В Беслане был очень хороший интернат. Решение снести его принимали с благим намерением – построить на этом месте новую школу. Так решили местные чиновники. Они говорили журналистам: интернат сносят из-за аварийного состояния, из-за попавшего в него во время штурма 1-й школы снаряда. Дырку от снаряда можно было заделать.

Но не заделали… Есть

факт – весь район были против ликвидации интерната. Беслан по этому поводу шумел, и мы об этом не раз писали. И тем не менее его уничтожили.

И теперь многим детям один путь — на улицу.

До первого сентября 2004 года две самые старые школы Беслана стояли друг против друга. Их разделяла железная дорога. Общеобразовательная школа № 1 считалась самой элитной в городе, поэтому там учились дети таких высокопоставленных осетинских чиновников, как Таймураз Мамсуров (ныне глава Северной Осетии).

Школа-интернат для детей из неполных, многодетных и асоциальных семей тоже была по-своему элитной. Например, ее закончил Юнус-Бек Евкуров (ныне глава Ингушетии).

После теракта обе эти школы перестали существовать.

Вместо школы № 1 Лужков построил две современные, огромные для Беслана школы. В них теперь все время отключают электричество — экономят деньги, которых у района на содержание двух этих общеобразовательных монстров катастрофически не хватает.

Вместо интерната, в котором до 1 сентября 2004 года учились и жили 264 ребенка, обещали построить новый, со спортивным уклоном.

Обещали не осетинские власти и даже не российские — спонсировали все это дело в размере около 3 млн евро греки и норвежцы.

Спустя шесть лет, сегодня, 6 сентября, в Беслане торжественно откроют школу-интернат со спортивным уклоном. Детей из старого интерната в эту новенькую школу взяли с огромным скрипом, да и то — не всех. Они доучатся до 5-го класса и потом пойдут гулять на все четыре стороны, не нужные никому.

И мне сказали: вряд ли на следующий год будут набирать в новый интернат таких вот детей — больных туберкулезом, с педикулезом, с дистрофией бог знает какой степени, бездомных. В новой школе-интернате будут выводить поросль осетинских футболистов вроде звезды российского футбола Алана Дзагоева.

… Директор интерната Санакоев умер в октябре 2004 года. Обширный инфаркт. Он много лет сохранял ДОМ для бездомных мальчиков и девочек, выводя их в люди. Он жил тут же — во дворе своего интерната. Накануне сентября 2004-го он сделал операцию на своем сердце и — капитальный ремонт в своем интернате. И сердце не вынесло, когда огромная железная гиря рушила толстые и добротно построенные кирпичные стены.

…Алана Гайтерова в 2004-м должна была пойти учиться в 8-й класс. Но после сноса от интерната оставили только начальные классы — с 1-го по 4-й. Маленьких интернатовцев поселили скопом в старом спальном корпусе, где они теперь и жили, и учились. А всех, кто старше, — начиная с 5-го класса — вернули в семьи и раскидали по обычным школам согласно прописке.

Алана теперь вынуждена была жить с мамой. Алана была самой старшей из шести детей, которых ее мама рожала с завидной регулярностью от разных мужиков. Рожала и спивалась. Однажды денег на бутылку не хватило, и мама решила продать Алану. Какому-то очередному мужику. И Алана повесилась.

…Не прошло и года после того, как разрушили интернат, а Фатима Дзугаева, которой исполнилось всего 15, родила неизвестно от кого. Так получилось. Когда ей сказали, что интернат закрыт и она теперь будет жить дома, она сказала: «Я дома не нужна никому». Где и в какой нищете Фатима живет со своим ребенком — даже страшно представить. Такова судьба многих девочек, которых безжалостно выкинули из интерната во взрослую жизнь под предлогом заботы о других бесланских детях, переживших теракт.

…Второклассника Руслана Меньшова привели в интернат сотрудники милиции. В возрасте 8 (!) лет он был ОТЧИСЛЕН из обычной бесланской школы за хулиганство. Уже через полгода он играл все первые роли в интернатовских спектаклях и делился мечтами с воспитателями: «Когда-нибудь у меня будет белый «Мерседес», и я привезу вам много роз. Целый багажник».

Руслана Меньшова «подкинули» обратно в обычную бесланскую школу. Он прогуливает, дерется, хамит. Новые учителя тревогу особо не бьют. Трудный подросток? Ну и что?

Руслан иногда приходил в спальный корпус, оставшийся от старого интерната. И вот тогда в нем просыпалась робость. Он поджидал кого-нибудь из воспитательниц: «Когда меня возьмут обратно?»

Когда ему сказали, что для нового спортивного интерната он «слишком стар», так как перешел в 6-й класс, Руслан спросил: «А если я останусь на второй год, меня возьмут?»

…Альбина Хамицева, 14 лет. В 2004-м она много раз приходила на место, где совсем недавно стоял интернат. Потому что другого дома у нее не было. Потом ее незаконно приютили в каморке в спальном корпусе воспитатели интерната. Носили ей еду с поминок, которые продолжались в Беслане всю осень. Потом все-таки приехала милиция, и Альбину силой выволокли из каморки и отвезли по месту проживания ее мамаши-пьяницы. Больше Альбина не приходила в интернат. Она теперь сидит в тюрьме за ограбление.

…В специнтернате — тюрьме для малолетних — находятся и Дина Галаева, и Аня Жигулина. Я говорила с воспитательницей Ани Жигулиной. Она сквозь слезы говорит: «У Анечки был огромный талант к рисованию. Я считаю, Беслан лишился гения…»

…Головины. Трое детей. Мама с утра до вечера работает в психушке уборщицей. На прокорм не хватает. Дети не ходят в школу, ходят — в поисках еды. У Славы — аутизм, он разговаривает по-собачьи: «Ав! Ав!» Иногда воет. Вместе с собаками лазает около помоек. Из него футболист, конечно, не получится.

…Калицевы. 5 детей, погодки. Мать — пьяница и болеет туберкулезом, дети — инфицированы. Из старого интерната их выкинули (а их там лечили и нормально кормили). В новый они не попадают.

…Кайтмазовы. 11 детей, мать — одна. Отец умер, несчастный случай. Мама — очень хорошая, бьется на нескольких работах. Дети в школу не ходят — им стыдно. Мне воспитатели интерната сказали, что каждое лето они собирали для Кайтмазовых одежду по людям, по друзьям, у своих детей отбирали. Чтобы Кайтмазовых одеть. И в интернате знали: если кого из Кайтмазовых в школе нет — значит, ботинки прохудились так, что шнурками подошву не привязать.

Про Павлика Джироева расскажу подробно. Потому что Павлик придумал, что он был в школе № 1. Заложником. И его даже ранило осколками. Павлик заворачивает рукав футболки и показывает шрамик, потом задирает штанину и показывает второй «след от гранаты».

Павлик врет. Я это понимаю. И почему врет — тоже понимаю. Проблема в том, что в Беслане нельзя врать про первую школу…

Мне сказали прийти в 7 часов вечера. В это время Дом быта г. Беслана закрывается и туда возвращается Павлик. Как с работы. Рано утром он уходит на улицу, потому что ему нельзя «светиться». Это уговор, который нельзя нарушать. На этом условии Павлика и его маму Жанну — почти немую, худенькую и не совсем нормальную женщину — поселили в Доме быта. На время.

Жанну и Павлика недавно выгнали из очередной пристройки очередные хозяева за неплатежеспособность. А до этого они зимовали в душевой старой швейной фабрики. Она была с дыркой на улицу, эта душевая, и с обледеневшими стенами. Павлик заболел пневмонией.

Они сидят с мамой за столом в подсобке парикмахерской, сбоку — старомодный фен-сушилка для волос, ванна, где посетителям моют голову перед стрижкой, и колченогие стулья, на которых и спят Жанна и Павлик. На столе — консервная банка с тушенкой. Это завтрак, обед и ужин Павлика.

С его мамой я говорить не могу — она не понимает по-русски, а я не понимаю по-немому. Павлик рассказывает про их жизнь то совершенно по-детски, то как-то очень по-взрослому.

Про интернат: «Там четыре раза кушать давали… Там я был и котом, и помидором (в спектаклях. — Е. М.)… Там я не дрался даже с этими, из новой школы…»

Поясню: новая школа № 9 — лужковская — построена на месте старого интерната. Оставшийся от интерната спальный корпус, в котором жил Павлик, отделяет от новой школы железная ограда. Раньше была открыта калитка — и интернатовские дети могли играть на роскошной детской площадке. Это было замечено. На калитке повесили огромный замок, так что интернатовские теперь смотрят на хорошую жизнь, прижав мордочки к ограде. Их дразнят. Их всегда и везде дразнят «интернатовскими» и «детдомовскими». И они регулярно вступаются за свою честь. То есть дерутся.

Когда тринадцатилетний Павлик говорит про жизнь, становится немного жутко: «Мы стоим в очереди на жилье, я там свое детство потерял, так долго стоим… Мне приходится за маму разговаривать с чиновниками. Я сказал, что мама обольет себя бензином и покончит жизнь самосожжением…»

Мне Павлик рассказывает про теракт в первой школе. Перед этим он, правда, спросит: «Вы кто по национальности?»

— Русская, — отвечу я растерянно. — А почему ты спрашиваешь?

—Русские — они добрые, — улыбнется Павлик и скажет:

«Я был в первой школе. Когда теракт был. В спортзале. Потом взорвалась граната, и меня ранило. Меня отвезли в Москву на лечение. А потом я пошел в интернат. Потом я вырос и ушел из интерната в 3-ю школу. Мне сказали, что я могу вернуться в новый интернат. Мы с мамой написали заявление. Потом нам сказали, что в интернат берут только до 5-го класса, а я пошел уже в 6-й. Мне было очень печально. Мама плакала…»

Павлик рассказывал, и все это время наш разговор подслушивали. Павлик даже вздрогнул, когда высокая женщина (работница Дома быта) грозно спросила: «Ты был в первой школе?»

Павлик сгорбился, его мать Жанна вскочила, а женщина не могла успокоиться.

— Я была там! В заложниках со своим сыном! Что-то я тебя не видела! Почему я тебя не видела?

—Я все проверю… — попытка унять женщину не удалась.

— Да если он с таких лет врет, что будет, когда вырастет? — уже кричала женщина. — Он про святые вещи врет! Про святых детей!

Пришлось объяснить неуникальность ситуации. Алан Адырхаев, у которого в школе погиба жена, а двое дочек выжили, переквалифицировался из анестезиолога в терапевта, чтобы следить за здоровьем бывших бесланских заложников. Для начала сделал «подушевой и подомовой» обход всего Беслана, уточняя официальные списки. Оказалось, что 200 человек, «записанных» в заложники, не были в те страшные сентябрьские дни в первой школе.

Но в официальных списках многие из них значатся до сих пор, а это — деньги, гуманитарная помощь, решение проблем.

Павлик хотел добиться своим враньем лишь одного — места в интернате.

Не дай ему бог узнать, что это такое — на самом деле стать заложником. Но ничего не поделаешь с тем, что он УЖЕ узнал, что это выгодно. И не террористы тому виной.

Я оставила Павлику конфеты и визитку. Он долго читал ее. Потом еще дольше решал, в какое потайное место спрятать, чтобы успеть вынести, когда их с мамой будут в очередной раз выгонять на улицу.

Новая школа-интернат с футбольным уклоном не выглядит на 3 млн евро. Она симпатиная, компактная, я бы сказала, скромная. Ни бассейна, ни даже футбольного поля. Хотя директор школы Константин Иванович Каниди уверял меня, что футбольных полей — целых два.

— Одно будут с искуственным покрытием, другое построили еще немцы после войны.

Каниди — не случайно директор. Школа названа именем его отца, погибшего в первой школе учителя физкультуры Ивана Каниди.

Мне рассказывали, каким был Каниди. Учителем. Именно с большой буквы.

Его сын — Константин Каниди — получил учительский диплом только в этом году.

— Я закончил педфак по специальности «управление и менеджмент», — говорит Константин Иванович. — Я хочу, чтобы эта школа стала колыбелью гениальных осетинских футболистов. И тогда мы на деньги от их трансфера построим много детских домов. А сейчас совмещать одно с другим неправильно. Иначе у нас ни интерната не получится, ни спортивной школы.

— Константин Иванович! — пытаюсь понять я. — Третья школа в Беслане открывается, и опять — не для детей из малообеспеченных семей. Как же так?

— Давайте посмотрим правде в лицо. У нас в России 90% населения — малообеспеченные, я вот тоже — живу на 9 тысяч рублей. А у меня жена и дети! И потом: греки и норвежцы хотели построить спортивную школу. Они дали денег именно на то, чтобы мы развивали в Осетии футбол и зимние виды спорта. Ни о каких детях из малообеспеченных семей речь не шла. У меня есть документы!

У Каниди документов под рукой не нашлось, а у меня были распечатки официальных сообщений из пресс-службы главы Республики Северная Осетия Таймураза Мамсурова. В них было, в частности, сказано: «В Беслане начато строительство школы-интерната, финансирование которого взяла на себя Греческая православная церковь… Школа будет рассчитана на 250—300 детей, преимущественно из неблагополучных, малообеспеченных семей, детей-сирот…»

Сегодня ситуация поменялась кардинально. В школе продолжат учиться только 72 ребенка из старого интерната. На остальные места будут взяты мальчики, подающие спортивные надежды. В том числе из полноценных и обеспеченных семей (таких даже в Беслане и Осетии немало).

Дети из малообеспеченных семей доучатся тут только до 11-летнего возраста (5-го класса) и потом будут переведены в другие школы. Дети-спортсмены будут учиться до 9-го класса, а тем временем Константин Каниди добьется для своей школы полноценной одиннадцатилетки.

Со следующего года в школу будут принимать только по спортивным показателям. А по социальным — не будут.

Таким образом, в Беслане больше не будет интерната для детей из малообеспеченных семей или детей-сирот. Хотя они-то надеялись.