Сергей Гордейченко — тот самый человек, о котором президент Медведев сказал, что если не вернулся из отпуска, то пусть не возвращается вовсе. Гордейченко и правда не вернулся, но виноватым себя не считает, потому и обратился в «Новую», предложив рассказать, как все было на самом деле.

— Начнем с обстоятельств вашего скандального увольнения…

— Начнем с того, что меня никто не увольнял. И на Канарах я не был. И не отказывался из отпуска выходить, как об этом пишут в новостях…

— Так где же вы были, когда горели подмосковные леса?

— Расскажу по порядку. В четверг, 22 июля, у нас прошло заседание с участием Мосообллеса, на котором оценивали степень угрозы. Ситуация была штатная. Лесные пожары в Подмосковье случаются каждый год, и каждый год их число измеряется сотнями. Просто обычно эти пожары удается погасить в тот же день, когда их обнаруживают. Вот, допустим, с 9 апреля по 23 июля у нас возникло 1000 пожаров. Кажется, что это катастрофа, однако их общая площадь не превышала 1000 гектаров, и большинство были потушены в день обнаружения.

В пятницу, 23 июля, мне на работу вызвали «скорую»: поднялось давление. Следующую неделю провел на больничном, притом что с понедельника вступил в силу приказ о моем отпуске — заявление-то я писал еще за месяц. В субботу я связался с директорами лесничеств, они сообщили, что обстановка в области напряженная. Тогда я позвонил замглавы Рослесхоза Михаилу Дмитриевичу Гиряеву и сказал, что хочу выйти из отпуска. Он ответил, что это правильное решение, и предложил приехать в воскресенье на совещание…

— В воскресенье?

— Да, у нас из-за пожаров было назначено совещание. Предполагалось, что я предложу со своей стороны план действий и заодно отдам руководству заявление. Я пришел, но за двадцать минут до начала совещания Гиряеву позвонили, и после телефонного разговора он сказал, что сегодня мое заявление не возьмет и на совещание мне приходить не стоит. Это было странно — мне ведь не лавровый венок там надели бы, наоборот, я собирался взять на себя ответственность. Но передо мной просто закрыли дверь.

— После этого совещания вы не повторили попытки выйти из отпуска?

— Ну почему же? В четверг, 5 августа, я по факсу направил заявление с просьбой прервать мой отпуск по собственному желанию — повторно. Меня вызвали в агентство, я разговаривал с начальником управления делами, оставил ему заявление уже в нормальном виде. В понедельник снова к нему на прием, а он спрашивает: «Почему повторно, где первое заявление?» А кому я мог его оставить в воскресенье, когда не работала канцелярия?

Вечером моя фамилия была уже во всех новостях. Конечно, уволить меня никто не мог — я же находился в официальном отпуске. Смешно даже читать формулировку на сайте Минсельхоза: «В связи с критикой президента». Но я сам написал заявление, поскольку понял, что меня подставили, и нормально работать после всего, что было, уже не получится.

Поймите, я в лесном хозяйстве 38 лет, прошел путь от помощника лесничего на Урале до главы Мослесхоза. Меня же все лесоводы России знают. Я бы смирился с собственной отставкой, тем более что год до пенсии оставался. Но я не могу молчать, когда во всех СМИ вплоть до программы «Время» рассказывают, как я отдыхал, пока лес горел.

— Насколько хорошо Мослесхоз был готов к борьбе с пожарами в условиях аномальной жары?

— Накануне сезона пожаров, 1 июля 2010 года, решением Рослесхоза было ликвидировано 8 из 19 лесничеств на моей территории, сокращено 388 человек. Эти предложения готовились втайне от меня, потом просто поставили перед фактом. То есть сейчас в лесной службе Подмосковья 700 человек, а до начала всех реформ в 2000 году одной только лесоохраны было 3500 человек. И даже в 2008 году, когда я приходил на руководство Мослесхозом, в штате было 1108 человек. В целом с 2007 года, то есть с момента вступления в силу Лесного кодекса, и по сегодняшний день финансирование сократилось процентов на 40.

— Какой у вас был бюджет?

— В прошлом году — около 850 миллионов рублей.

— А сколько потребуется на восстановление сгоревших лесов?

— Несколько миллиардов рублей. Главная проблема не в деньгах. Потребуется длительное время, не менее десяти лет. Для восстановления не только лесов, но и полноценного функционирования нашего ведомства.

— Если тысяча пожаров считается «штатной», то почему ситуация все-таки вышла из-под контроля?

— Конечно, в условиях таких погодных аномалий Подмосковье горело бы при любом Лесном кодексе и любой штатной численности лесной службы. По техническому оснащению Мособллесхоз один из лучших в России. Однако когда разгорелось, перестало справляться даже МЧС. А ведь это целая империя, у них есть все. Пришлось звать на помощь военных. И надо сказать, что десантники из северных регионов, обученные тушению лесных пожаров, очень помогли.

Но есть очень важный фактор — наибольший ущерб наносят верховые пожары. Есть только один вариант ограничить их распространение — рубить просеки (противопожарные разрывы). Но 105-я статья Лесного кодекса запрещает вырубки подмосковного леса, даже в противопожарных целях.

— То есть все проблемы опять же связаны с одним документом — Лесным кодексом образца 2007 года?

— С ним, но не только. Лесной службе в России 212 лет, она пережила две смены режима, несчетное количество смен структуры правительства. И все было в порядке. Пока в 2000 году самостоятельную лесную службу не ликвидировали. Зачем это было сделано, никто так и не знает. Рослесхоз сначала был в структуре Минприроды, а в 2008 году передан Минсельхозу.

Не могу сказать, что произошли серьезные изменения. Проблема не только в сокращениях — специалисты высокого класса и сами стали уходить из системы, а как показывает мой опыт, те, кто уходит, уже не возвращаются. Работа очень тяжелая и, прямо скажем, не так уж и хорошо оплачиваемая. Почувствовав раз, что можно зарабатывать столько же, при этом работая меньше, человек едва ли захочет снова взвалить на себя этот хомут.

— И все же, новый Лесной кодекс действительно так ужасен, как сейчас об этом говорят в СМИ?

— Корень проблемы в том, что при его подготовке в структуре министерства Германа Грефа не учитывалось мнение отечественных лесоводов и специалистов лесного хозяйства.

— А что бы предложили вы?

— Мы неоднократно выходили с предложениями создать в Московской области экспериментальный центр по обнаружению и тушению лесных пожаров. Главное — он должен работать на круглогодичной основе. Почему? Во-первых, на сезонные работы тяжело привлечь квалифицированных специалистов, а как, скажем, украинский гастарбайтер управится со сложной техникой? Во-вторых, зимой и весной тоже есть чем заняться — постоянные тренировки, ремонт отработавшей сезон техники, теория.

Ведь это сложнейший процесс, в реальности он выглядит не так, как по телевизору. Вот, например, тушение самолетами-танкерами. По моему мнению, если сильное задымление, они распыляют воду с большой высоты. Тогда земли достигает мелкодисперсная смесь. Она открывает доступ кислороду, который раньше ограничивал стелющийся по земле дым, и тлеющие очаги — вспыхивают. А если сбросить воду с малой высоты, то она разбрасывает угли, и новые лесные пожары вспыхивают в нескольких десятках метров от потушенного очага. Так что я просил у меня самолеты не использовать.

Кроме того, необходимо отменить 105-ю статью, запрещающую рубку спелого и переспелого леса в лесопарках и зеленых зонах при профилактике верхового пожара. Надо всерьез проанализировать, насколько полезной оказалась передача права распоряжения лесным фондом регионам. Нужно вернуть лесную охрану и прежний статус: форму, оружие, контроль и надзор в лесном фонде. Тогда с незаконными порубщиками, с теми, кто разжигает в лесу костры, будет совсем другой разговор.