«Страшное восьмилетие», по определению Давида Самойлова — послевоенные годы, когда у фронтовиков были отобраны плоды победы в Великой Отечественной войне, а сами они ежеминутно ждали ареста и кары, не зная за собой никакой вины: «Где-то в двери стучат. Слава Богу — /Не ко мне, не ко мне, не ко мне!» Несмотря на вполне понятный человеческий ужас, литературное мужество не оставляло Самойлова и сам он полагал, что суть сталинщины в поэзии прозрел гораздо раньше, чем в жизни, «когда в возвышенность тиранства/ и благо вечных голодух/ поверил русский дух пространства,/доверчивый и страстный дух».

Смерть Сталина, развеявшая миф не только о бессмертии, но и о непогрешимости его деяний, дала новый толчок и новые повороты мысли уже непосредственно о нем самом. В середине 60-х Самойлов начал стихотворение (а, скорее, поэму, судя по замаху и эпической интонации) о том, как Сталин умирал:

…Он полагал, что смерть преодолел.Одни врачи распространяли ложь,Что он, подобно всем, подвержен тлену,И он почел их мненье за изменуИ потому отправил на правеж.

Пытаясь вникнуть в психологию тирана и того, как он становится кровавым душегубом, Самойлов не прибегает ни к осудительному, ни к развенчивающему тону. Его повествование намеренно спокойно и отрешено от оценок. Он хочет понять, как рожденный человек превращается в то, что не имеет права носить это звание.

Здесь, в комнате, где на большом столеУгрюмые стояли телефоны,Он для вселенной сочинял законы,Уже не мысля о добре и зле.

Постижение идет кругами, как это свойственно самойловской манере.

Он научился презирать людей.А теми, кто достоин восхищенья,Он восхищался. Но не знал прощеньяИ истреблял, как только мог лютей.

Незадолго до собственной кончины Самойлов вновь вернулся к этому произведению, думал над тем, чтобы (и как) свести концы и начала в жизни его антигероя. Но текст так и остался незавершенным.

Однако он не был единственным обращением к личности Сталина в творческой биографии Самойлова. Во второй половине 70-х, когда черты наследия Сталина стали явственно проступать в официальной идеологии, он задумал сатирическую пьесу «Воскресенье» — как Сталин возвращается в нашу жизнь и как он реагирует на события, происходившие в его отсутствие: бегство из страны дочери Светланы Алиллуевой, действия бывших соратников против культа личности, появление «Архипелага ГУЛАГ» Солженицына.

Под пером Самойлова Сталин цинично и невозмутимо подгребает под свое начало самой историей свершившееся возмездие. Но поскольку, как мы знаем, оно свершилось половинчато и робко, т.е. с возможностью возврата к державной карающей руке, то Сталин не только мертв, но и жив.

Пьеса «Воскресенье» не была дописана. Не символично ли, что оба приступа к личности Сталина — и стихотворный, и драматургический — не обрели окончательных очертаний? Как и сама фигура Сталина, возникшая из исторического небытия в сегодняшних политических баталиях.

Галина Медведева

Воскресенье

Давид Самойлов. Неоконченная пьеса

Раннее утро. Темно. Входит уборщица с ведром. Поднимает шторы. Оглянувшись, видит: в кресле, закрыв глаза, сидит Сталин.

С криком «Батюшки-светы» она выкатывается. Сталин, открыв глаза, принимает деловую позу и смотрит на дверь. Входит помощник, уже подготовленный к тому, что он увидит именно Сталина. Но полного ощущения реальности происшедшего у него нет. Поэтому он входит неуверенно и как бы запинаясь.

Сталин. Какой сегодня день?

Помощник. Воскресенье.

Сталин. Вызовите Вячеслава Михайловича и свяжитесь с Цюрихом.

Протягивает помощнику бумагу, где написан текст разговора с Цюрихом.

Помощник. Слушаюсь, Иосиф Виссарионович.

Сталин (поправляет) . Товарищ Сталин.

Помощник. Слушаюсь, товарищ Сталин!

Сталин. Заведите часы.

Помощник заводит. Часы работают все громче и громче.

Помощник выходит. Сталин меряет кабинет шагами. Часы работают с нарастающим грохотом. Сталин ходит по кабинету, неторопливо осматривается, интересуется деталями. Видит портрет Ленина. Натыкается на телевизор (огромный, цветной). Нажимает разные кнопки. Случайно включает. Идет утренняя зарядка под музыку: «На уколы, третий класс…» Он выключат.

Входит помощник, несет папку с делами.

Сталин. Остановите часы.

Помощник останавливает.

Входит Молотов.

Сталин. Здравствуйте, Вячеслав! На двадцатом съезде надо поставить вопрос о культе личности.

Молотов. На двадцать пятом?

Сталин. На двадцатом.

Молотов в оторопении.

Сталин. Садись.

Молотов медленно и обалдело садится.

Сталин ходит и произносит на ходу: «Чудес не бывает».

Сталин. Тут я подготовил тезисы для основного доклада на двадцатом съезде.

Молотов. На двадцать пятом!

Сталин. На двадцатом!

Молотов (просматривает тезисы и спрашивает) . О культе личности?

Сталин. Этот тезис подработаешь ты:

а/ Левые фразеры утверждают, что возможна история без личности. Правые капитулянты утверждают, что возможна личность без истории. Мы решительно не согласны с этими взглядами.

б/ О культе:

Мы принципиально отвергаем всякие культы. Далее… Там у вас была хорошая мысль о коллективной мудрости партии. Ее нужно развить.

Молотов. Мы ошибались, Иосиф.

Сталин. Людям свойственно ошибаться. Еще в кутаисской семинарии я переоценивал вопрос распятия и недооценивал вопрос воскресения. Ошибки отдельных руководителей не играют большой роли. И Центральный Комитет вел народ по правильному пути, намеченному девятнадцатым съездом. А тех, кто ошибается, мы поправим. И народ должен знать видных деятелей своей партии, настоящих ленинцев. Мы должны почтить память Лаврентия, Булганина, Ворошилова и Хрущева.

Молотов. Но…

Сталин. Партия доказала свою зрелость. Критикуя прошлые ошибки, не взирая на лица, мы сделали большой шаг вперед.

Нажимает на кнопку. Входит помощник.

Сталин. Вы связались с Цюрихом?

Помощник. Цюрих до обеда не работает.

Сталин. Свяжитесь сразу после обеда.

Молотов. Иосиф, наверное, нужно сообщить народу о том, что ты…

Сталин. Народ это поймет правильно.

Молотов. Нам было очень трудно, Иосиф.

Сталин. Я знаю.

Молотов. Китай…

Сталин. У нас нет политических разногласий с Китаем. Конечно, в вопросе о культе личности мы не совсем с ними согласны. Но нужно учитывать национальные особенности этой страны.

Молотов. Как ты думаешь, Мао Цзе Дун жив?

Сталин. Жив. (Продолжает листать дела и спрашивает.) Кто такой Чаушеску?

Молотов. Способный работник местного масштаба.

Сталин. Как его здоровье?

Молотов. Он довольно молодой человек.

Сталин. Он должен себя беречь.

Молотов. Иосиф, не обижайся на нас.

Сталин. Вы поступали верно в данных политических обстоятельствах. Но Тито — политическая проститутка. Кстати, а его здоровье как?

Молотов. Тито жив?

Сталин. Жив.

Проходя, включает телевизор. Там хор поет: «Летят утки». Немного слушает. Выключает говорит: «Кстати, о полетах».

Помощник. Товарищ Сталин, тут Леонид Ильич подготовил материал о строительстве в Волгограде.

Сталин (указывая пальцем на портрет Ленина за спиной). **** Что, его уже тоже переименовали?.. А Жуков жив?

Молотов. Умер.

Входит помощник.

Помощник. Цюрих готовится к вылету.

\ …>

Сталин. Об «Архипелаге». «Архипелаг ГУЛАГ» является очень своевременным политическим документом. Принято считать, что Сталин является сторонником карательной политики. Сталин прежде всего (нрзб), и в новых условиях Сталин является врагом карательной политики. Это произведение нуждается в переработке и дополнении. Необходимо открыть автору все архивы, необходимо выделить важное и опустить неважное. Это должен быть политический отчет нашей партии о деятельности карательных органов. Мы должны показать народу, каких жертв стоила наша правильная политика. Мы должны показать, как, несмотря на деятельность отдельных незрелых и примазавшихся элементов, мы покончили с остатками эксплуататорских классов. Эта книга, в переработанном виде, и под другим, более точным названием, должна войти в ряд других коллективных трудов, в которых мы обрисуем всю историю нашего государства за 50 лет.

Просит соединить с Лас-Вегасом (или с чем там еще, где живет Светлана).

Помощник сообщает, что Лас-Вегас на проводе. Сталин поднимает трубку и молчит. Слышно, как телефонистка предупреждает, что сейчас с вами будет говорить Москва. Из трубки, которую держит Сталин, слышится: «Алло, алло, Москва, я слушаю, слушаю. Алло, алло, ну хватит валять дурака». И там бросается трубка.

Сталин (медленно опуская трубку и улыбаясь). **** Положила трубку. (Длинная пауза, и он спрашивает). **** Полина жива?

Молотов. Умерла.

Перед уходом Молотова они вдвоем поют «Сулико»…