Историческое здание — как человек: если оно старое и готово развалиться на глазах — пора ставить «диагноз» и «лечить». Отличие в том, что здания «живут» дольше людей в десятки и сотни раз. Если памятник архитектуры не «убить». «Сейчас никто не борется за подлинность памятников, — жалуется реставратор Валентина Федотова. — Вместо якобы реставрируемого здания рождается пародия».
Примеры «пародий» — на каждом шагу.
«Смертельный приговор» дому Всеволожских
Здание с уникальной архитектурой и историей. Этот дом, возможно, помнил визит Наполеона. Судя по схемам периодизации архитектора М.Ю. Матвеева, это вообще старейший деревянный дом города. Более того, несколько лет назад реставратор Игорь Киселев нашел на стенах дома единственные в России обои начала XVIII столетия. На момент начала «реставрации» дом был целый, лишь южная стена в советское время была заменена на кирпичную.
Памятник архитектуры расположен на территории делового квартала «Красная роза», в пяти минутах ходьбы от станции метро «Парк культуры». У входа на территорию «Красной розы» стоит охранная будка. Черно-белый охранник неторопливо прогуливается туда-сюда. На вопрос про реставрацию дома Всеволожских отвечает:
— Понимаете… Дома не существует.
— Как не существует? Здесь же идет реставрация! — недоумеваю я.
— Старого здания нет. Есть новое недостроенное. Вы посмотрите, если интересно…
Плутая между зданиями, не могу найти нужное. За ограждением вижу постройку из новеньких гладеньких бревен. Даже фундамент — и тот новый. Чтобы развеять сомнения, читаю табличку на заборе: «Реставрация с приспособлением под новое функциональное использование… объекта культурного наследия «Жилой дом Всеволожских к. XVII — XIX вв.». Ведутся работы по сохранению объекта».
И впрямь: сохранены старые доски и бревна — лежат, кое-как прикрытые зеленой сеткой, рядом с биотуалетом и помойкой. «Новый сруб, собранный по новым технологиям, — характеризует постройку реставратор Марина Капустина. — Между прочим, реставрация — это восстановление объекта в том же материале, по той же технологии, по которой строили наши предки».
Чтобы постичь технологию настоящей реставрации, приезжаю к Марине на объект. Церковь Святого Георгия Победоносца в Коломенском покрыта лесами, это видно издалека. А если подойти совсем близко, можно заметить зарубки на бревнах. «Вот смотрите, старые бревна протесаны немножко. Почему? Потому что были в подклете…» — по каким-то крошечным следам Марина восстанавливает историю здания. Где-то чуть проступают следы от старого топора. А снаружи — в нескольких метрах — плотник рубит бревна топором с лезвием такого же размера. «По следам можно восстановить орудие, — объясняет реставратор, — и потом работать с древесиной той же породы, таким же инструментом. Тогда и внешний вид памятника не будет отличаться от первоначального».
Эта работа похожа не на «шитье» чего-то нового, а на аккуратную «штопку» старого — ниточка за ниточкой. Причем той же иголкой. Современные «реставраторы» не понимают, что с другими технологиями и материалами теряется уникальность здания. Оно перестает быть памятником, «умирает». Так произошло и с домом Всеволожских. Может быть, потому что реставрировать по-настоящему гораздо дороже и накладнее?
Раньше решение о реставрации принималось посредством множества согласований: сначала — внутренний совет реставрационной организации, затем — комиссия Москомнаследия и т.д. Сейчас эта процедура упразднена. Теперь достаточно подписи пары чиновников.
Палаты Гурьевых. Метод «лечения» — пожары и дожди
История с пожаром в палатах Гурьевых наделала шума. Причины возгорания до сих пор неизвестны, хотя прошло больше полугода. Проследим цепочку несчастных случаев, которые постигли дом.
Первое: в июне 2009 года инвесторы — ООО «Регион-Инвест» — получили разрешение на проведение «реставрации с приспособлением под современное использование». Для «современного использования» дом необходимо было надстроить, вырыть под ним подземный гараж, изменить внутреннюю планировку стен на 1-м этаже. То есть полностью разрушить здание, несущее отпечатки четырех столетий.
Для полного счастья инвесторам оставалось лишь устранить охранный статус объекта культурного наследия.
По «счастливой» случайности случается вторая беда: в ночь на 18 декабря 2009 года палаты загораются. Почти сразу после пожара комиссия правительства Москвы под руководством первого вице-мэра Владимира Ресина рекомендовала лишить здание охранного статус. Повод — экспертное заключение о том, что огонь уничтожил все исторические интерьеры. Но интерьеры-то сохранились не хуже фасадов — и архитекторы-реставраторы вместе с «Архнадзором» доказали это.
Росписи, пышный лепной декор, резные деревянные порталы, огромное зеркало в детской комнате… Срочные противоаварийные работы могли бы спасти палаты от дальнейшего разрушения. Призывы «Архнадзора» обратить внимание на памятник летели в пустоту — Москомнаследия молчал.
Третье несчастье стряслось в апреле, когда реставрация палат была поручена фирме «АР’СС» во главе с Валерием Соловьевым. Соловьев — бывший заместитель Шевчука, руководителя Москомнаследия. Выездное заседание комиссии на объекте в конце мая он начал так:
— Считайте, что этих интерьеров практически уже нет!
Координатор «Архнадзора» Константин Михайлов вместе с комиссией был шокирован. За один месяц интерьеры понесли больший урон, чем за четыре месяца испытаний огнем, льдом и талой водой. В глаза бросался не лепной декор, а зияющие дыры — лепнину просто «сбивали» со стен. Причем делали это без всякого разрешения Москомнаследия.
«АР’СС» заявляет, что образцы декора сняли для исследований. Якобы невозможно добиться точности обмеров лепнины без ее демонтажа. Но «дыры» в потолке были даже в сухих комнатах, которые не пострадали от дождей! А реставратор из комиссии Валентина Федотова недоумевает до сих пор:
— Существует технология обмера декора на месте — для этого лишь нужно просушить верхнюю часть! Было бы желание. А то, что никто не следил за состоянием палат, — прокол Москомнаследия…
— Это не прокол. Это преступление, — поправляет Валентину ее дочь Мария, историк.
Виктор Виноградов, главный архитектор института «Спецпроектреставрация», однажды озвучил принцип, по которому работает их фирма: каждому памятнику есть своя цена. Мои эксперты — Валентина и Мария Федотовы — заверяют: цена вопроса состоит из 6—7-значных чисел, естественно, не в рублях. Если здание несет в себе наследие XVIII века — цена одна. Если XVII — то намного дороже…
Каким-то непостижимым образом сомнительные проекты получают одобрение, в конкурсах побеждают «псевдореставрационные» конторы, и начинается реставрация. То есть снос.
Палаты Сумароковых. Скандал из-за кладки «елочкой»
Еще одна напасть для отрасли реставрации — ошибки из-за неопытности или невнимательности. Невнимательность реставраторов проявилась в реставрации палат Сумароковых. Богатый дом XVII века сохранил подлинные фрагменты уникального узорочья фасадов. Реставраторы Центральных научно-реставрационных мастерских Е.В. Рукавишникова и Н.Г. Туманова составили проект, который был одобрен комиссией Москомнаследия. «Под словом «реставрация» теперь могут скрываться самые неожиданные методические решения», — иронизирует краевед «Архнадзора» Александр Можаев. А все потому, что реставраторы занялись перелицовкой фасадов с весьма условным попаданием в габариты прежнего декора. Кирпичная кладка «елочкой» обрамляла наличники окон. Такой орнамент считается уникальным для гражданских зданий. Теперь же кладка сместилась, и вообще — здание стало выглядеть «как новенькое» благодаря новым кирпичам. Подлинником XVII века можно считать лишь интерьеры подклета и фрагменты парадного входа в палаты.
Разобраться, кто прав, а кто виноват, я намерена в офисе ЦНРПМ на улице Школьной.
Мне повезло: оба реставратора на месте. Услышав про палаты Сумароковых, они взволнованно интересуются, кто меня послал, и возмущаются: «Неужели эта история до сих пор продолжается?»
— Этот… Как его… Мозаев?
— Можаев, — поправляю я Елену Константиновну.
— Он нас гнобил-гнобил. Говорил, что мы самовольно поступили, разобрав фасад, — а мы все действия согласовали с Москомнаследием! Делать ему нечего — нигде не работает, и у него куча детей. Вероятно, его «старания» субсидируются.
Реставраторы ЦНРПМ рассказывают про то, что для реставрации старым материалом не хватало 30 сантиметров кладки. Кирпич разваливался в руках, и о сохранении орнамента речи быть не могло — «его и не существовало уже»! Так или иначе, сейчас реставраторы ЦНРПМ признают то, что им самим «не нравится» ощущение «новизны» и «новопостройки». Но что делать, старого материала не хватило бы.
