Цифра 8% появилась из ниоткуда и захватила воображение. Журналистам доверяют всего 8% населения. Сколь правдоподобно и какой повод для самобичевания…
В эфире «Эха Москвы» два замечательных журналиста Ксения Ларина и Ирина Петровская обсудили эту цифру, услышанную по телевизору в программе Владимира Соловьева «Поединок» (!) и озвученную Леонидом Радзиховским (!!). Потом по этому поводу, с использованием той же цифры, выступил со статьей в «Известиях» писатель и журналист Игорь Зотов, который, скорее всего, тоже услышал цифру по телевизору. Началось бурное обсуждение. Основы рушились. Каркас профессии дал заметную трещину.
Но, как сказано у Владимира Набокова, «никакого Александра Ивановича не было». Нет такого социологического исследования, заслуживающего доверия и осуществленного солидной социологической службой, где фигурировала бы такая цифра.
Журналисты пали жертвой доверчивости и самоуничижения. Это новость, достойная печали. Но не печати.
А еще это напоминает недавнюю историю про то, как фламандская пресса целый год перепечатывала материалы вымышленного исследовательского агентства – до такой степени они казались правдоподобными. Как писал тот же Набоков, «жизнь подло подражает художественному вымыслу».
Несуществующая цифра
Какие же цифры существуют в действительности? Согласно данным Фонда «Общественное мнение» (ФОМ) в 2001 году журналистам доверяли 47% респондентов, не доверяли 40%, 2007-м – доверяли 44%, не доверял 41%. В 2009 году ФОМ замерял доверие к СМИ – 39% доверяли, 45% не доверяли. В 2007 году фразу «журналисты говорят, выступают, чтобы…» опрошенные в большинстве своем заканчивали фразой – «дать информацию, осветить события, актуальные проблемы». 48% считало, что журналисты объективно освещают события, 45% - что они оказывают положительное влияние на жизнь страны. Ну, и так далее.
Любой вменяемый социолог скажет вам, что цифры существенно за последние годы не менялись, а если и менялись, то, как правило, под воздействием конъюнктурных факторов или в границах статистической погрешности. Сомневаться в данных ФОМа – одной из самых профессиональных социологических служб в стране – в данном случае повода нет.
В 2009 году Левада-Центр, не менее профессиональная и старейшая социологическая служба в России, опрашивал россиян о самых выгодных профессиях. Россияне не считают журналистов богатыми людьми – самой выгодной профессией ремесло журналиста назвали 2% респондентов, более деньгоемкой считалась даже профессия учителя (самой выгодной специальностью считается профессия банкира – 43%, проститутки получили трудовые 5%). По поводу престижа профессии есть разные данные разных служб и центров. И хотя родители, согласно данным исследований, как правило, не очень-то хотят, чтобы их дети становились журналистами – им все больше юристов и экономистов подавай и, как ни странно, врачей, в целом ремесло считается престижным. А 87% респондентов ФОМа считают работу журналиста трудной.
Число цифр и данных можно множить до бесконечности. Например, самое свежее и достаточно репрезентативное исследование портала Superjob.ru показывает, что респонденты ставят профессию журналиста по степени опасности в один ряд с профессиями шофера и милиционера – 7% считают журналистское ремесло самым опасным (на первом месте профессия шахтера – 17%). Работа журналистов оценивается как более опасная, чем профессии пожарного, спасателя МЧС и военнослужащего.
Откуда взялась цифра восьмипроцентного доверия журналистам – решительно непонятно. Серьезной социологии она не известна. И более того, по сравнению с усредненными данными выглядит совсем неправдоподобно.
С телевизором по жизни
Но все это – показатели как бы «вообще». Дальше начинаются нюансы, которые и позволяют представителям цеха столь самоуничижительно относиться к собственному ремеслу. Например, такие: под журналистами рядовые обыватели понимают прежде всего телевизионных звезд. Когда респондентов ФОМа попросили назвать фамилии уважаемых ими журналистов, опрошенные вспоминали имена телеведущих или телерепортеров, и лидировал в этом списке узнаваемости и доверия Владимир Познер. Простые трудящиеся считают, например, диктора Первого канала Екатерину Андрееву журналистом. Под рубрикой «журналист» проходит и Андрей Малахов. Странно, что сюда не попали Петросян с Винокуром и Кобзоном. Из умеющих писать граждане вспомнили только отца и сына Боровиков (но их узнаваемость тоже связана с телевизором), Хинштейна (!) и Анну Политковскую.
Надо понимать, что, несмотря на падение интереса к телевидению, абсолютное большинство россиян живут телевизором. Телевидение – основной поставщик информации и развлечений, главный электоральный ресурс. Изменения происходят, но очень медленно, особенно с учетом возрастной структуры стареющего населения страны. Широко объявленная смерть бумажной прессы тоже пока не наступила. Интернет расчищает себе площади, но медийный успех на стороне тех, кто видит в нем не конкурента, а союзника и партнера – в стране и мире есть образцы сочетания бумажных носителей, интернет-носителей и гаджетных носителей информации. И даже телевизионных - телевидение тоже становится мультимедийным продуктом. И в этом смысле интернет убивает не телевидение, а тот его тип, который существует на федеральных каналах. Но, повторим, процесс этот очень медленный. Культура потребления информации носит скорее поколенческий характер (подробнее об этом в статье Георгия Ильичева в «Новой» от 24.11.2010). К тому же, как заметил американский журналист Боб Кайзер, первые десять лет своего существования телевидение представляло собой радио перед телекамерой. Так и сегодняшний интернет, продолжим его мысль, являет собой образец бумажной газеты на экране или дисплее.
Кто доверяет и кому доверяют
Словом, доверяют или не доверяют в основном все тому же телевизору. Тем не менее, разумеется, в суждениях респондентов социологов есть претензии и к профессионализму, и к вранью, и к продажности журналистов. Коррумпировано общество – значит, коррумпированы те, кто снабжает его информацией. Все покупается и продается – значит, продаются статьи, репортажи и журналисты. Все кругом плохо – виноват вестник, то есть журналист.
Но, разумеется, самую жесткую оценку своему цеху могут дать сами журналисты. Почему, собственно, представители сообщества и протестовали против придания журналистам особого статуса в уголовно-правовом смысле. Единственная привилегия настоящего журналиста – не иметь никаких привилегий. А здесь кому мы хотим придать особый статус: погрязшим в самоцензуре и заказухе редакторам прокремлевских газет? Околокремлевским райтерам, заполняющим газетные площади своей продукцией? Дамам интересного возраста, которые на пресс-конференциях, недоуменно тыча ручкой в какого-нибудь Петра Авена или Анатолия Чубайса спрашивают соседа, а кто это такой? Равнодушным телеведущим, готовым с выражением зачитать любой текст. Спущенный сверху?
В дополнение к вопросу «кому доверяют?» есть еще вопрос «кто доверяет?» И здесь дифференциация колоссальная. Кому доверяет пожилой интеллигент-демократ? Наверное, демократической прессе? Кому доверяет студент-экономист? Вероятно, деловой прессе. Кому доверяет бухгалтерша с профессиональным начесом на голове? Скорее всего, изданию «Зятек». Кому доверяют члены Конгресса США за утренним кофе? Газете «Вашингтон пост». А среднестатистический житель Хельсинки, который до сих пор предпочитает не покупать, а выписывать печатную прессу? Газете «Хельсингин саномат», которую каждое утро приносит аккурат к его первой ложке йогурта почтальон.
Все очень сложно, тонко и разнообразно. Вплоть до того, что блогеры доверяют только блогерам, а фейсбукеры - фейсбукерам Хотя что они нередко обсуждают? Публикации в профессиональной печатной и интернет-прессе.
All the news that’s fit to print
В чем высокий смысл слогана газеты «Нью-Йорк таймс», которая, как и все другие печатные издания борется сегодня за выживание, развивает свой невероятно популярный интернет-портал, хранит традиции качества, но не брезгает мультимедийностью? Лозунг «Все новости, достойные печати» возник в 1896 году, сразу после того, как газету купил основатель династии Оксов-Сульцбергеров Адольф Окс. Он означает, что профессионалы готовят для потребителя профессионально приготовленное блюдо. Все новости, достойные печати – это ответственность журналистов, добывающих и перепроверяющих информацию, высокий авторитет и знания тех, кто имеет право на высказывание мнений, фильтр квалифицированных редакторов. Не цензура, не самоцензура, а именно фильтр. Фильтр, состоящий из знаний, вкуса, этики, эстетики, высокой культуры слова, дизайна и типографики.
Новости, достойные печати – это проверенные новости. И здесь классическая журналистика вступает в противоречие с ее естественной – в силу умножения электронных носителей – легковесностью и скоростью. Важнее передать новость быстрее, выказаться резче, чем проверить новость и попытаться не оскорблять читателей. Страдает ли от этого качество? Да. Но читательское доверие в сегодняшней медиа-среде имеет возможность стать более избирательным. Веришь только блогам и гражданской журналистике? Бога ради, никто не заставляет читать желтую или качественную прессу, смотреть телевизор. Осторожничаешь, доверяешь только проверенным медиа-поварам – читай качественную прессу, которая строится по высоким профессиональным канонам. Индивидуализируешь информацию персонально для себя, хочешь читать только определенных блогеров и колумнистов, статьи исключительно про рынок арбузов и дынь, информацию о жизни привидений? Пожалуйста, все это придет в лучшем виде на экран твоего смартфона. Скучаешь по запаху свинца и шепоту газетной бумаги – читай бумажную прессу. Любишь блики в глазах – листай глянец. Стоишь полдня в пробках – слушай радио, остальное видимость.
Лучше, чем секс
Казалось бы, суть профессии, которая сама себе не доверяет, радикально меняется. «Транснефтьгейт» раскрутили не Боб Вудворд с Карлом Бернстайном, а Алексей Навальный. Документы Пентагона километрами предает гласности сайт «WikiLeaks», а не «Нью-Йорк таймс», прославившаяся публикацией Pentagon Papers. Олега Кашина хотели убить не только за то, что он журналист статусного издания, но и за то, что он интернет-фигура, популярный блогер. Современный журналист превращается в мультимедийного аудиовидео робота. Меняются носители информации: в продвинутых группах - при всей тотальности телевидения и пока заметном присутствии газет - ноутбук, телефон, айфон, айпэд и много другого «ай» становятся новой «бумагой».
Но критерии качества-то те же. Профессиональные стандарты – и в их числе быстро и ответственно сообщить в «пяти W» (кто – who, что – what, когда – when, где – where, почему – why) новость – сохраняют свою актуальность. Язык изложения меняется, но никто не отменял грамматических правил и необходимости корректуры и редактуры. Скорость передачи информации и риск подвергнуть свою жизнь опасности увеличиваются, но пафосом профессии это был всегда. Как, например, у недурного репортера Константина Симонова, которому, кстати, на днях исполнится 95 лет со дня рождения: «Под Купянском в июле — / Полынь, степной простор… / Упал, сраженный пулей, / Веселый репортер… / Планшет и сумку друга, / Давясь от горьких слез, / Его товарищ с юга / Редактору привез… / Но вышли без задержки / На утро, как всегда, / «Известия» и «Правда», / И «Красная Звезда».
И несколько последних замечаний.
Журналистику стали в последнее время путать с медиа-бизнесом, а журналистов с медиа-менеджерами. Это разные профессии, как профессии репортера и зачитывальщика новостей, колумниста и писателя заказухи.
Прессу часто называют оппозиционной. Это неточная метафора. Не бывает не оппозиционной прессы. В противном случае она не пресса – не выполняет своей миссии контролера власти и государства. Некоторых журналистов часто называют либеральными. Не верьте, не бывает не либеральных журналистов. Иначе они философы, пропагандисты, все, кто угодно, только не журналисты.
Хорошая журналистика – аналитическая, расследовательская, новостная – непременно либеральная. Во всяком случае, как правило, понятия «либеральный» и «профессиональный» совпадают.
Ну и еще. Для тех, кто понимает. Как не доверять профессии, о которой легендарный редактор Бен Брэдли, опубликовавший Уотергейтскую историю и возглавлявший «Вашингтон пост» в течение 26 лет, прорычал: «Нет ничего лучше, чем классная история – даже секс ей уступает!»
