В январе в «Новой» была опубликована моя статья «Лечим галоперидолом. Под ключ». В ней была описана история решения квартирного вопроса с помощью карательной психиатрии. Схема, как выяснилось при подробном изучении темы, широко тиражируемая, когда на кон поставлена собственность. Признать собственника недееспособным, как оказалось, вполне возможно. Требуется только тщательно поискать требуемый диагноз или придумать его.
Ситуация, описанная мной в статье, мне как автору поначалу показалась насколько чудовищной, настолько и исключительной. Однако обвалившийся отзывами форум засыпал аналогичными примерами.
Последний пришел из Питера. В редакцию позвонила Наталья Казарина и рассказала историю, которая длится уже 10 лет.
В 2000 году жительница Петербурга Наталья Казарина купила квартиру. Сделка оформлялась через агентство и по всем параметрам значилась чистой. Продавал ее одинокий мужчина, работавший водителем. Через две недели после оформления сделки Наталье позвонил человек, представившийся братом продавца — Геннадием Горбуновым, с требованием вернуть квартиру. Естественно, конструктивный разговор не состоялся. Спустя некоторое время Наталья Казарина узнала о том, что приобретенная ею квартира фигурирует в уголовном деле. Якобы продавца квартиры Валерия Горбунова неизвестные преступники силой заставили дать согласие на ее продажу, и, соответственно, сделку нельзя считать действительной. Впрочем, доказать это следствию не удалось, и дело перешло в категорию гражданских. Теперь уже главным аргументом истца — Геннадия Горбунова стал упор на то, что его брат Валерий якобы в ту пору был психически неадекватен.
И началось. Семь лет судов, около десятка госпитализаций Валерия, который проходил их по настоянию брата. Однако невменяемость Валерия так и оставалась недоказанной. Факты из жизни свидетельствовали об обратном. Валерий окончил институт, работал таксистом и инженером по технике безопасности, водителем грузового транспорта и поэтому регулярно проходил медкомиссии. Много лет ухаживал за тяжелобольным отцом.
В 2005 году суд назначил проведение экспертизы в ГНЦ социальной и судебной экспертизы имени Сербского.
После выписки из института Геннадий Горбунов отвез брата в деревню под Питером и оставил одного в пустом доме. Через три дня соседи обнаружили его повешенным.
Это трагическое обстоятельство еще более осложнило ситуацию, потому что главный участник процесса из него выбыл. Брат Геннадий, к слову сказать, в случае выигрыша процесса становился владельцем не только спорной квартиры, но и домика в деревне, так как оставался единственным наследником.
…Полученная из Института им. Сербского экспертиза неожиданно выдала заключение, в котором продавец Валерий Горбунов на момент сделки однозначно представлялся человеком с нарушениями психики, неспособным адекватно мыслить. Создалась ситуация настолько тупиковая, насколько и парадоксальная. С одной стороны — в деле фигурировала экспертиза Института им. Сербского. С другой — официальные заключения нескольких авторитетных специалистов, которые ставили под сомнение профпригодность коллег. В противовес Институту Сербского выступили В. Волков — профессор юридического факультета Академии экономической безопасности МВД РФ, доктор меднаук, академик РАЕН, А. Софронов — доктор меднаук, профессор, завкафедрой психиатрии Санкт-Петербургской медакадемии постдипломного образования, С. Балутин — замдиректора ООО «Исследовательский центр «Независимая медико-юридическая экспертиза». Все они пришли к выводу, — а на рассмотрение каждому из них были отправлены медицинские документы четырех госпитализаций и дневник наблюдений Горбунова в ПНД, — что в них нет описаний, соответствующих картине психического расстройства, и уж тем более шизофрении, установленной экспертизой Института им. Сербского.
Столкновение профессионалов такого уровня — это все равно что битва титанов. И судья Григорьева решила, что для полной ясности нужно провести еще одну экспертизу. Уже посмертную.
Ее и провели эксперты психиатрической больницы им. Алексеева (бывшейКащенко). Оговорюсь сразу, мне как обывателю идея объективности посмертной психиатрической экспертизы кажется крайне утопической. Делается она лишь на основании записей в медкартах и свидетельских показаний тех, кто знал исследуемого. Лично мне трудно понять, как, не видя человека, можно с точностью утверждать, что именно в этот день, в октябре, семь лет назад он не отдавал отчета в том, что делает, если в это же время он благополучно ходил на работу, общался с людьми и нотариусами и никаких неадекватных поступков не совершал. Свидетельские показания для посмертной экспертизы давал брат Валерия Горбунова Геннадий — лицо заинтересованное, на учет в психоневрологический диспансер Валерий был поставлен спустя почти два года после совершения сделки, до этого он к психиатрам не обращался.
Однако в медицине много загадок, особенно в ее психиатрической части, и, вероятно, последняя экспертиза внесла бы долгожданную ясность в дело, а на ее независимость очень рассчитывала Наталья Казарина, если бы в последнем судебном заседании эксперт, делавшая заключение, не заявила категорически, что Валерий Горбунов был на момент сделки психически больным человеком. Свидетельства двух других психиатров, сделавших иные заключения, судом заслушаны не были.
Сделку признали недействительной после 7-летней тяжбы, деньги покупателю истца обязали вернуть в сумме 12 тысяч долларов. На эти деньги к моменту вынесения приговора Наталья Казарина купить не смогла бы даже комнату. …
Подать иск в суд с формулировкой «По вновь открывшимся обстоятельствам» Наталью Казарину спустя почти три года после приговора заставила статья в «Новой» «Лечим галоперидолом. Под ключ», в которой одним из главных действующих лиц значилась эксперт Татьяна Зоренко, та самая, которая посчитала Валерия Горбунова психически больным.
Дело в том, что и героине публикации «Лечим галоперидолом» Балакиревой подписала приговор недееспособности та же Татьяна Зоренко в составе экспертной группы ПБ № 1 им. Алексеева. Она с коллегами заключила, что Балакирева страдает «параноидальной шизофренией непрерывного течения с нарастающим дефектом». Собственно, на основании этого диагноза Балакирева и была лишена дееспособности через суд. Примечательно, что заключение было датировано 26 октября 2007 года. В этот день Балакирева лечилась в 67-й больнице и фактически не могла встретиться с этими врачами. А кроме того, по клиническим стандартам развитие реальной и самой злокачественной шизофрении происходит за несколько лет, а не месяцев. Позже Лидии Ивановне удалось добиться отмены решения суда о лишении ее дееспособности.
Когда я писала материал о судьбе Лидии Балакиревой, в гражданской комиссии по правам человека мне рассказали еще одну историю. Год назад к ним обратился г-н Думалкин. В 2008 году суд вынес решение отобрать приобретенную им квартиру, основываясь на заключении экспертов-психиатров из ПБ № 1 им. Алексеева, которые признали, что бывший хозяин квартиры был неспособен принимать решение на момент совершения сделки.
Подписи под этим заключением все те же — Зоренко, Андреев, Булавенко. И сценарий коллизии тот же. Экспертное заключение они дали спустя шесть лет (!) после заключения спорной сделки в 2002 году. Эксперты утверждали, что в ту пору бывший хозяин квартиры не мог производить впечатление дееспособного человека, не умел считать, плохо говорил и не мог отвечать на элементарные вопросы! Квартиру благодаря пересмотру дела в суде г-ну Думалкину все же удалось вернуть.
Оговорюсь сразу. Я никогда на страницах газеты не стала бы подвергать сомнению проф-пригодность экспертов, — а, судя по стажу работы в одном из самых авторитетных лечебных заведений этого профиля, именно таковыми они и являются, — если бы не странная ангажированность в делах, где решались квартирные вопросы. Заинтересуется ли Минздрав этой историей, я не знаю. Очень бы хотелось разобраться — речь идет о системной врачебной ошибке или о банальной коррупции?
Признать человека недееспособным — значит лишить его возможности распоряжаться своей жизнью и всем, что он в этой жизни имеет. Предположить, что этот способ обретет такую популярность в стране непуганой приватизации, было несложно. Что характерно, именно в конце 90-х количество судебных исков подобного рода на порядок превысило показатели советского прошлого. Впрочем, до последнего времени эти цифры были закрыты. Лишь в 2007 году Минюст ввел этот показатель в свою отчетность. Ю. Аргунова в «Независимом психиатрическом журнале» приводит такую статистику: «В суды ежегодно поступают свыше 40 тысяч заявлений о признании гражданина недееспособным. Решение по существу суды выносят по 85% дел, при этом в 98% случаев удовлетворяют заявление и признают гражданина недееспособным. Практика назначения по указанной категории дел повторных или дополнительных экспертиз отсутствует. Мнение экспертов таким образом автоматически превращается в мнение суда».
Что это значит и с какой легкостью можно сфабриковать показания для выгодного поворота дела, думаю, объяснять не надо. Как и не надо объяснять, что в случаях, когда речь идет о действительно психически больном человеке, такая мера необходима.
Что в итоге? Похоже, тупик.
Независимой третейской комиссии по решению спорных вопросов в делах о дееспособности при Минздраве нет. Цеховая солидарность в медицине — притча во языцех, и простому смертному спорить с системой на предмет объективности диагноза — дело заведомо проигрышное. Платить судьям умеют и хотят не все.
Агентства же по продаже недвижимости на словах гарантируют чистоту сделки, но механизма, который реально бы защищал покупателя, не существует. Только в Москве за один месяц выносится больше десятка судебных решений, по которым добросовестные покупатели лишаются своих квартир.
Недавно в России появилось так называемое страхование титула собственника, о котором мало кто знает. Механизм страхования опять же не дает стопроцентных гарантий, при том, что страховка достаточно дорогая и платить по ней надо ежегодно.
И пока выходит, что самое безопасное — это вообще ничего не иметь.
