Письмо четвертое*

Гражданин министр! Редкий сотрудник тюрьмы или колонии не имеет прозвища. У кого-то оно презрительно-уничижительное, у кого-то, наоборот, уважительно-почтительное. За полгода, проведенные в тюрьме и колонии-поселениии, мне довелось познакомиться с Дымычем, Дуремаром, Кислым, Гаденышем, Рамзесом, Вешалкой, Пивнюком, Мухомором… А вот начальников тюрем и колоний арестанты называют одинаково. По всей России! Хозяином. И не только арестанты. Сотрудники тюрем и колоний тоже частенько величают своего руководителя Хозяином. Из их уст то и дело раздается:

• Хозяин приказал (поручил, потребовал )…

• Хозяин в командировке (в отпуске, на больничном, в запое)…

• Хозяин не в духе (в хорошем настроении)…

И в этом прозвище – Хозяин – вся правда жизни исправительных учреждений. Потому что в наглухо загерметизированной системе начальник колонии или тюрьмы - и судья, и прокурор, и адвокат, и царь, и Бог в одном лице. Человек, наделенный практически бесконтрольной властью над арестантами. И создается впечатление, что заборы с колючей проволокой, контрольно-следовые полосы и караульные вышки существуют не для того, чтобы арестанты не разбрелись, не разбежались, а, прежде всего, ради того, чтобы общество никогда не узнало, что там, на другой стороне от воли, происходит на самом деле. А знало только дозированную правду. Правду, согласованную с Хозяином. Правду, не мешающую Хозяину быть хозяином.

Хозяин – это не просто начальник тюрьмы или колонии. Это хозяин судьбы арестанта. Он может невзлюбить его, переправить в колонию более строгого режима, бросить в карцер, не замечать обращений, игнорировать тот факт, что арестант тоже человек…
А может одарить барской любовью, назначить на «блатную» работу, замолвить словечко, чтобы освободить условно-досрочно. Хозяин, одним словом.

Исправительные учреждения, видимо, потому и называют «зонами», что это территория абсолютного бесправия тех, кого судьба угораздила оказаться по ту сторону колючей проволоки. Зона аномальной концентрации беззакония. И все разговоры о гуманизации исправительной системы, о социализации осужденных, о создании условий для их исправления – это не более чем разговоры.

У Рустама Н. умер отец. В колонии-поселении Рустам оказался после ДТП. К месту отбывания наказания приехал самостоятельно, с приговором на руках. Статья 97 УИК РФ предполагает предоставление осужденным краткосрочных отпусков. В том числе и при смерти близких родственников. Но на усмотрение начальника исправительного учреждения. Но Хозяин решил, что отпускать Рустама на похороны отца нельзя. И не отпустил. Как не отпустил Филюса Н.. Как не отпустил Игоря М. Вообще никого! Хозяин же! И это были его хозяйские решения.

А Диляре З. Хозяин решил вообще не сообщать, что у неё погибли мама и сестра. А младшая сестрёнка находится в реанимации. Женщины попали в автомобильную аварию, возвращаясь с длительного свидания с Дилярой. О трагедии женщина узнала только через три недели.

Поверят ли когда-нибудь Рустем, Филюс, Игорь, Диляра, что Родина милосердна? Несмотря на то, что они оступились, Родина могла позволить им проводить в последний путь самых близких людей. Но представитель Родины в образе Хозяина такой возможности их лишил.

Статья 129 ИК РФ однозначно утверждает, что осужденные, отбывающие наказание в колониях-поселениях, «могут носить гражданскую одежду». Но Хозяин решил, что зэки обязаны носить тюремные робы. На мужчинах эти робы смотрятся вполне прилично. А вот женщины в арестантских халатах расцветки «в клеточку» и цветастых косынках становятся похожими на пациенток психиатрической клиники.

Исполнительное законодательство гарантирует осужденному право обжаловать действия администрации исправительного учреждения (ст.15 УИК РФ). Имеют право даже в суд обратиться (ст.120 УИК РФ), если считают, что их права нарушены. Но декларирование подобных прав еще не идентично возможности их реализации. Разве что на воле есть кому похлопотать за арестанта, нанять адвокатов. Если, конечно, Хозяин соизволит разрешить встречу с ними. Мне, например, начальник казанского СИ-2 после рассмотрения моей кассационной жалобы и вступления приговора в силу, запретил и свидания с родственниками, и встречу с адвокатом.

Более того, Хозяин решил, что мои обращения в суд и прокуратуру совсем не обязательно направлять адресатам, а можно отправить в мусорную корзину. Что, видимо, и было сделано. Уже добравшись до колонии-поселения, обратился к прокурору по надзору за соблюдением законности в тюрьмах и колониях. Так, мол, и так, обжаловал действия администрации тюрьмы, но мои заявления не были направлены адресатам, прошу, мол, разобраться. Разобрался. Прислал ответ: обращения не были отправлены, потому что их не было. Снова пишу прокурору. Прошу опросить моих сокамерников, которые видели, и как я писал свои заявления, и как на утренней проверке передал заявления сотрудникам следственного изолятора. Прокурор отвечает: считаю нецелесообразным. И хоть тресни! Презумпция вины арестантов и презумпция непогрешимости сотрудников тюрем и колоний работает без сбоев.

Если у милиции был (а возможно и до сих пор есть) план на «палки», в тюрьмах и колониях, видимо, есть план по взысканиям. В УИК РФ и ведомственных инструкциях четко прописан порядок наложения взысканий: рапорт, объяснительная арестанта, объяснительные свидетелей, приказ, роспись арестанта, что он ознакомлен с приказом о наложении взыскания. Это алгоритм того, как должно быть. Но это слишком долгий путь, хлопотный. Куда проще составить липовые акты, что арестант отказался и от дачи объяснительной, и от ознакомления с приказом. Многие осужденные только случайно (к примеру, после обращения с ходатайством об условно-досрочном освобождении) узнают, что в их личных делах целый сонм взысканий. Как правило, выговоров, объявленных еще в следственном изоляторе. Или в колонии, где подобным «упрощенным» порядком наложения взысканий тоже не брезгуют.
Гражданин министр! 21-й век на дворе! Неужели трудно обеспечить тюрьмы и колонии диктофонами! Чтобы акт об отказе дачи объяснений и ознакомления с приказом о наложении взыскания был подкреплен аудиозаписью этого самого отказа.

Диктофонизация исправительных учреждений, не сомневаюсь, приведет к резкому сокращению количества взысканий.
Не мешало бы использовать достижения технического прогресса не только при оформлении взысканий. Для Вас, гражданин министр, наверное, не секрет, что практически во всех следственных изоляторах ведется видеонаблюдение тюремных коридоров. Идет круглосуточная запись. Файлы хранятся. Неужели так трудно синхронно с видеозаписью вести и аудиозапись происходящего в тюремных коридорах! Если бы в «Матросской тишине» осуществлялась подобная запись, следствию не заставило бы труда определить когда, кому и сколько раз обращались погибшие с просьбой о помощи. И что слышали в ответ.

А тюремные больницы и медицинские кабинеты и вовсе неплохо бы оборудовать «черными ящиками», вскрыв которые (по решению суда!) можно было бы посекундно восстановить, что происходило в этом помещении, что привело к гибели арестанта.

Чтобы ограничить власть Хозяев, чтобы они перестали быть Хозяевами и превратились в руководителей исправительных учреждений, осуществляющих не только изоляцию от общества «спецконтенгента», но и процесс исправления осужденных (а не кары и не трансформации арестантов в бесправных изгоев общества), не обойтись без структурных изменений исправительных учреждений. Возможно, гражданин министр, есть смысл ввести в тюрьмах и колониях систему «двух ключей». Поясню, что это за система.

В каждом учреждении ФСИН работают оперативные отделы. Сегодня оперативники работают вроде бы и автономно от других подразделений, но работают под непосредственным руководством начальником тюрем и колоний. И о результатах своей работы докладывают именно им (тем самым Хозяевам то есть). Начальники колоний и тюрем, как правило, не заинтересованы «выносить сор из избы». И «нечистоты» оказываются на виду у всех лишь в крайних случаях. Когда не вынести уже просто невозможно (например, в случае гибели арестанта). Или когда тюремный беспредел становится известен общественности по другим каналам (мимо и вопреки администрации).

Даже о побегах Хозяин не всегда докладывает вышестоящему руководству. И, к примеру, у УФСИН России по Татарстану есть возможность рапортовать (в интервью одной из местных газет), что в исправительных учреждениях, работающих на территории республики, с 2003 года не было ни одного побега. Как же не было? Если только в КП-17 только при мне был, как минимум, один побег? Розалия С., осужденная по ст.159 УК РФ (мошенничество) 2 июня была этапирована из тюрьмы в колонию-поселение. А 15 июля «ушла в бега». Колония опустела. Все сотрудники отправились на поиски беглянки. И к ночи нашли. Девушку отправили в штрафной изолятор…за пререкания. Потом продлили карцер еще на 15 суток уже за какое-то новое нарушение. Потом повезли в Мамадышский райсуд. На рассмотрение представления об изменении режима отбывания наказания с колонии-поселения на колонию общего режима. В ходе судебного процесса, полагаю, о побеге не было сказано ни слова.

Почему информация о побеге осужденной была скрыта? Потому что Хозяин не заинтересован в том, чтобы портить статистику. Это во-первых. А во-вторых, непременно возник бы вопрос: как получилось, что женщина, которая должна была находиться «на карантине», оказалась в условиях, благоприятных для побега.

Так же скрываются и «шалости» сотрудников тюрем и колоний. Разговаривал как-то с одним оперативником. Сокрушался, что не дают работать, бьют по рукам при попытках вывести на чистую воду сотрудников, недалеко ушедших от спецконтенгента. Причем в буквальном смысле слова. Мол, это же секрет Полишинеля, что запрещенку на режимную территорию проносят именно сотрудники. Что телефоны, спиртное и даже наркотики появляются в тюремных камерах и лагерных бараках не без помощи сотрудников. И помощи не безвозмездной. И только мизерную часть запрещенки проносят родственники и друзья. Во время свиданий. И очень часто попадаются. Если оперативному отделу удается взять с поличным сотрудника исправительного учреждения, в худшем случае ему предложат уволиться по собственному желанию. А скорее всего просто пожурят, пригрозят пальчиком. Потому как некому работать. Да и не нужно Хозяину пятно на безупречной репутации тюрьмы или колонии. Он, и только он, может принять решение: предавать огласке «не штатную ситуацию» или нет.

Гражданин министр! А что если вывести оперативные отделы из-под непосредственного подчинения начальников исправительных учреждений? Переподчинить их напрямую оперативному управлению территориального органа ФСИН, а тех непосредственно замкнуть на Москву? Создав тем самым вертикаль оперативников, независимую от Хозяев. Самостоятельную и неподконтрольную им. Тогда едва ли какое-либо ЧП будет сокрыто, потому что Хозяин поспешит доложить о нем, опасаясь, что его опередят оперативники. А оперативники начнут остерегаться расторопности начальников исправительных учреждений и тоже не будут откладывать в долгий ящик свои рапорты. И жалобы с заявлениями арестантов будут отправляться адресатам в нормативные сроки. Да и вообще нарушения исполнительного законодательства могут быть сведены до минимума в результате введения такой системы «двух ключей».

Вы согласны со мной, гражданин министр? Может, попробуете? Для начала (в качестве эксперимента) в двух-трех исправительных учреждениях. Потом, когда эксперимент даст положительный результат (в чем лично я совершенно не сомневаюсь), можно будет ввести систему «двух ключей» во всей ФСИН.

Ограничение бесконтрольной власти Хозяев существенно оздоровит ситуацию в исправительных учреждениях. Рецидивная преступность в нашей стране запредельная. Вы, гражданин министр, знаете это лучше меня. А не задавались ли вопросом: может люди становятся рецидивистами из мести за то, что им довелось пережить?

С уважением и надеждой на понимание Ирек Муртазин,осужденный, отбывающий наказание в ФБУ КП-17,село Дигитли, Мамадышский район, Татарстан.

* Предыдущие письма опубликованы в № 107, 110, 113