Что объединяет этих мастеров? Внешне — ярко выраженное в их живописи гротесковое начало, внутренне — наверное, дружеские отношения. Недаром одно из полотен, которое служит как бы «водоразделом» между двумя экспозициями, написано совместно: изощренно изогнутая кошка Пашкевича несет на спине любаровских головастых уродцев.

Владимира Любарова для «Нащокина» можно назвать «художником галереи». Предыдущая его персоналка прошла всего два с половиной года назад.

Отличие нынешней экспозиции с названием «Едоки», пожалуй, в ее размерах: изначально художник занял своими полотнами оба галерейных этажа. Это около сотни работ. Такая продуктивность автора не может не вызывать уважение. Тем более что его искусство весьма позитивно и неизменно вызывает у зрителей улыбки. Даже несмотря на то, что это, то ли выдуманное, то ли реально существующее художественное и жизненное пространство своей любимой владимирской деревеньки Перемилово, автор населил персонажами гротесковыми. Формы их преувеличены, черты искажены. А вот действия этих квазисуществ неприятия не вызывают — они забавны и милы. Видимо, передается авторское к ним отношение.

Хотя, замечу, заявленная тема — «Едоки» — не столь проста и безобидна, как кажется с первого взгляда. И дело не только в отсылке к классикам: конечно, сразу вспоминается знаменитое полотно Ван Гога «Едоки картофеля». Вообще-то процесс поглощения пищи, бесспорно, интимен и зачастую даже непригляден. А вот у Любарова это веселые, жизнеутверждающие действия. Его большерукие и большеногие милые уродцы, радостно крутя огромными головами, пьют пиво с воблой, поглощают квас и щи с кашей. Лакомятся «гефилте фиш» — фаршированной щукой. «Рыбой фиш», по-русски.

С искусствоведческой точки зрения интересно наблюдать за тем, как в творчестве Любарова преломляются примитивистские пристрастия 70-х (сразу вспоминаются Назаренко и Нестерова) с лично пережитыми и переработанными традициями русско-еврейского искусства начала прошлого века (от Шагала никуда не уйти!).

Андрей Пашкевич парой недель спустя вынудил друга потесниться. И занял подвальный этаж своей ставшей уже легендарной серией «Политэкология». Символы перестроечной и постперестроечной эпохи. Исчезающий абрис Брежнева в картине «Застой», задумавшийся Горбачев над рассыпавшимися бильярдными шарами на полотне «Что дальше?», иконографический Путин… Балансирование на грани кича? Несомненно! А еще один друг автора, Вадим Абдрашитов, определил это качество по-особому, по-кинематографически, как однокадровый план. Здесь явная отсылка к славному операторскому прошлому Пашкевича.

Тем неожиданней выглядят последние по времени написания абстрактные работы художника: яркие струящиеся, переплетающиеся спирали, овалы и параллелепипеды.