…В декабре 2009 года в Санкт–Петербурге состоялась свадьба волонтера Наталии Питяевой и ее подопечного Дениса Зорина. Больше всех нервничал таксист, которого вызвали минут за сорок до начала церемонии бракосочетания. Он бубнил всю дорогу: «Ну кто ж так женится, ребята, ну что ж вы не предупредили, что мы поедем на свадьбу, я бы хоть машину помыл». Молодые счастливо улыбались… Всего каких-то два месяца назад врачи говорили Наташе: «…готовьтесь к худшему». Денис к тому времени уже почти полтора года находился в больнице с диагнозом «миелодиспластический синдром» (МДС). Первая трансплантация костного мозга прошла неудачно. Вторая вызвала редкие и очень тяжелые осложнения. Денис лежал в реанимации…

— Ну да, попробуй тут умереть, с такой-то девушкой… Да от нее не то что рак, вообще судьба сбежит, если она так хочет, — говорит сегодня Денис. (Он иногда на полное свое имя не откликается. Привык к имени Дэн.)

— Если вы любите человека, которому сейчас очень плохо и врачи говорят, что шансов на жизнь нет, — не верьте. Не позволяйте себе этого делать даже на йоту. Я не позволяла… — говорит Наталия. (Ей больше нравится, когда ее называют Натали.)

Им обоим страшно от мысли, что они могли бы никогда в жизни не встретиться. А могли бы они не встретиться?
** До встречи**

** Монолог Натали:**

— Четыре года назад я закончила факультет режиссуры Краснодарского театрального института и приехала в Москву искать работу. Удалось устроиться в кинокомпанию «Даниан-фильм», а она находилась на одном этаже с фондом «Подари жизнь». И наш учредитель познакомил меня с директором этого фонда Галиной Чаликовой, чтобы я помогла сделать мультик на тему детского стихотворения Бродского про буксир. В качестве продюсера я подбирала команду — нашла режиссера, художника, звукооператора. Мы приехали к детям в РДКБ, соорудили специальный короб, который позволял сверху закреплять фотоаппарат с подсветкой. Дети внутри короба рисовали: они делали одно движение — мы фотографировали, второе — и опять фотографировали, так создавался этот мультик. Он был сильно выстрадан, вымучен, выплакан — самый, наверное, грандиозный и, не побоюсь этого слова, гениальный наш проект. Сначала мы записывали аудио, дети проговаривали текст стихотворения. Понимали то, что проговаривали, и иногда плакали. И тот же Дима Рогачев, который прославился тем, что к нему приезжал Путин поесть блинов, принимал самое активное участие в съемках. Он очень серьезно готовился: даже на озвучку специально надевал матроску, как было положено по роли. Мы рисовали мультик, улыбаясь и смеясь, пытаясь отходить от темы, придумывая что-то позитивное. Рисовали не только буксир, но и солнце, птичек. А потом наших детей пригласили на фестиваль детских анимационных фильмов «Московский кораблик мечты». Наш мультик занял первое место, и наших детей наградили. Мы привлекли внимание людей к ситуации, показали, что могут творить дети, находясь в больнице. У нас была Катечка — она рисовала ручкой, в которую была вставлена капельница, — девочка в это время проходила курс химиотерапии. Она делала несколько движений, ей становилось плохо, она уходила полежать. Набиралась сил и снова выходила к нам…

Уже работа была закончена, но я продолжала ездить к детям как волонтер. Самое страшное ощущение: вот он, ребенок, сейчас бесится рядом с тобой, хулиганит, а завтра его может не быть… Большинства детей, вместе с которыми мы снимали этот грустный и радостный мультик, нет в живых… Ушли Дима Рогачев, Катечка… Мультик начинался с того, что пятилетнему Илюше говорили: «Скажи: я буксир» — он в ответ: «Ты буксир». «Нет, Илюша, это ты буксир». Он: «Нет, это ты буксир…» Так мультик начинался, смешной и красочный. А заканчивалось все плохо: когда умирают дети, вместе с которыми ты проводишь три месяца подряд, жить невыносимо… Я получила сильный нервный срыв, не могла есть и разговаривать… Запретила себе ездить в больницу к детям. И так прошло еще месяца три. И я нечаянно наткнулась на ЖЖ, в котором говорилось, что в центре Москвы, в Боткинской больнице из-за отсутствия донорской крови умирает 23-летний Саша Кирченко из подмосковного города Долгопрудный. Возмутило сильно, ну просто как кувалдой по голове дали… Понимаете, я родом с Дальнего Востока, из таежного городка Амурской области. Там, если нужна была кровь, люди выстраивались в очередь, сдавали по первому зову… Это уже потом наша семья в Сочи переехала, а я оттуда — в Москву. И в Москве в РДКБ я видела, что люди идут сдавать кровь малышам. Но почему они при этом не помогают взрослым, я понять не могла. Сейчас эта ситуация сильно изменилась в лучшую сторону, но люди сведущие не дадут соврать: четыре года назад в Боткинской больнице пациенты умирали именно из-за отсутствия донорской крови. Я взяла записную книжку и стала звонить буквально всем, даже малознакомым людям, чьи контакты были сохранены. Искала доноров по социальным сетям и разным форумам в Интернете. Человек по 15 в день стали приходить специально, чтобы сдать для Саши кровь. Вместе с Аней Егоровой, которая стояла у истоков создания сайта «Доноры — детям», и фондом «Подари жизнь» мы стали развивать донорское движение для Боткинской больницы и вообще всячески помогать. Меня назначили координатором направления — в этой больнице прежде от фонда никого не было. И волонтеры туда не шли, все хотели заниматься только детьми. 15 молодых парней и девушек с онкологическими заболеваниями стали моими подопечными. Мы очень быстро сдружились, и когда кого-нибудь из них направляли на пересадку костного мозга в Санкт-Петербург, в Центр трансплантологии имени Раисы Горбачевой, я брала билет и ехала за ними ухаживать. Приходила к ним с кружками с забавными фото, рассказывала про своего кота Плюшку — просто сериал получался. Этого «героя» ребята очень любили, с удовольствием рассматривали его фотографии.

Так же было и c Сашей, с которым я сдружилась больше всех. У него была любимая девушка, медсестра Боткинской больницы. Я зашла ненадолго — сказать, что через несколько часов еду к нему, чтобы помочь. Ей бы от этого тоже стало легче. И от нее услышала страшную весть: Саша умер…

Он прожил почти год после нашего с ним знакомства.

Я поняла, что снова переоценила свои возможности: мне казалось, что я не могу вынести детские смерти, но смерти взрослых друзей, моих сверстников, тоже оказались непереносимы…

Я просто заболела. Мне нужно было отходить от больницы и заниматься только работой. Моя проблема в том, что я не умею что-то делать наполовину. Если дружу — значит, дружу, я не умею проще: «Привет, как дела, перезвоню позже».

Я прекратила волонтерскую деятельность, почти полгода не появлялась в больнице. Наступил 2009 год, и я подумала: как же там должно быть одиноко ребятам в праздничные дни… Я понимала, что там их нет уже — ни Саши, ни Маргаритки, ни Вовы, ни других моих замечательных друзей, — они умерли. Но пыталась их как-то найти — тянуло. Знакомый доктор очень обрадовался, увидев меня. Сказал, что появились двое новеньких ребят. Грустят…
** Встреча**

Монолог Дэна:

— Четыре года назад я был совершенно типичным московским повесой: ночи напролет проводил в клубах, спал часа два и шел на работу. Мне было 19 лет, я был очень крепким, весил 95 кг. Уже получил к тому времени звание мастера спорта международного класса — я с семи лет активно занимался кикбоксингом. Практически не болел, и вдруг ни с того ни с сего почувствовал себя настолько плохо, что пришлось вызывать «скорую». Меня увезли в больницу и там поставили диагноз «апластическая анемия». Месяц пролечился, мне выписали много разных таблеток, которые я должен был продолжать принимать дома. А я перестал их пить, потому что мне от них было плохо. Приму таблетку и даже шевелиться не могу, а прекращаю — и сразу замечательно себя чувствую… И я, действительно, в течение трех лет после этого совершенно нормально себя чувствовал. Какое-то время еще осторожничал, а потом просто напрочь забыл про болезнь: бегал, прыгал, ездил на юг отдыхать, плавал. Я жил с какой-то бешеной энергией: продолжал заниматься спортом, работал в коммерческом банке и очень быстро поднимался по карьерной лестнице — стал руководителем отделения в 21 год, в моем подчинении было 16 человек. И еще учился в Академии труда и социальных отношений на факультете экономики и управления персоналом. И от ночных клубов тоже не отказывался. А в 2009 году я попал в больницу уже с худшим диагнозом — от него излечиваются немногие.

…Я очень хорошо помню день, когда в первый раз увидел Наташку. Я лежал в палате Боткинской больницы и, чтоб не сойти с ума, играл в какую-то игру на ноутбуке. Жизнь менялась в корне: мне, такому крепкому, сильному, предписывалось лежать. Мне надо было свыкнуться с мыслью, что теперь я слаб. А это означало, что я — не я… И входит симпатичная девушка, маленькая такая, а мне всегда нравились девочки низкого роста, хотя у меня самого рост, как вы видите, гораздо выше среднего. Входит, говорит, что она — волонтер и к ней можно обращаться с любыми просьбами, она постарается их выполнить. И дальше пытается как-то нас развлекать. Что-то такое говорит забавное. А у меня одна только мысль: это не она меня, а я ее должен развлекать… Дожил, меня девушки пытаются развеселить! Да я же всю жизнь был душой всех компаний, мои шутки передавались из уст в уста…

А потом она исчезла. Я у всех спрашивал: «А где волонтер? Та девушка, которая приходила, когда она еще придет?» Она оставила свой телефон и отвечала на все SMS-ки, но не шла…

Ничего такого я на тот момент вовсе и не имел в виду, у меня была девушка. Просто очень хотелось, чтобы Наташка опять пришла. В качестве волонтера…
** Боль**

Монолог Натали:

— А я дала себе слово: больше ни к кому из больных не привязываться, ни с кем не сдруживаться. И вот узнаю, что мальчика по имени Денис, с которым мы совсем недавно общались в Боткинской больнице, отправляют в Питер, на пересадку костного мозга. А я видела, что он, несмотря на мощную свою на тот момент натренированную фигуру, ребенок, ему было 21, мне — 26. Такой наивный, открытый. Коверкал фразы, пытался острить, очень хотел казаться сильным, несмотря на положение, в котором он оказался. И я почувствовала его энергичность, подвижность и поняла: по структуре личности своей этот мальчик не выдержит ситуации, когда будет прикован к кровати. Я знала, как много тяжелых страданий ему предстоит и насколько там, в центре трансплантации, одиноко — волонтеры не приходят, потому что все должно быть стерильно. Никакие папы с мамами не спасают в таких ситуациях, их самих надо спасать, потому что родители сильно пугаются. Им не хватает самообладания, для того чтобы не выдать собственного ужаса и не говорить со своими чадами только о симптомах болезни.

Я понимала, что именно этот мальчик не справится в одиночку. И я решила, что должна быть рядом. Как раз тогда был в работе проект, не самый выгодный, но связанный с Питером. И я поехала, жила в одной палате с Денисом, ходила в маске, дважды в день мыла все специальными порошками. Поесть выходила на лестницу, потому что у него было специальное питание, специальный температурный режим, должна была быть абсолютная стерильность. Я находилась на птичьих правах, в любой момент меня могли прогнать — не положено. Какими-то правдами-неправдами мне удавалось убеждать персонал. Денис получал тяжелые лекарства и состояние было тоже тяжелое… Бывало всякое — и швыряние градусников в меня, и слова обидные. Я выходила «на минуточку», плакала и входила с улыбкой. Ему было не просто плохо, ему было невыносимо… Ну просто представьте: он весил 95 кг, а стал весить 40…

Мне кажется, я первая поняла, что забота переросла в чувство. Когда мне сообщили, что не прижился костный мозг и ситуация может вырваться из-под контроля врачей, я сидела на парапете возле работы (я же в Питере еще и работала над проектом)… сидела, раскачиваясь, и не могла подняться… Я очень отчетливо поняла, что дороже жизни этого мальчика у меня ничего нет.

Теперь я могу сказать: очень мало просто любить человека, оказавшегося на грани между жизнью и смертью. Мало переживать, мучиться, плакать. Спасти любимого жалостью и ощущением собственной катастрофы невозможно. Нужно над всем этим «встать» и посмотреть выше, туда, где человек чувствует себя человеком, а не размазанным от боли и обстоятельств беспомощным существом. Денис очень гордый. Он настоящий мужчина, который хочет оберегать, защищать, для него было крайне унизительным то, что он оказался зависимым.

Я знала о двух его страстях — кумире музыкальном, популярном российском рэпере, известном как Guf, — Леше Долматове. И мне удалось, подняв на ноги всех своих коллег-киношников, найти его жену, Айзу. И она оказалась замечательным человеком, сразу все четко услышавшим. Она стала писать Денису SMS-ки, приглашать на концерт Gufа… Представляете, как это держало, — ему пишет жена кумира! Айза также разместила в своем ЖЖ информацию о нашей ситуации, и поклонники ее мужа стали присылать нам деньги и сдавать кровь персонально для Дениса, что было в той нашей ситуации крайне необходимо… Но самое главное, я теперь могла сказать ему в минуты самой острой боли и отчаяния:

— Ты должен выздороветь до концерта Gufа. Совсем осталось мало времени… Ты что, забыл? Мы же с тобой приглашены на концерт!

Он так смотрел на меня в эти моменты… Как будто бы изо всех сил пытался выбраться из-под этой болезни чертовой, захватившей уже, казалось бы, полностью его организм… Уносившей…

У него была еще одна страсть — рыбалка. Но ходить он не мог. Вместе с его папой мы купили ему удочки и «царский трон» — стул со спинкой и ручками. И мы вместе ловили рыбу и отпускали ее — она была маленькая, размером с ладошку… Белые ночи были в Питере. Мы и не заметили, как наступила ночь. Денис совсем забыл на тот момент о том, что болеет…

Свадьба

Монолог Дэна:

— Мы просто стали с Наташкой чем-то единым, я бы не выжил без нее. На моей памяти человек 20 умерло больничных друзей… Я не уверен в том, что таких людей, как Наташка, наберется на нашей планете больше, чем пальцев на одной руке. Она просто переворачивала все с ног на голову, переиначивала, перешучивала. Я думал, что я — сильный, но она — очень и очень сильный человек. Такого оптимизма сумасшедшего не смог вынести мой рак…

Ну, представьте, после второй пересадки костного мозга у меня началось воспаление легких. Я не мог дышать, перевели в реанимацию, на левой ноге началось нагноение. И развился тромбофлебит. Меня не могли обезболить и разрезали по живому… Безумно больно… Я на лечащего врача матом кричал. А Наташка мне ночью с горящими глазами: «Слава богу, что все так. Могло быть хуже… Тебе повезло, ты-то выкарабкаешься…». С такой одержимостью, непоколебимой уверенностью. И я в какой-то момент верю, думаю: «Наверное, она знает, что говорит…».

Девушка, с которой я встречался до болезни, не поехала за мной в Питер, хотя знала, что я оттуда могу уже и не выбраться. А когда она спустя время все же приехала, я уже не хотел ее видеть… Я знал, что Наташка, в случае если я поправлюсь, станет моей женой на всю жизнь. И что первым местом, которое мы с ней посетим после больницы, будет загс. Я понял, что люблю ее, в тот момент, когда она однажды сказала мне, что ей надо на пару дней уехать в Москву. Рядом были родители, мой старший брат, который и был для меня донором костного мозга, но мир сошелся клином на этой девушке… Я не хотел расставаться. Просто не мог выдержать даже мысли о том, что не буду ее видеть целыми днями. И она, увидев это, пошла мне навстречу, не уехала. Вот тогда все и завертелось: волонтер превратилась в невесту, а больной — в жениха…

В начале ноября 2009 года врачи сказали, что у меня теперь произошло полное приживление донорского костного мозга! И меня выписали из больницы на амбулаторное лечение… Мы с Наташкой поселились в квартире, которую нам снимал благотворительный фонд «Адвита». Она ушла на работу, а я попросил папу купить шарики, цветы и свечи… Надул 40 шариков, целый день этим занимался — все-таки еще был слабым и температура держалась. Но успел даже еще что-то и приготовить из фруктов, а потом надел белую рубашку и уселся на подоконник ждать. Она пришла, я встал перед ней на одно колено и очень торжественно сделал ей предложение…

На следующий день мы подали заявление в загс. Я купил кольца на собственные деньги —выиграл их, играя в покер в Интернете. Мы не хотели никакой особенной свадьбы, думали: приедем в загс, узаконим свои отношения и все. Но звонили друзья, и мы им говорили про свадьбу. И они «понаехали» из Москвы в Питер — человек 15… Наши самые близкие друзья: медсестра Боткинской больницы Надя Махова (она была девушкой Саши, из-за которого Наташка когда-то пришла в Боткинскую) и Дима Саклаков (он был самым лучшим другом Саши) — не дали нам превратить церемонию бракосочетания в простую формальность. Посыпали нас рисом и лепестками роз… Нельзя сказать, что мы были нарядны, но все, и девушки в том числе, были в галстуках. Так вот придумали — без галстуков нельзя.

А через несколько дней состоялся концерт Gufа. Я выздоровел к его концерту, и вот скажите мне, откуда Наташка знала, что это все именно так и будет?

Семья

Монолог Натали:

— Конечно, это слишком громко сказано — выздоровел. Если в течение пяти лет у него продержатся хорошие анализы, то можно будет именно так и говорить. А анализы у него скачут, он принимает много лекарств, ему пожизненно нельзя находиться на солнце и много еще другого всякого «нельзя».

Но мы — дома, в Москве, мы выбрались из больничного кошмара, можно жить и быть счастливыми. Мы именно так и живем благодаря тем людям, кто был рядом с нами, кто помогал нам! Конечно же, это прежде всего родители Дэна и моя мама, которая сразу все поняла, приняла и поддерживала меня как могла. Это — фонд «Подари жизнь» и фонд «Адвита», медперсонал Боткинской больницы и Центра трансплантологии имени Раисы Горбачевой. Это — наши друзья и мои коллеги, которые с пониманием отнеслись к нашей ситуации. Спасибо также всем, кого мы никогда не видели, но кто регулярно писал нам письма и сообщения, присылал деньги, поддерживал весь этот долгий период лечения. Отдельно хочется сказать большое спасибо Айзе и Gufу, их помощь просто невозможно описать…

Монолог Дэна:

— Меня, конечно же, уволили из-за болезни из банка, но я бы и не смог теперь там работать — это слишком тяжелый труд. Угнетает то, что все по-прежнему на плечах Наташки, и ей приходится брать по несколько ставок на работе, чтобы оплачивать квартиру, которую мы снимаем. Конечно, помогают родители, но папа почти не работал все то время, пока я находился в больнице, а они с мамой и братом тоже снимают квартиру — мы переехали в Москву десять лет назад из Саратовской области.

Я знаю, что как только окрепну и смогу работать, сделаю так, чтобы моя любимая ни в чем не нуждалась.