянула старая продавщица. Далгат делал вид, что с интересом разглядывает литературу, амулеты, тюбетейки. Там были часы, указывающие время намаза и направление Киблы, электронные четки, сурьма и капсулы с маслом черного тмина. Чтобы не выходить с пустыми руками, Далгат заплатил тридцать рублей и купил корень дерева Арак, которым чистят зубы.
На улице он снова впал в оцепенение. Стали вспоминаться ежевечерние религиозные передачи, которые вел безграмотный и косноязычный алим, носящий духовное звание. Вот молодой муфтий был умен и образован, но его убили. На передачах этих говорили о джиннах и сурах, о том, что можно, и о том, чего нельзя. Звонили в студию. Один мужчина спрашивал, допускается ли, ложась спать, поворачиваться спиной к Корану. Девушка интересовалась, в какой цвет, по шариату, можно красить ногти.
— Салам, Далгат, движения не движения? — путь Далгату преградил улыбающийся до ушей одноклассник с поломанным ухом.
— А, салам, Мага, как дела?
— По кайфу, же есть. Трубка с собой у тебя?
— Да, — отвечал Далгат, нащупывая в кармане мобильник.
— Ты не обессудь, особо копейки тоже нету, надо кентам позвонить, там этот, с Альбурикента один аташка бычиться начал. Раз стоим, он обостряет. Я его нежданул, он по мелочи потерялся. Бах-бух, зарубились мы с ним, короче. Я его на обратку кинул и поломал, короче. Теперь он со своими на стрелку забил буцкаться, и мне джамаат1 собрать надо.
Говоря с Далгатом, Мага взял у него включенный телефон, что-то высказал по поводу его модели и мощности и вдруг завопил в трубку:
— Ле2, Мурад, салам! Это Мага. Чё ты, как ты? Папа-мама, брат-сеструха? Я чё звоню, этот черт же есть, который Исашки брат! Махаться хочет! Ты сейчас где? Давай да подъезжай на 263, кувыркнем их. Я его выстегну! Братуху тоже позови и Шапишку. Пусть приходят. Давай, Саул тебе! На связи тогда!
Мага нажал на отбой и начал мять какие-то кнопки.
— Чиксы есть у тебя здесь?
— Нет, новая трубка.
Мага вгляделся в Далгата, широко обнажив здоровые зубы в улыбке.
— Ле, чё ты, как дохлик? На качалку не бывает? — восклицал Мага, дружески стукая Далгата по спине и плечам. — Садись со мной, мне пахан тачку отдал, с пацанами пять на пять выскочим, потом по Ленина вверх-вниз прокатимся.
— Мне тут рядом надо, — говорил Далгат, идя за Магой к новенькой иномарке, — подкинешь меня?
— Базара нет, — улыбался Мага.
Когда они сели, машину обступили узбекские дервиши-попрошайки, до того сидевшие на тротуаре, поедая перепавший им откуда-то арбуз.
— Садаха, садаха, — ныли смуглые дети-оборванцы, протягивая грязные руки сквозь раскрытые окна автомобиля.
— Э! — заорал Мага мамаше-узбечке.— Забери да их отсюда!
— Садаха давай, садаха, ради Аллаха, — упрямо заныла узбечка, отвлекаясь от арбуза.
— Ё4, ты меня, богаче же есть, — заорал Мага и, повернувшись к Далгату, сообщил: — Жируют здесь. Хлеба не возьмет она, только деньги ей давай!
Узбечка, будто услышав эти слова, встала и протянула:
— Хлеба дай, съедим, съедим, Аллах вора побьет, мы не воры…
Но Мага уже никого не слушал и, неожиданно дав по газам, помчался вперед, сквозь беспорядочный дорожный поток, совершенно не замечая светофоров. Они мигом оказались на повороте, где машина с визгом повернула налево и выехала на встречную полосу, игнорируя свист гаишника.
— Свистят, — заметил Далгат, вцепившись в сиденье.
— А, ниче не станет, мой пахан их всех сделает, — сказал Мага, не сбавляя хода и роясь одной рукой в музыкальных дисках. <…>
Отел культуры
1Общество.2Обращение к мужчине (авар.).3Улица 26 Бакинских Комиссаров в Махачкале.4Обращение к женщине (авар.)
