Второй фильм известного фотографа Антона Корбейна «Американец», снятый по роману Мартина Бута «Очень скрытный джентльмен», вышел в российский прокат. Критика уже назвала его слишком статичным и обвинила в том, что он похож более на фотосессию Джорджа Клуни, который играет главную роль, нежели на кино. В этом есть своя правда, как и в том, что история о киллере, который залег на дно в каком-то медвежьем углу, а когда решил выйти из дела, разумеется, был убит, стара, как само кино. Но в том-то и прелесть старых историй, что, с одной стороны, они известны до последней запятой, а с другой — каждый новый взгляд наполняет их новыми смыслами.
Корбейн начисто лишает свою историю сентиментальности и воспитательного мотива. Его герой не раскаивается, не ощущает никакой вины и, кажется, вообще ничего не ощущает, кроме огромной усталости. Соображения морали не интересуют Корбейна. Выступления старого падре, который пытается вести с героем душеспасительные разговоры («Ад — это место, где нет любви»; «У меня есть сердце, полное любви. А что есть у вас?»), оставим за скобками. Герой слушает, но не слышит его, потому что каждый имеет то, что ему на роду написано иметь. И вообще — священник киллеру не подружка. Так что же на самом деле интересует Корбейна?
Корбейна интересуют две вещи. Первая — восхитительные итальянские пейзажи. Апеннины, тающие в вечернем сумраке, петли горных дорог, долины, полные виноградников, городок, похожий на соты, прилепившийся к верхушке горы, узкие средневековые улочки. Камера разглядывает лицо провинциальной Италии так же подробно, как лицо Джорджа Клуни. Собственно, в «Американце» практически нет ни одного кадра, где бы Клуни не было на экране. Как игральные карты, режиссер, а вслед за ним и актер перебирают оттенки даже не чувств, а состояний героя — страх, усталость, напряжение, недоверие, смятение, мгновенная готовность к прыжку… Есть огромное удовольствие в том, чтобы вот так неторопливо, почти в фотографическом режиме, разглядывать человеческое лицо. В кино такая возможность сегодня — большая редкость. Персонаж таким образом становится не выразителем идеи, а самой идеей фильма, на которой сконцентрирован интерес авторов.
В этом смысле Клуни повезло с Корбейном, а Корбейну — с Клуни. Он — один из тех редких актеров, которые умеют молчать и думать на экране. Оба — и режиссер, и актер — используют это умение сполна. Удивительно наблюдать за тем, как у Клуни в напряженном раздумье находится каждая клеточка тела. Глаза — естественно! — когда он глядит на чашечку кофе, пальцы, прилаживающие друг к другу детали винтовки, спина, когда он чуть нелепой деревянной походкой идет по улице в ожидании выстрела. Самый европейский из американских актеров играет классический триллер так, будто это трагедия. Во всяком случае, энергетика актерского воплощения делает его героя адекватным героям классической драматургии.
