Чацкий, Тузенбах в товстоноговских спектаклях. Викниксор из «Республики ШКИД», Остап Бендер в «Золотом теленке», Груздев в «Месте встречи изменить нельзя», мэтр Роше в «Ищите женщину», отец Бродского в ленте «Полторы комнаты» — он всегда где-то рядом с тобой. Витает в воздухе. Голос, сильный, строгий, полный скептического оптимизма, воспитывает звучанием — «кем» бы Юрский ни говорил, это всегда урок мышления вслух.
Если можно научиться свежему взгляду, непредвзятой точке зрения — учитесь у Юрского. Ты находишься в пути, когда мыслишь, и голос Юрского смысловыми акцентами помогает идти самостоятельно.
Настоящая импровизация предполагает блестящее владение материалом. Последние двадцать лет Юрский пишет книги. Их вышло восемнадцать. Владение материалом жизни позволяет Юрскому игру с жанрами — под обложкой «Все включено» (М., Прозаик, 2009) уместились рассказы, документы, эссе и стихи, в которых Юрский осмысливает жалкую, смешную и любимую современность. К юбилею в «Астреле» издан сборник прозы, пьес, интервью Игоря Вацетиса «Провокация». Азарт Юрского являться к людям в разных обличьях, но всегда с целью зажечь свет, в чем-то подобен буддистскому пути.
Накануне юбилея Юрский перевоплотился в журналистку, получившую задание взять интервью у знаменитого человека.
Вместо интервью
Мы крепко засели в XXI век. Нулевые годы кончились, и мы уже в десятых. Не имею ни малейшего желания снова и снова ахать и охать по поводу того, что все изменилось, и изменилось к худшему. Да, с точки зрения моего поколения, так оно и есть. Но все уже говорено, высказано, повторено несчетное количество раз. Хватит! Нас ВЗЯЛИ В ЭТОТ ВЕК — вот и спасибо. В этом времени новые вкусы, ритмы, ценности. Мы в гостях у этого времени. И попросту невежливо постоянно говорить хозяевам, что у них то не так и это не так. Может, у них все так, как им нравится. Пытаться их поучать не только глупость, это нечто худшее — это бестактность, дурной тон. Новое время ни о чем нас не спрашивает, оно нас просто терпит. Очень мило с его стороны. А что журналисты нас частенько теребят — дескать, правда, хуже стало, правда, хуже? А в чем именно хуже? А что и кто вам особенно не нравится? Вы сильно обижены? — ну так на то и журналисты. Им нужна интрига, иначе пресно получается. Ну что ж, и их ругать не буду, я сегодня добрый. Я сам помогу им. Сам поставлю эдакие вопросики со щекоткой и сам попробую на них ответить.
Действующие лица:
Корреспондентка , 23 года, хорошенькая (КОР.)
Актер , 75 лет (С. Ю.)
КОР. — Как вы ощущаете свой возраст?
С. Ю. — Полностью.
КОР. — Вам ведь уже…
С. Ю. — Да, мне уже.
— Глядя из сегодняшнего дня, хотели бы вы что-то изменить в своей жизни?
— Вы меня призываете помечтать в направлении прошлого? Это симпатичное занятие при наличии досуга. Но вот беда: досуг — это то, чего во всей моей жизни был абсолютный минимум. Об этом, пожалуй, стоит пожалеть. Слишком много было работы (то есть игры, вернее… игры, то есть работы), а ЖИЗНИ… жизни было маловато.
— В каком смысле?
— Ну, например, не служил в армии. Это нелегкое испытание, но для мужчины, для большинства моих товарищей обязательная часть жизни.
— Вы что же, были чем-нибудь больны?
— Нет.
— А-а, вы уклонились? Вас, как говорится, отмазали?
— Нет-нет. Вы еще спросите, не дезертировал ли я? Нет, я к этому никак не склонен. И никогда никто меня не отмазывал, некому было.
— Так в чем же дело?
— Если интересно, расскажу. Но это не для печати — думаю, это интересно лично вам, но никак не читателям. Так что это в скобках. (Я учился в Ленинградском университете, на юридическом факультете. У нас была военная кафедра. Возглавлял ее генерал Кныш, а нашим подразделением командовал полковник Корбут — видите, я всех помню. Занимались мы военным делом с умеренным удовольствием, но вполне достойно. Посмеивались над нашими начальниками и сами над собой, потому что народ мы были совсем штатский. Однако ходили строем, пели песню, разбирали и собирали автомат, изучали тактику, работу с картами. Мы готовились стать лейтенантами запаса. Вот, помню, было одно занятие… Полковник приказал устроить соревнование на время — разобрать и собрать пистолет-пулемет. Полковник пускал секундомер, студент суетливо старался и в конце должен был громко выкрикнуть: «Студент такой-то пистолет-пулемет собрал!» Секундомер останавливался, и полковник ставил зачет или незачет. Один из наших начал дело со страшной скоростью, потом начал путаться в железках, прилаживать, втискивать не туда, менять местами и в результате вытянулся, руки по швам и гаркнул: «Студент такой-то пистолет-пулемет сломал!»
Худо-бедно перешли мы на четвертый курс. Летом проходили следовательскую практику в прокуратуре. Я получил право самостоятельных допросов и входной пропуск в тюрьму «Кресты». А осенью должны были поехать на военные сборы, после прохождения которых присваивалось звание лейтенанта. Но тут случилась большая перемена в моей жизни. Три года подряд каждое лето пытался я поступить в театральный институт, шел на конкурс, и каждый раз меня не принимали — то говорили, что каша во рту и свистит буква «с», то внешность не подходила к рабоче-крестьянским ролям тогдашнего репертуара. Но все эти три года я играл в университетском студенческом театре, замечательном, кстати сказать, и переиграл полтора десятка больших ролей большой классики. На этот раз я прошел конкурс без сучка без задоринки. Меня приняли, осуществилась моя давняя мечта. И я ушел из университета. Именно в этот год в театральных институтах отменили военную кафедру. На сборы я не попал, лейтенантом не стал и должен был идти по окончании института на срочную службу рядовым — необученным. Но через четыре года, когда я окончил институт, был я уже ведущим актером Большого драматического театра и играл главные роли в нескольких спектаклях. Театр был весьма авторитетен. Как «незаменимого» и необходимого для больших гастролей по стране меня поставили на отсрочку, которая длилась до истечения возраста военнообязанного, потому что играл я непрерывно. На сегодняшний день пятьдесят два года я не схожу со сцены.)
— Но желание служить у вас было?
— Нет, этого не скажу.
— Но это ведь опыт жизни, как вы говорите.
— Ну-у, у меня и тюрьмы не было. Тоже большой опыт жизни, но я к нему не стремился.
— Стало быть, вы никогда не носили погоны?
— Ну почему же, носил. И очень разные погоны и петлицы. Был я военным моряком — кочегаром на революционном корабле (спектакль «Гибель эскадры»), был военным диктатором целой страны (фильм «Падение кондора»). Был и советским морским лейтенантом (спектакль «Океан»). Этот спектакль мы играли более трехсот раз, то есть более трехсот вечеров — практически год. И всё в лейтенантских погонах. Так что, если захотеть, это можно мне зачесть по крайней мере за год службы.
— Да, занятно… Но армия армией, а есть и другая жизнь. Есть любовь. Кажется, вы предпочитаете об этом не распространяться, но она же была и есть. Она была?
— А как же?! Но по этому поводу хочу вспомнить один диалог. Разговаривают старые театральные сплетники, он и она. Она говорит: «Слыхал, у этого нашего новенького героя довольно серьезный роман, говорят, собирается жениться». Он: «Да-а? Интересно! Из какого же она театра?» Она: «Да нет, знаешь, она не актриса». Он (теряя интерес к разговору): «А-а-а… из публики…»
Именно так! Был наш замкнутый цех с круглосуточной работой, с внутренними интересами, и вся жизнь крутилась в нем. Мы играли про любовь, и мы влюблялись. И романы сценические порой перемешивались с романами реальными. Весь громадный внешний мир был для нас публикой. Мои подруги были замечательными, выдающимися актрисами. Я помню их и восхищаюсь ими всегда. В нынешнее время с его истерически-оголтелой тягой проникать и опубликовывать то, что в более приличные периоды считалось нормальной тайной двоих, даже упоминание этих имен всуе кажется мне странным. А вот одну дату опубликую — через месяц исполнится сорок лет нашего брака с моей любимой женщиной, замечательной актрисой и несравненной постоянной партнершей Натальей Теняковой. И об этом не стал бы я говорить публично, это наше личное дело, но… вопрос был задан, и на него надо ответить.
— Та-ак! Ну а на что же еще в вашей жизни, вам, как вы говорите, всегда недоставало времени?
— Увидеть мир.
— ???
— Представьте, очень мало видел. Я был в сотне городов Советского Союза, в сотне иностранных городов, объехал все европейские страны, по восемь-десять раз бывал в Штатах, Канаде, Израиле, в Париже в общей сложности прожил почти год, жил месяцами в Брюсселе, в Токио. Но если сказать честно, почти ничего не видел. Работал. Играл, репетировал, изредка ходил в рестораны, в кино, в театры, в гости. Но всегда придавливало напряжение ответственности — вечерний спектакль, завтрашняя репетиция. Впрочем, не буду прибедняться — Ниагарский водопад видел, галерею Уффици прошел насквозь, в Мертвом море купался и с великим Иосифом Бродским водку пил не один раз, а несколько. Жаловаться грех, некоторые могут мне даже позавидовать, а сам я благодарю Судьбу и не смею ни в чем ее упрекать.
— Вы вроде бы поставили точку в нашем разговоре. Но, если позволите, у меня есть еще несколько вопросов.
— Валяйте!
— Извините, если прозвучит несколько некорректно. Сейчас вы живете, как пенсионер, или…
— Или о чем-то мечтаю, вынашиваю какие-то планы?
— Ну, скажем так.
— Мечтаю, чтобы юбилей не тряханул меня слишком сильно. День рождения — вообще опасное время, а уж юбилей!.. Тут всегда подстерегают разные болезни, в том числе и о-очень серьезные. У меня их много, и явных, и спрятавшихся. Я с ними сжился, кое-как договариваемся. Но они, сволочи, только и ждут этих промежуточных финишей. Волею обстоятельств ты возбуждаешься, и они туда же — возбуждаются. Нервы-то у нас одни на двоих. Так что надо готовиться, но не перестараться, надо трудиться (опять!), а они выскакивают из-за углов всех твоих органов и, подмигивая, спрашивают: может, хватит?
— (Смеется.) Ну, юбилей пройдет, тогда что будете делать?
—_ (Тоже смеется.)_ Ага! Пришли к вечному и ни к чему не обязывающему обе стороны вопросу и ответу. Тостующий (без искры любопытства в душе) спрашивает: «Чем порадуете? Каковы творческие наметки?» А тостуемый (без всякого желания открываться перед малознакомым человеком) отвечает: «Да есть один проект, и если сложатся обстоятельства и будет соответствующее финансирование, то… Впрочем, сейчас рано еще об этом говорить». Оба важно, понимающе качают головами.
— (Опять смеется.) Похоже! Но я серьезно спрашиваю: вы сейчас что-нибудь новое делаете?
— А действительно, давайте под конец поговорим несколько минут серьезно. Я начал репетировать с группой молодых артистов Театра имени Моссовета оригинальную и весьма необычную пьесу. Называется «Полонез». Автор Игорь Вацетис. Жанр очень трудный для исполнителей и никак не простенький для зрителей. Современный абсурд. Этим меня и привлекает.
— Хотелось бы спросить, почему вас так привлекает театр абсурда, но это тема сложная…
— И длинная, в интервью не уместится.
— А вот почему вас так привлекает именно Игорь Вацетис? Ведь вы уже поставили его «Провокацию» в театре на Трубной и «Предбанник» в Моссовете.
— Именно. Поставил и сыграл — и продолжаю играть.
— Ходили разные слухи о том, кто такой Игорь Вацетис. Говорили даже, что это вы и есть, но все так и осталось в тумане. Так это вы?
— Раз у нас пошел разговор без шуток, сегодня я вам отвечу без обиняков. Вацетис — это не я. Но он не существует. В начале 80-х я начал писать роман. О КГБ. Назывался — «Обстоятельства образа действия». Написал первую часть и остановился. С изумлением увидел, что не мой стиль и не мой образ мыслей. Я остановился. Через десяток лет взялся за пьесу и вдруг опять обнаружил — пишет какая-то чужая рука, не моя. Я ведь довольно много прозы написал, а тут другое. Чтобы не свихнуться, я решил отделить эту руку от своей, и ясно увидел другого человека. Его биографию, характер. Так возник автор Вацетис. Почему сейчас я разбалтываю тайну? Да потому что только что вышел том прозы, пьес, интервью Игоря Вацетиса в издательстве «Астрель». Так что теперь чего уж?! А я вот опять ставлю спектакль, где объединены четыре его малых пьесы. Все понятно?
— Честно говоря, не очень.
— Ну и славно. Подробности в другой раз.
— Хорошо. Позвольте теперь несколько коротких вопросов?
— Начинайте, и на этом закончим.
— Вы счастливы?
— Разве нужно быть счастливым?
— Самое заметное положительное событие в вашей жизни за прошлый год?
— Рождение второго внука. Даша родила его в середине лета под знаком Льва. Он крепок и уже активно ползает. Зовут его Алишер. Он у нас мусульманин — отца зовут Магомед. Старший внук — Георгий пошел в первый класс. Теперь у нас многонациональная семья.
— Самое заметное отрицательное событие.
— Посещение процесса Ходорковского и Лебедева в зале Хамовнического суда. Ужасающая мизансцена — два умных образованных человека, месяц за месяцем сидящих в стеклянном шкафу под охраной человека с автоматом и оттуда, из шкафа, отвечающих в микрофон на совершенно бессмысленные и неубедительные обвинения, изложенные в сотнях томов тупым казенным языком… Эта картина стоит в памяти и не уходит. Безмерно стыдно.
— Вот вы про что…
— Вы спросили. А мы вместе решили говорить серьезно.
— Ваше любимое блюдо?
— Мой друг, великий доктор Волков, запретил мне есть мясо, рыбу, яйца и все молочное. Круглогодичный пост. Постоянно питаться гречей и капустой невыносимо. Остается, собственно, что? Ну, вареная морковка. Вы ее любите?
— Нет.
— А я что же, хуже вас? Но если чуть сдобрить водкой…
— Вы опять шутите?
— Куда деваться? Не отдавать же все Ване Урганту, Гарику Мартиросяну и компании (которых я обожаю). Надо и себе чуток оставить, хотя бы для домашнего пользования.
— Спасибо вам за разговор.
— Вам спасибо, что навестили.
