Объявленное стратегическим приоритетом инновационное развитие российской экономики вызывает восторженную реакцию и у властей, и у коммерсантов, и у населения. Кажется, еще чуть-чуть, и мы в массовом порядке начнем клепать новые товары, технологии, управленческие и социальные решения. Рано радуемся — силами лишь российской науки, образования или бизнеса у нас вряд ли что-нибудь получится. Уж слишком плачевным выглядит текущий инновационный срез нашего общества.
Место российской науки
Надежды на инновационный прорыв российской науки, скорее всего, бессмысленны — уж слишком значительный научный потенциал мы растеряли и в «лихие девяностые», и в «глухие нулевые». Свидетельством тому не только снижение численности ученых, но и уменьшение количества научно-исследовательских и опытно-конструкторских организаций, а также деградация российской науки в целом. С такой интеллектуальной базой инновационной каши не сваришь.
Судите сами. За 2000—2008 гг. численность исследователей снизилась на 11,8% — с 425,9 тыс чел. до 375,8 тыс. Персонала, занятого выполнением научных исследований и разработок, стало меньше на 14,2% — было 887,7 тыс чел., стало 761,3 тыс. Но больше всего «просел» показатель вспомогательного персонала — он уменьшился на 19,0%, скатившись с 240,5 тыс чел. до 194,8 тыс.
Это еще что! В сопоставлении с 1991-м, последним годом существования советской науки, картина вырисовывается поистине катастрофическая: с 1991 г. численность работников научных организаций снизилась в 2,2 раза! Одни уехали за границу, другие забросили некогда любимый интеллектуальный труд, третьи вышли на пенсию, так и не воспитав себе смену. Констатируем: в ближайшие годы дефицит научных кадров будет усиливаться, поскольку никаких предпосылок для его сокращения нет.
Аналогичная ситуация складывается при изучении динамики исследовательских организаций. С 2000 по 2008 г. их количество сократилось на 28,3%, причем научно-исследовательских, проектно-конструкторских подразделений в организациях — на 15,8%, а проектных и проектно-изыскательских организаций — и вовсе на 50,6%. Правда, за этот период на 31,4% стало больше производственных конструкторских бюро, а на 75,6% — опытных заводов. Но это, скорее, олигархическое жертвоприношение постоянно ужесточающимся требованиям рынка, а не сакральная заинтересованность бизнеса в инновациях.
И снова сравнение с 1991 г.: за 17 лет количество научных организаций сократилось с 4564 до 3666, или на 19,7%. «Отцами» этих «достижений» нужно признать и государство, и бизнесменов, и тех же рейдеров, в одинаковой степени незаинтересованных в «ботаниках», проедающих бюджетные деньги, занимающих центровые площади и напрасно сжигающих кислород.
Несколько слов о квалификации наших ученых. В России по итогам 2007 г. отношение числа статей в научных журналах к числу исследователей в публичном секторе составило всего 0,18, тогда как в Бразилии — 0,21, в Китае — 0,44, в Индии — 0,45. В лидерах здесь США и Канада (соответственно, 1,14 и 1,11), но куда нам до них, нам бы своих собратьев по БРИК догнать. Добавим, что качество публикаций также ниже среднего — даже специалисты РАН публикуются в журналах более низкого уровня, чем, например, их коллеги из Польской или Китайской академий наук.
Инновационное бизнес-вранье
Посмотрим, как на статистические лекала ложатся уверения бизнесменов в кровной заинтересованности в научно-технологическом развитии. Год назад, 15 июня 2009 г., на заседании президиума правительства страны отмечалось, что «в России доля предприятий, осуществляющих технологические инновации, составляет 9,4%. Для сравнения: в Федеративной Республике Германия — 73%, в Бельгии — 58%, в Эстонии — 47%, в Чехии — 41%». Хотя за 2009 г. кое-что изменилось: по итогам прошлого года доля предприятий, внедрявших инновации, увеличилась с 9,4 до… 9,6%. Впрочем, нашему правительству на зеркало неча пенять: в России количество предприятий, получающих государственную помощь на внедрение технологических инноваций, не достигает и 1%, тогда как в Австрии составляет 18%, в Италии — 14%, в Нидерландах — 13%, в Германии — около 9%.
Ну, хорошо, если доля компаний, заглядывающих в технологическое будущее, колеблется около 10%, то, может, и удельный вес высокотехнологичной продукции в общей структуре российского экспорта составляет сопоставимую величину? Не тут-то было. По итогам 2009 г. доля такой продукции в совокупном экспорте не превысила 2,0% (причем собственно научные исследования и разработки — всего 0,4%), тогда как в США данный показатель стабильно составляет порядка 28%, во Франции — 20%, в Китае — 17%, в Германии — 16%.
Россказни наших бизнесменов о нацеленности на инновации разбиваются в пух и прах при анализе структуры финансирования научных и технических разработок. В 2007—2008 гг. удельный вес частных инвестиций в общих расходах на инновационную деятельность оставался неизменным — 20,9%, тогда как доля государства возросла с 61,6 до 63,1%. Кстати, в Индии частные инвесторы вкладывают в инновации половину от общей величины средств, а в Бразилии доля негосударственных инвестиционно-инновационных вложений доходит до 55%. Еще один показательный факт: в 1997—2007 гг. доля России в мировых затратах на НИОКР снизилась на 5%, тогда как доля Китая увеличилась на 103%, Турции — на 79%, ЮАР — на 40%, Израиля — на 38%. Зато мы постепенно становимся чемпионами по инновационной говорильне.
Государство как неэффективный инвестор
А что же государство? Кому как не ему при столь очковтирательском отношении бизнеса к развитию инноваций подставить трансформации российской экономики свое мощное финансовое плечо. Подставляет, подставляет. Посмотрите на данные первой таблички: с 2005 по 2008 г. расходы федерального бюджета на науку увеличились в 2,1 раза, правда, в соотношении с ВВП бюджетные траты выглядят, как бы это помягче сказать, неубедительно, что ли: за этот период рост составил всего-то 0,03% — с 0,36 до 0,39%. И снова зарубежная практика: у нашего соседа Финляндии аналогичные расходы доходят до 3,5% ВВП, а у Швеции — превышают 4%.
Еще один интересный момент: по Росстату выходит, что в 2008 г. государство в развитие фундаментальной науки инвестировало 43,0% от общего объема средств, а в неудержимую поступь прикладной науки — аж 57,0%, хотя все должно быть с точностью до наоборот. При этом в мировой табели затрат на НИОКР Россия опережает такие страны, как Индия, Финляндия, Израиль, Турция или ЮАР, значительно уступая им по прочим показателям инновационного развития. Как видно, мы сталкиваемся с вопиющей неэффективностью бюджетных расходов на НИОКР, что подтверждается незамысловатой аналитикой: в 2007—2008 гг. каждый вложенный в создание нематериальных активов бюджетный рубль принес целых 1,6 копейки новой интеллектуальной собственности, доход же казны от продажи этой собственности не разглядеть даже в росстатовскую лупу.
Ау, мы ищем таланты?
Рассказ о российских инновационных неприятностях был бы неполным без рассмотрения работы аспирантуры и докторантуры. Здесь как нельзя кстати данные второй таблички, наглядно иллюстрирующие текущее положение с подготовкой будущих исследователей. Смотрите: удельный вес аспирантов-технарей составляет всего 23,9%, а докторантов в области технических наук — 26,1%. С другой стороны, из закончивших обучение аспирантов диссертации защитили лишь 31,5%, докторантов — 33,4%. Наконец, из 50 462 аспирантов, поступивших в аспирантуру в 2006 г. (стандартный срок обучения в аспирантуре и докторантуре составляет 3 года), кандидатами наук стали всего 21,3%, докторами наук — 29,0%.
Не будет преувеличением сказать, что до 80% аспирантов и докторантов свои диссертации покупают. В диссертационных советах крылатой становится такая поговорка в адрес соискателей: «Мало того что диссертацию читал, так еще что-то сказать может». Мотивация будущих «ученых» проста как правда: учеба и последующее соискание степени — это и способ откосить от армии, и еще одна грань статуса, и дань элитарной моде. Как же так, у коллеги-бюрократа на визитке отпечатано «доктор наук», а у меня нет? Непорядок. Надо срочно найти интеллектуальных «негров», заплатить им и, устилая дорогу зелеными бумажками с портретами американских президентов, стать видным российским ученым.
И снова Сколково
Обсуждать сколковские налоговые льготы, рассматривать проекты кампусов, учреждать отдельную таможню, миграционную инспекцию или градостроительный совет — дело приятное, кто ж спорит. Но как бы нам избежать ситуации, когда по пустынным сколковским коридорам будут потерянно бродить несколько десятков иностранных специалистов (между прочим, регулярно уплачивающих взносы в Пенсионный фонд России!), а российские ученые ввиду языковой, квалификационной, образовательной отсталости станут фальшь-панелью для ушлых проходимцев, перекачивающих через инновационный центр многие миллионы долларов.
До открытия Сколкова есть несколько лет, и сегодня нужно заниматься не столько созданием сколковской институциональной инфраструктуры, сколько кардинальным реформированием научной и образовательной сферы. Ведь наверху прекрасно понимают, что мы деградируем. Остается лишь один вопрос — есть ли в России люди, способные хотя бы на время забыть о собственном кармане и, засучив рукава, начать разгребать российские научно-технические и образовательные авгиевы конюшни.
