День сто девяносто второй
…Судебный пристав придвигает микрофон ближе к «аквариуму», ближе к Михаилу Ходорковскому. Тот продолжает очищать 150-страничное постановление о привлечении в качестве обвиняемого (ППО) от формулировок «организованная группа», «распределение ролей в орггруппе», «дача указаний членам орггруппы» и т.д… Вот уже третий день подсудимый обращает внимание: наличие штампов в обвинении ничего не доказывает, а уж тем более — ничего не проясняет, а следователи в запале с криминалом переборщили так, что дошли до парадоксов:
— …Нигде в обвинении не указан факт создания организованной группы или каких-то действий организованной группы. Когда речь идет о деятельности компании, везде лишь лингвистическое добавление «организованная группа», и все! Вот, например, цитаты: «Ходорковскому, Лебедеву и их сообщникам было достоверно известно, что ЮКОС-М фактически покупателем нефти не является, а продукция нефтедобывающими предприятиями самостоятельно отгружается непосредственно российским и зарубежным покупателям»… Ваша честь, заметьте: меня обвиняют конкретно в присвоении нефти, и одновременно сторона обвинения признает факт «самостоятельной и непосредственной отгрузки» «потерпевшими» похищенной у них нефти потребителю. Это вступает в очевидное и непреодолимое противоречие со статьей 160 УК («Хищение»). Вещь после преступления должна находиться во владении у члена организованной группы, а вовсе не во владении потерпевшего или некоего потребителя, которому этот потерпевший вещь сам, НЕПОСРЕДСТВЕННО, передал…
День сто девяносто третий
…Разборка ППО продолжается. Слайды с цитатами-штампами сменяются один за другим. Разборка вновь выливается в долгие и продолжительные лекции о законах нефтяной сферы. На первое место поднимается именно нефть. На лекции продолжает идти публика… Подсудимый упорно обращает внимание: наличие криминала в словах обвинения не доказывает хищения нефти, а в ряде случаев даже его опровергает.
День сто девяносто четвертый
…В этот день Ходорковский завершает шестидневный разбор обвинительного заключения. Обращает внимание на такие тревожные симптомы: перевалив за 100 страниц ППО, следствие стало метаться — в хищении чего целесообразнее обвинить подсудимых: нефти, выручки, прибыли… В итоге — впихнуло в обвинение все и сразу, дописавшись до того, что Ходорковский и Лебедев умудрялись заниматься легализацией, даже будучи в тюрьме…
Ходорковский в этот день наиболее эмоционален:
— Фундаментальная проблема обвинения — что они по шаблону шли в отношении сотрудников компании, обвиняя их в хищении, потом так же по шаблону дошли до главного лица и акционера — и так же по шаблону и предъявили. Как относиться к этому обвинительному заключению? Как к черновику?! Но это ведь не черновик! Это официальный документ, по которому людям собираются дать черт знает сколько лет тюрьмы! <…> Меня обвиняют в присвоении нефти! Правда, пропажу нефти никто не обнаружил. <…> Когда начались разгром и раздробление компании, то в первую очередь арестовали все счета компании. А компания была экспортером продукции! И выручка падала на счета ЮКОСа, а они ее арестовывали! В результате сотрудники компании — 100 с лишним тысяч человек — остались без зарплаты! А в регионах более половины взрослого населения работали в подразделениях ЮКОСа, и в большинстве случаев оба зарабатывающих члена семьи работали у нас! Вот зачем прокуратура упорно и умышленно провоцировала социальный взрыв в регионах?! На меня, что ли, потом свалить хотели?!
На этом Михаил Ходорковский завершил анализ так называемого обвинения. Вывод бывшего главы ЮКОСа был таков:
— Я считаю, что прокуратура желала криминализовать обычную хозяйственную деятельность компании, но при этом следствие отдавало себе отчет: если будут описаны мои конкретно действия, то любой здравый суд поймет, что это нормальные хозяйственные решения, поэтому они просто не стали их описывать, а дали только оценку! А то, что не описывать действия прямо запрещено УПК, — так это не важно, как-нибудь проскочит… Так что если прокуратура настаивает на моей причастности, то ей придется изменить обвинение.
Прокуроры не отреагировали. Судья заседание закрыл…
День сто девяносто пятый
…Бывший глава ЮКОСа переходит к заключительной стадии своих показаний. Стадия посвящена эпизоду обвинения о хищении Ходорковским и Лебедевым акций «дочек» Восточной нефтяной компании, которую ЮКОС приватизировал в конце 90-х… Ходорковский не дает оценку доказательствам прокуратуры по этой части, он разбивает эти доказательства документами самого же обвинения…
Подсудимый рассказал о попытке откровенного рейдерского захвата, к которому могли иметь определенное отношение ряд свидетелей обвинения. Речь о господах Рыбине и Авалишвили — нефтяном перекупщике и бывшем финдиректоре ВНК, которые перед самым приходом ЮКОСа создали ВНК фиктивные долги перед «дружественными» компаниями (их возглавлял Рыбин). Ходорковский уволил финдирекцию. Те, отстраненные от рычагов управления, задумали план, о котором и рассказал Ходорковский… Он зачитал содержащийся в материалах уголовного дела документ под грифом «Конфиденциально». Документ назывался «Проект. Выведение «Томскнефти» из-под контроля Ходорковского». Уникальный многостраничный вещдок публика также имела возможность видеть — работали слайды. «Проект» составляла юридическая служба компании «Ист-Петролеум», принадлежащей тому самому Рыбину…
Осуществить захват «Томскнефти» планировалось с мая по октябрь 1999 года. Средства и способы борьбы с Ходорковским — иски в суд с просьбой наложить арест на акции. Это были «долгосрочные цели проекта», «краткосрочные цели» заключались в «продаже арестованных акций предприятия одному из участников проекта»…
Интересны и такие рекомендации юристов: «обеспечить усилия судебного пристава, органов УВД и прокуратуры»; «проведение подготовительной работы с судебными органами со стороны Администрации и акционеров <…> Это позволит команде обеспечить легитимность захвата власти в «Томскнефти».
Так как рейдерам не повезло с судьей Калининского суда Тверской области, «заблокировавшей» одну из их жалоб, рекомендации юристов звучали так: «Необходимо объединить усилия в отношении нейтрализации судьи Жоголевой»…
Учли авторы проекта и политические предпосылки, их, в частности, беспокоило следующее: «Отношения Группы (ЮКОСа) с администрацией Томской области на сегодняшний момент благоприятные. Однако данный фактор может измениться за счет прямого или косвенного финансирования выборной кампании в декабре 1999 года или иного воздействия на местных руководителей».
«Исполнителями» операции по захвату «Томскнефти» значились: рыбинская «Ист-Петролеум» и компания «Дарт Менеджмент» Кеннета Дарта, скандально известного миноритарного акционера. Вот такой документ следствие по непонятным причинам приобщило к делу. По всей видимости, не разобрались… Прокуроры о его существовании, конечно, знали, но за целый год внимания ни разу не акцентировали. Прокурору Лахтину теперь было не по себе. Неработающая все эти дни его аська незамедлительно зааськала, и он в срочном порядке кому-то отписывался…
Ходорковский доказал: именно угроза рейдеров и заставила ЮКОС обменять акции «дочек» ВНК на акции ЮКОСа. То есть это была мера защиты, а никакое не хищение.
Ходорковский перешел ко второму своему тезису — «Обмен акций носил временный характер».
— То, что обмен носил временный характер, мы сообщали не только самой ВНК, не только совету директоров, но и аудиторам «ПрайсвотерхаусКуперс», там проверили и признали этот факт…
Третий тезис — «Акции были обменены по справедливой оценке», а не по заниженной, как утверждает прокуратура. Оценку, напомнил Ходорковский, проводила авторитетная организация — Международный центр оценки (МЦО).
— И если кому-то не нравилась эта оценка, то единственный способ выразить свое недовольство — судебная процедура. Поскольку процедуры оспаривания оценки не было с начала 1999 года и до сегодняшнего дня НИКОГДА, то оценка эта является достоверной!
Также подсудимый обратил внимание, что акции «Томскнефти» оценили по заказу рейдера. А сделал он такой вывод исходя из того, что, по оценке независимого оценщика МЦО, стоимость одной акции была 20 рублей, а вот компания «Квинто-Консалтинг» определила стоимость одной акции «Томскнефти» аж в 187 рублей…
— С какого здрасьте это было сделано?! — воскликнул Ходорковский и сам же ответил: — А с этим достаточно легко разобраться, Ваша честь! Мне известно, и это есть в деле, что оценочка-то была подготовлена «Квинто-Консалтинг» при консультировании «Асирота». А если вы припомните, то в том планчике по атаке на нас поддерживающей организацией была указана «Дарт Менеджмент». А «Асирота» — это на 100% «дочка» Кеннета Дарта. На тот момент у нас с ним был конфликт, и, реализуя свою стратегию атаки, Дарт заказал оценку у «Квинто-Консалтинг». Насколько можно доверять оценке, сделанной по заказу рейдеров, вам судить, Ваша честь…
Судья молча записывал то, что говорил Ходорковский.
— И еще, Ваша честь, — не уставал подсудимый. — За акции ЮКОСа, которые мы отдали под обмен, мы заплатили 45 млн долларов. А поставленные в обмен пакеты акций «дочек» ВНК обошлись в 37 млн долларов. И мне при этом прокуратура говорит, что это «заведомо неравноценный обмен»! С какого беса я должен был считать, что цена «заведомо занижена»? Следствию ХОЧЕТСЯ, чтобы это был другой коэффициент! Но не получается!
И Ходорковский перешел к четвертому тезису — «Обратный обмен был совершен по решению совета директоров ВНК» сразу после того, как рейдерам было отказано в иске относительно ареста акций. На стене проектор даже показал документ дела — письмо следователя, констатирующего: «Акции были возвращены на баланс ВНК еще в августе 2001 года»…
— И это следователь, а не член организованной группы пишет! — заметил Ходорковский и перешел к пятому, последнему, тезису: «Все заинтересованные лица были уведомлены об обмене». Он имел в виду и акционеров, и советы директоров, и тогдашнего главу Мингосимущества Германа Грефа, и губернатора Томской области Виктора Кресса, и Счетную палату — словом, всех-всех…
—То есть всем заинтересованным сторонам было известно. Они имели право оспорить сделки. Но никто до сих пор не оспорил!
