СюжетыПолитика

Константин Ромодановский: Социальную напряженность создают не гастарбайтеры, а чиновники

Директор Федеральной миграционной службы ответил на вопросы «Новой» о том, стоит или нет отменять паспорта, прописку и регистрацию, почему наши праправнуки не станут китайцами, сколько России нужно мигрантов и как свобода выбора снижает уровень коррупции

Этот материал вышел в номере № 137 от 6 декабря 2010 г.
Читать
Справка «Новой»На сегодняшний день в России находятся 7 108 538 иностранных граждан.За последние 10 месяцев иностранными гражданами совершено 43 431 преступление, удельный вес которых составляет всего 3,5% от общего числа совершенных...

Справка «Новой»На сегодняшний день в России находятся 7 108 538 иностранных граждан.За последние 10 месяцев иностранными гражданами совершено 43 431 преступление, удельный вес которых составляет всего 3,5% от общего числа совершенных преступлений за этот период. Из этих 3,5% чуть ли не половина — преступления, связанные с использованием поддельных документов или нарушениями правил пребывания иностранных граждан в России.


— Константин Олегович, когда будем отменять регистрацию, паспорта и прописку — то есть окончательно прощаться с советским прошлым?

— По крайней мере не завтра. Это непростой вопрос, который нужно увязывать с трендами экономического развития страны. Может быть, имеет смысл разделить понятия: регистрация и регистрационный учет. Регистрация — то, что осуществляют муниципальные структуры, чтобы определиться с количеством потребителей услуг того же ЖКХ, а регистрационный учет — это федеральный информационный банк данных. Сведения о регистрационном учете поступают в миграционную службу, а от нас информацию получают все пользователи, которым законом дано на это право. Это одно видение, хотя вполне могут быть и другие точки зрения. Нужно думать, должен быть конкурс идей…

— Но ведь известно, что институт прописки достаточно сильно мешает внутренней миграции населения, которая может быть очень полезна для России.

— Вы хотите стать сторонником моей точки зрения? Ради бога! Я именно поэтому и предлагаю такой вариант. Последствия: исчезает потребность в штампах в паспорте, исчезает ограничительный элемент для внутренней миграции, появляется новая степень свободы. Нельзя забывать, что единицей экономических расчетов является количество населения, проживающего в регионе. И подходы ко всему, в том числе и к решению этого вопроса, должна определять экономика. Нужно отходить от лозунгов политических, а руководствоваться конкретной выгодой. Выгодно, например, укрупнять городские агломерации — значит, пойдем таким путем.

— И в этой ситуации устаревшие бюрократические барьеры не должны мешать развитию экономики?

— Да. Должен быть выбор. Должна быть свобода. Это — два девиза, которые мы усвоили и стараемся соблюдать во всех наших порывах на миграционном треке.

— Ну если для решения проблем внутренней миграции эти принципы однозначно подходят, то вряд ли они так же работают в ситуации с миграцией внешней. Даже толерантная Европа вынуждена ограничивать в этом вопросе выбор и свободу… Хотя, может быть, это и бессмысленно, может быть, мы переживаем такой же этап в развитии цивилизации, который повторяет на новом качественном уровне Великое переселение народов, глобальное смешение наций, культур?

— Я не профессиональный историк, демограф или географ, но, на мой взгляд, различия существенны. Тогда — завоевывались земли, чтобы на них осесть и построить свой уклад. Сейчас цель другая — поехать, заработать и вернуться. Тогда — за пастбищами, сейчас — едут за зарплатой и супермаркетами. Если в те времена движение людских потоков было хаотично, то сейчас направления миграции просматриваются четко: с юга на север и с востока на запад. Хотя, безусловно, этот процесс можно назвать глобальным. Но он, как и прежде, имеет экономические основы. Почему есть движение? Потому, что есть разница в уровне жизни, разница в потенциалах между странами, из которых уезжают, и странами, в которые стремятся. Проживают люди в республиках Средней Азии, у них средняя зарплата 40—50 долларов, а приехав к нам, они за месяц могут получить свой годичный доход. И пока эта разница потенциалов сохраняется, они будут ездить. Ну и слава богу! Потому что нам это тоже выгодно.

— Только государства по-разному справляются с наплывом желающих получить гражданство или работу. Допустим, США, где миграционный прирост населения — миллион в год, ухитряется всех адаптировать, а Европа испытывает серьезные проблемы: всплеск национальных противоречий, этнические бунты, укрепление националистический партии…

— Не претендую на абсолютную истину, но выскажу свое, относительно просвещенное мнение. Помните, заявление канцлера Меркель о неудаче программы мультикультурализма? Подход в Европе был именно мультикультурный: государство поддерживает принцип раздельного существования общин, члены которых проживают на основе действующих в стране законов рядом с другими общинами, у которых свои особенности, религия, традиции. Это должно было привести к созданию внутренних анклавов и — привело. Анклав — это всегда не очень здорово, это отдельная территория, которая хуже контролируется, хуже посещается представителями других общин, хуже воспринимается окружающими. Вот это, мне кажется, изначально было ошибочно. На мой взгляд, есть иной подход — ассимиляция и интеграция. Государство дополнительно поддерживает мигранта за то, чтобы тот знал язык страны проживания, чтобы знал местные обычаи, законы и руководствовался ими, чтобы одевался соответствующим образом, выглядел так, как подавляющее большинство, чтобы он стал членом этого общества, а не создавал внутри его какую-то замкнутое общину по национальному признаку. Американцам, кстати, это удается.

— А какой миграционный прирост у нас в России?

— У нас раза в четыре меньше, чем у американцев: примерно 250—260 тысяч.

— И кто эти 250 тысяч?

— Самые разные национальности. Прежде всего страны СНГ. Украина дает очень большой процент, процент Армении заметен, и Киргизия есть, и Узбекистан…

— Каков возрастной, социальный состав?

— В основном контингент, который нас устраивает: в подавляющем большинстве — люди работоспособного возраста, где-то за 80% с высшим и средним образованием.

— Каков оптимальный уровень миграционного прироста для России и в каком соотношении он должен находиться с нашими демографическими показателями?

— Если мы хотим экономически развиваться, то миграционный прирост должен компенсировать естественную убыль населения или даже его превышать. Например, мы потеряли 100 человек, а миграционный прирост должен составить 110—115 человек. Ведь есть не только смертность, но и старение населения… Сейчас в жизнь вступает поколение 90-х, когда была катастрофа с рождаемостью, — нет адекватной замены тем, кто выходит на пенсию. В прошлом году мы практически добились компенсации, в этом будет похуже. Это связано и с демографией, и с тем, что мы в большей мере стали уделять внимание качеству тех граждан, которые к нам приезжают. В целом перспектива выглядит сложно… Конечно, то, что с нами рядом есть страны СНГ, — большая поддержка для России и ее преимущество перед той же Европой. Хотя бы потому, что мы легче понимаем друг друга с тем же Таджикистаном, чем европейские страны — свои бывшие колонии. У нас все-таки общая история, пока еще незабытый язык общения…

— Но если с демографией такие сложности, в армии, например, служить некому, так, может быть, объявить «миграционную амнистию»? Нужны стране мужчины от 18 до 35 лет — дадим им сразу гражданство, тем, кто здесь уже работает долгое время, имеет образование, семью…

— Вот так скопом, неосмысленно — нет! Понятие «открытых дверей» не предполагает их распахнутого состояния. Двери, они открыты, даже если створки сомкнуты, — просто там замка нет, и люди могут постучаться, спросить по-русски: «Можно войти?» — и если они еще и ноги вытрут при этом, то — пожалуйста! А если вламываются, пускать не надо. Мы должны думать, кого и на каких основаниях пускаем. Мы должны отбирать тех, кто нам нужен в первую очередь. Если на сегодняшний день плохо в России с жильем и если человек говорит: «У меня есть квартира, я хочу стать россиянином», — да, тогда он может пойти по некой упрощенной процедуре; упрощенной — потому что и другие критерии нужно учитывать: возраст, биографию, специальность, квалификацию. А если нет жилья, что он будет делать, получив гражданство, будет ли у него доход, позволяющий ему купить жилье или арендовать что-то лучшее, чем барак на свалке? Изменится ситуация, будет с жильем попроще — тогда акцентируем внимание на другом. Мы должны помогать и государству, и людям, приводя в соответствие желания и потребности, чтобы приехавшие к нам могли жить достойно, не создавая при этом дополнительных проблем государству, их принявшему, и людям, в этом государстве проживающим. Мы должны создавать условия для того, чтобы люди, которые нам нужны, приезжали и занимали те ниши, которые сейчас пустуют.

— В теории это все правильно, но на практике происходят события наподобие тех, что недавно сотрясали подмосковное Хотьково. Приезжают мигранты, живут в каких-то бидонвилях на стройках, вызывают раздражение у населения, а когда их из города вывозят, оказывается, что на тех рабочих местах, которые они занимали, совершенно спокойно устраиваются безработные хотьковцы… И в этой ситуации вы говорите, что миграционный прирост 250 тысяч в год — это мало.

— Стоп-стоп! Давайте не будем путать кислое с квадратным! Мы говорим о трудовой миграции или мы говорим об оседании? Если мы говорим о временной трудовой миграции, то работники приезжают зарабатывать деньги и уезжают. Оседание — это процесс получения гражданства. Совсем разные процессы, хотя я считаю, что они должны быть в определенной степени взаимосвязаны. Чтобы лучшие из тех, кто к нам приезжает на время, могли осмотреться и, если они нужны нам, то и остаться. Но это — не общая практика, а индивидуальный подход в каждом конкретном случае. А в целом — это совершенно разные контингенты. Нам нужна и временная рабочая сила, и пополнение населения — но на разных условиях. Если говорить о гастарбайтерах, то не они создают напряженность, а муниципальные власти. В том же Хотькове претензии были именно к местным чиновникам и именно социально-экономического характера, только это недовольство вылилось в неприязнь к гастарбайтерам, потому что так проще: проще искать врага, чем отстаивать собственные права.

— То есть беда не в мигрантах, а проблема в чиновниках, потому что…

— А везде и всегда проблема в чиновниках. Говорите, что на места гастарбайтеров устроились местные жители: продавцами, дворниками, на стройки… А я спрошу: надолго ли? Если выгоднее брать на место одного дворника с белым окладом, допустим, 25 тысяч рублей, не россиянина, а двух таджиков с черной зарплатой 8 тысяч, и разницу положить в карман? Мы два прошлых года только и делали, что выявляли граждан, проживающих в выселенных домах. Там были электричество, вода, газ. И что, муниципальные власти или участковые не знали об этом?

Можно, конечно, безумные деньги потратить и в каждый двор поставить сотрудника миграционного контроля, но, уверяю вас, и его коррумпируют. Способ борьбы с этим один: должна быть прозрачная схема, позволяющая понять и нашим гражданам, и иностранным, на каких условиях, где, кто и как работает и живет. Должны быть стоп-уровни — например, порог зарплаты, ниже которой работодатель платить не может, условия проживания, которые гарантирует тот, кто нанимает работника. И трудовая комиссия должна за этим наблюдать, и налоговая, и муниципальные власти: ведь проблема миграции — это не только дело нашей службы, а всего государства…

И если в том же Хотькове местные власти не возьмутся за ум, то ситуация вернется на круги своя: россияне потеряют работу, приедут новые гастарбайтеры, которые, может быть, нужны в другом месте, а в Хотькове не нужны и выгодны только тем, кто с их помощью крадет деньги у государства. Людям же надо понимать: в этой ситуации не таджик виноват, который двор метет. У таджика нет цели потеснить кого-то, занять чье-то место работы: его приглашают — он приезжает. А востребован он тут часто потому, что уровень оплаты, который его устраивает, невозможен для россиянина. Какие к нему претензии? Это к недобросовестному предпринимателю, который не хочет работать в белую, претензии.

— Но обычный человек редко разбирается в подобных тонкостях, воспринимая любого приезжего просто как приезжего. И возникают определенные культурные, психологические трудности. Существует какие-то наработки в решении проблемы интеграции в российское общество и тех, кто осел навечно, и тех, кто приехал на сезонную работу, и в воспитании тех россиян, которые живут рядом с приезжими?

— Мы сейчас активно изучаем западный опыт. В Европе ведь есть много и положительных моментов. Во Франции, например, существует министерство эмиграции, натурализации и солидарного развития. Заметьте, солидарного развития! Мы тоже формулируем этот подход, создали специальное управление содействия интеграции, функции которого — определить, как интегрировать приехавших людей, чтобы и нам, и им было комфортно. Это процесс с двусторонним движением: не обособление, а притягивание, адаптация…

— То есть не анклавный вариант?

— Безусловно. Он недопустим.

— Адаптация, грубо говоря, означает: если ты хочешь жить здесь постоянно, ты должен принять наши законы, обычаи, правила общежития?..

— Ничем не отличаться от тех, кто составляет наше общество. Если все ходят босиком, значит, и ты ходишь босиком. Хочешь ходить в хиджабе — ходи в квартире! Не будь чужим, веди себя соответствующим образом. И заметьте: это не вопрос ограничения индивидуальности личности, это вопрос не-создания общества, разделенного религиозными, культурными, национальными барьерами… Только помимо миграционной политики должна ведь существовать и национальная политика в отношении самих россиян, которые придерживаются разного вероисповедания, принадлежат к разным этносам и разным культурам. Мы в обыденной жизни очень часто смешиваем понятия внутренней и внешней миграции. Мне, например, страшно, что сейчас идет вымещение на мигрантах тех настроений, которые накопились в результате трений с представителями других российских регионов.

— В головах наших граждан укоренилась еще одна мифологема: в скором времени на нашей территории китайцев будет больше, чем россиян. Вопрос в этой связи: как изменился поток приезжих из стран дальнего зарубежья за последние годы?

— Поток этой категории мигрантов держится примерно на одном уровне. Где-то три десятых от общего числа — это «дальники», 7/10 — «ближники». Среди тех, кто приезжает насовсем, абсолютное большинство — представители СНГ.

— Вот вы говорили о том, что трудовые мигранты должны занимать те ниши, которые в России пустуют. А зачем нам столько китайских торговцев?

— А их — китайских торговцев — стало меньше в три раза только в Москве. Мы прицельно поработали по этому направлению и сократили их количество, переломили тенденцию, которая, на мой взгляд, искусственно создавалась в некоторых субъектах Федерации. Конечно, бывает и так, что на рынке теперь торгует российский гражданин, а владелец товара где-то недалеко процесс контролирует. Ну и что? Он бизнесмен, он может не доверять, но он создал рабочее место и оказывает услуги населению. Если создаст еще пять, то еще раз в пять будем больше ему благодарны. Только неплохо было бы местным властям при этом следить, чтобы и китайский бизнесмен, и российский находились в равных условиях. Кстати, как вы думаете, каково соотношение тех, кто въехал к нам из КНР, и, например, немцев? Так вот, за последний год немцев было больше. Просто мы не замечаем этого, а другой тип лица бросается в глаза.

— То есть говорить, что через три-четыре поколения приток нового населения как-то повлияет на национальную структуру страны нельзя?

— Хочу успокоить, ваши праправнуки не будут похожи на Мао Цзэдуна… Если воспользоваться количественными показателями тех людских ресурсов, которые необходимы нам для восполнения потерь, и соотнесем их с численностью существующего населения, то итоговая цифра будет не столь существенна. Процент иностранных граждан, постоянно проживающих в Европе, например, около 4, а у нас — 0,4%. В 10 раз меньше. А ведь в Европе, несмотря на те проблемы, о которых мы говорили, существенного изменения в структуре населения не произошло. Если даже мы миграционный прирост увеличим на треть (что нам необходимо), это все равно будет меньше процента от общего числа населения России. Тем более рядом с нами Украина и Беларусь, граждане которых активно претендуют на наш рынок труда.

Я вообще не понимаю подобных опасений — должно же быть какое-то движение. Если нация замыкается в себе, она деградирует, вымирает.

Конечно, с учетом густонаселенности Китая, отсутствия тенденции к ассимиляции у этой нации какие-то опасности в перспективе нужно просчитывать. Но оседлость возникнет только тогда, когда мы это позволим, например, давая гражданство или продавая в собственность или отдавая в долгосрочную аренду какие-то земли. Но пока страшного ничего нет. Это касается и Вьетнама. А вьетнамцы в некоторых областях сельского хозяйства просто незаменимы. Вот, например, в одной подмосковной деревне 200 вьетнамцев выращивают лук. Где мы сегодня найдем 200 россиян, которые будут заниматься этим тяжким и не столь прибыльным трудом? Или пластмассовые овощи покупать в супермаркете за безумную цену?..

— Но все равно хотелось бы, чтобы в Россию приезжали даже на сезонные заработки люди, которые знают наши язык, традиции, имеющие какую-то специальность. И, как мне кажется, этим должны озаботиться не только наши властные структуры, занимающиеся проблемой адаптации, но и сами страны, из которых приезжают мигранты.

— Да, и наши соседи начинают это понимать. Я был недавно в Таджикистане, заехал в специальный учебный центр, где готовят целенаправленно для работы в России по тем специальностям, которые нам нужны. Вновь появляется желание изучать русский язык, чтобы быть востребованным на нашем рынке труда.

— Но ведь и работодатель — то есть мы — заинтересован в том, чтобы к нам приезжали люди и с языком, и с профессиональными навыками. Может быть, такие центры имеет смысл поддерживать и государству, и российскому бизнесу?

— Конечно. И бизнес, причем, наверное, не крупный, а мелкий и средний, тоже должен почувствовать от этого выгоду. Где взять среднему предпринимателю работников на свои предприятия, если наша система профтехобразования не дает необходимого количества молодых людей с рабочими специальностями? Да, молодежи вообще не хватает: столько времени демография шла в минус… Это только в последние годы показания рождаемости начали выправляться… Просто нужно знать арифметику. У нас в России формула: четыре — два — один. Это не футбольная, это демографическая формула: четыре дедушки-бабушки, два родителя, один ребенок. До последнего времени это было устойчивое соотношение.

Хотим мы модернизироваться, нам нужна концентрация подготовленных людей, способных работать, — значит, мы должны выбирать лучших из лучших и давать им возможность работать в нашей стране, на свое собственное благо и на наше. А для того мы должны внедрять, если хотите, критерии полезности. И для тех, кто лучше всех и более всего нам нужен, упрощать процедуры.

Мы, надеюсь, скоро внесем в правительство предложение об упразднении института РВП (разрешения на временное проживание). Надо вводить электронные услуги? Надо. Человек по «мылу» обратился — и у него все по идее должно быть уже хорошо. Однако параллельно с него почему-то все равно раза по три требуют один и те же бумажки. Как-то не вяжется одно с другим, не находите? Поэтому одну процедуру мы предлагаем ликвидировать и построить механизм несколько иначе, чтобы были те категории, которые в упрощенном порядке получают вид на жительство или право на работу, ну а все остальные — уже по балльным критериям, опять-таки в зависимости от квалификации и полезности, то есть с учетом проблемных позиций на рынке труда. Какие критерии? Мы уже говорили: наличие жилья, возраст, владение языком… А это уже индивидуальный подход, который дает максимальную свободу выбора для человека, у которого может быть несколько вариантов приехать в Россию. Например, кто-то хочет в Россию насовсем — смотрит на требования: да, его профессия нужна, возраст подходит, но он не знает в нужном объеме язык. И он может приехать пока на время, подучить язык, освоиться, а потом подать документы уже не как трудовой мигрант, а как кандидат на российское гражданство.

Только хочу подчеркнуть: такая система должна давать максимальную свободу выбора гражданину, а не госчиновнику. У чиновника вообще выбора не должно быть, у него не может быть вариативности в принятии решения, от чиновника не должны зависеть судьбы, он должен лишь помочь человеку пойти по той дороге, которую тот выбрал.

Уже сейчас иностранцы работают в России по семи вариантам их оформления. Это, конечно, только начало: в дальнейшем это должно превратиться в хорошо продуманную, прозрачную схему. И сразу, кстати, уменьшится количество посредников, жуликов, живущих, например, на квотировании.

— Ну электрики, горничные — это хорошо. А к нам приезжают высококвалифицированные люди?

— Да. И мы в этом направлении активно работаем. Ввели законодательные новеллы, предусматривающие преференции для высококвалифицированных специалистов. Например, заработная плата не менее 2 миллионов рублей в год — все, больше ничего государство от работодателя, желающего привлечь иностранного специалиста, не требует. Мы существенно сократили для такой категории работников срок оформления документов.

— Но ведь и наши уезжают и, по-моему, быстрее, чем приезжают к нам…

— Этот процесс сложно оценить в цифрах. Если оперировать официальными данными, то количество покинувших родину незначительное: до кризиса — 70—80 тысяч человек в год, сейчас — 30—40. Но я не верю в эти цифры, потому что многие уезжают не на ПМЖ, а на работу, за ними остается российское гражданство, место жительства. Достаточное количество наших граждан работают там, но это не миллионы: по грубым оценкам, где-то 200—300 тысяч человек в год. Однако эту цифру тоже надо принимать в расчет, когда мы говорим о том, сколько нам нужно рабочих рук.

— А ведь многих из этих людей можно было бы сохранить для страны, если бы была выстроена еще и система внутренней миграции…

— Этой проблемой никто по большому счету не занимается. Мы сейчас анализируем этот фактор, пытаемся смотреть на потребности во внешней миграции с учетом перемещения людей в России, пытаемся как-то увязать… Но ведь регионам это почему-то неинтересно, для них тайна за семью печатями: сколько у них работает соседей, сколько своих уезжает на заработки, на постоянное жительство? Правда, есть и позитивные симптомы. Например, я уже знаю четырех губернаторов, которым миграция стала интересна: они что-то делают, от них поступают предложения, появляются какие-то результаты.

— Константин Олегович! А вы знаете, что вы — враг русского народа?

— Нет. Вот этого я еще не знал.

— Фашистские и националистические сайты называют вас одной из главных фигур, которые уничтожают русскую нацию…

— Думаю, что за этими глупыми пацанами кто-то стоит, кто-то ими манипулирует: изнутри или извне — не берусь судить, но кому-то это на руку. Ну если они меня считают врагом русского народа, пусть они генеалогическое древо своих руководителей посмотрят.

— Не такие уж они и глупые — в их среде происходят большие изменения. Если раньше их главным врагом был дворник-таджик, то теперь — государство, потому что оно создает условия для того, чтобы таджик приехал.

— Вот и спасибо им на том?

— В смысле?

— Что сместили направление своего удара. Государство за себя сможет постоять, а таджик — нет. А за государство пусть они не волнуются — ответ найдется жесткий и адекватный… Правда, нужно еще помнить, что хозяев дома под названием «Россия» нужно тоже воспитывать, а не только требовать от гостей соблюдения принятых здесь правил. Бытовой национализм — сложная вещь, во многом замешанная на ложных стереотипах, но больше — на экономической необустроенности, которая и заставляет искать образ врага, на кого-то сваливать собственные неудачи. Но как раз для того, чтобы экономически обустроить Россию, нам и нужны трудовые ресурсы, трудовая миграция — позарез.

Тем, кто этого не понимает, могу порекомендовать лучше учить историю своего государства. Вы знаете, когда появился первый законодательный акт о миграции? При Екатерине Великой был издан манифест — назывался «О дозволении всем иностранцам, в Россию въезжающим, поселяться в которых губерниях они пожелают и о дарованных им правах» от 22.07.1763 г. Требование к въезжающим одно: принять присягу и соблюдать законы.

Или — «Устав о паспортах» 1910 года, в котором уже устанавливаются преференции для тех категорий иностранцев, которые нам нужны. И вообще, весь этот документ выстроен так, что он направлен на обслуживание интересов человека. Ну, например, кто-то имеет разрешение на проживание, которое он просрочил. Полиция ждет три месяца, потом его предупреждает и еще месяц дает, чтобы выправить документы, потом — еще семь дней, и только после этого — под руки и вон. А у нас как? «Ваши документы! Пройдемте!» — все. А ведь патрульный, который ловит людей у вокзалов, даже не знает, что существуют не одно условие нахождения иностранца в России, а — 18 оснований для этого. Восемнадцать! И решать судьбу человека должны не патрульные, а люди, которые разбираются в этой специфической проблеме.

На самом деле, во всем том, о чем я говорю, нет ничего нового, революционного. Все это мы проходили. Нужно восстановить то, что уже было, и быстро двигаться дальше: время работает не на нас.

— И что в этой связи вам кажется еще приоритетным?

— Прежде нужно поработать над старыми грехами. Это, например, вопросы, связанные с теми гражданами, которые длительное время проживают на территории России, но никак не могут определить свой статус в результате ошибок при обмене советских паспортов. Здесь важен спокойный, индивидуальный подход, чтобы не допустить ущемление прав граждан.

Из глобальных идей — служба должна стать самоокупаемой и зарабатывать для государства деньги. Мы не должны быть пожирателями бюджета, а должны быть его создавателями. Кстати, уже много сделано. По данным Министерства финансов, ФМС занимает второе после Федерального казначейства место по экономической эффективности. Например, мы ввели патенты на привлечение иностранных работников: хочешь иметь зарубежного специалиста — заплати в бюджет цену этого патента, чтобы работник твой не прятался по подвалам, а был защищен. Создали унитарное предприятие — оно призвано зарабатывать деньги. Если человеку требуются дополнительные услуги, почему их не может оказать государство, а немалые средства уходят в карман посредников, живущих в теневом сегменте экономики и коррумпирующих представителей власти? Мы должны выводить все экономические процессы «в белую». То есть принципиально иной подход, а не привычный: дайте нам побольше денег, побольше людей, а мы все будем охранять.

Вот не надо охранять! Нужно создать такой механизм, чтобы человек без всякой охраны сам спокойно делал все, что необходимо, — потому что так ему проще, выгоднее и спокойнее. И тогда, я уверяю, больше будет и веры в государство, которое предоставляет человеку качественные услуги, обеспечивает ему комфортные условия для жизни и работы, в государство, которого человек не боится и не избегает. Тогда к нам и людей больше вернется, и специалисты потянутся, и бизнес придет со своими деньгами.

shareprint
Добавьте в Конструктор подписки, приготовленные Редакцией, или свои любимые источники: сайты, телеграм- и youtube-каналы. Залогиньтесь, чтобы не терять свои подписки на разных устройствах
arrow