СюжетыКультура

Физически здоровые мертвые души

Валерий Фокин констатирует катастрофу в головах и репетирует новый спектакль

Этот материал вышел в номере № 137 от 6 декабря 2010 г.
Читать
«Золотая маска» пригласила на гастроли Александринский театр. Петербуржцы привезли три спектакля: «Гамлет» в постановке Валерия Фокина, «Изотов» Андрея Могучего и «Дядю Ваню» Андрея Щербана. Последнее место — культуре В «Гамлете»...

«Золотая маска» пригласила на гастроли Александринский театр. Петербуржцы привезли три спектакля: «Гамлет» в постановке Валерия Фокина, «Изотов» Андрея Могучего и «Дядю Ваню» Андрея Щербана.

Последнее место — культуре

В «Гамлете» неоспоримо лидировала режиссура — жесткая концепция, выстроенная Фокиным; в «Изотове» главным был сценограф: Александр Шишкин, остроумный, изобретательный, внезапный. Чеховский спектакль явил равновесие среды и трактовки. Но, возможно, главным результатом гастролей была демонстрация силы империи Валерия Фокина — радикально обновленной Александринки. Впрочем, успех не отменяет для Фокина «мысли общественной».

— Тотальный цинизм стал нормой жизни. Циничные кульбиты сверху донизу, и по вертикали, и по горизонтали. Говорим одно, делаем другое, думаем третье, что вообще иногда человеку свойственно, стало расхожей монетой. Я об этом «Гамлета» делал.

Мы вошли в совершенно другую воду, в другие условия жизни, в новую цивилизацию. Она принесла новые правила и новые законы.

Если ты не циничен, выскочишь из обоймы. Достижение цели — любым способом. Пошлейшее жонглирование лозунгами. Полное отсутствие тайны в жизни человека. Обесценилось многое.

И цена культуры в этом новом раскладе определилась как крайне низкая. В советские времена с ней еще считались; сейчас ей не просто не уделяется достаточного внимания, а просто ей отвели последнее место. А она должна занимать первое.

Почти никто из тех, кто принимает решения, не понимает: пресловутые нанотехнологии, о которых трубят, могут быть востребованы только культурной нацией. Любая модернизация и осуществляется человеком. А без культуры, в том числе духовной, человек обнуляется.

Культура влияет на экономику. Задача стоит одна — максимально сократить количество бюджетополучателей. Отрезать от бюджета как можно больше организаций. Задача отрезания решается любыми способами: вводом показателей например. Много зрителей к вам приходит?! Вы хороший театр. Если четыре спектакля в день будете играть — вы очень хороший театр!!! А то, что в этом случае можно играть не с актерами, а с двумя табуретками, не волнует. А если какой-то спектакль надо репетировать год? А зрителей на него придет 200 человек, но это шедевр?

Шанс для молодых

За семь лет работы в Петербурге Фокин создал государство в государстве, свой Ватикан. О его стены разбиваются волны внешней суеты, а внутри Александринки ставятся спектакли, строится экспериментальный центр, работает музей. На другой репертуар пришли другие зрители — молодые, думающие. Сильная рука художественного лидера совершила с распадающимся некогда театром метаморфозу практически волшебную. В списке первоочередных задач — шанс для молодых режиссеров.

— Сегодня для молодых, для дебютов очень тяжелое состояние: никому они не интересны. А люди-то всё равно есть одаренные, сегодня условия воспитания молодых должны быть другими. То есть возможность дебюта, продолжения дебюта, возможность неоднократного права на ошибку. Неоднократного. Для этого нужны гранты, поддержка, площадки — это тоже важнейшая часть театральной реформы.

Мы сейчас в Петербурге строим новый центр медиатехнологий, и мы хотим сделать это место таким, где молодые смогут делать то, что они хотят. Им надо дать право на ошибку. На моей территории, на моих условиях, а не в переходе. И тогда из 20—30 человек один- два или три выскочат, а это уже колоссально! Режиссеры не родятся в одночасье. Как говорил Вахтангов, рождение режиссера в стране надо считать национальным событием.

Но это надо понимать тем, кто должен это дотировать, помогать! Сейчас такие времена, когда нам остается только защищаться от нововведений, генерально ничего изменить нельзя. Сейчас уже понятно: с 83-м законом о подушевом финансировании выживут не все. Для кого-то это справедливо. Но под общую гребенку причешут без разбора. Ценности репертуарного театра — смена поколений, учеба, сохранение культуры, создание единственных в своем роде духовных домов. Но начнет выжигаться сама идея репертуарного театра, и это большое, трагическое зло.

Все начнет приобретать характер американской театральной модели, которая, как известно, чудовищна. Поскольку тупо, абсолютно прямолинейно настроена на коммерцию.

Первое место в ряду театральных стран займет Германия, которая дотирует все поиски, все эксперименты (даже то, что, с моей точки зрения, не нужно — не только зрителям, но и специалистам), но она все равно всем дает право на ошибку, и в результате становится одной из самых высокоцивилизованных театральных стран. То же самое происходит в Польше, там тоже при всех проблемах есть понимание. Мы, которым всегда и все завидовали из-за уникальности нашего репертуарного театра, останемся в хвосте. И нам уже некому будет завидовать.

Строить внутреннего человека

Семилетие в Петербурге существенно Фокина изменило. Резкий, закрытый, он стал мягче, свободнее. Между двумя художественными высказываниями последних лет — «Ксенией» (о святой Ксении Петербургской) и «Гамлетом» — перебегают искры страстной мысли о современности. Один спектакль — проповедь, другой — анатомическое исследование зла. В обоих режиссер исследует важнейшую для себя тему последних лет — тему ухода.

— Уход — выбор. Сегодня не уйти, может быть, гораздо более ответственный выбор, чем уйти. Но надо тогда в этом мире находить для себя какие-то опоры, чтобы, как говорил Николай Васильевич Гоголь, «монастырь был здесь».

И контакты с властью, с системой как-то распределить. И в душе своей найти всему точное место, чтобы не заигрываться, держать дистанцию, понимать, где границы.

«Ксения» — как раз о возможности жить в миру, но не по его законам. И тем спасать других и себя. Юродство, когда человек живет на юру, посреди огромного шумного города и гнет свою линию всей своей жизнью, — подвиг; равного ему нет.

Я читал про одного юродивого XVII века, он входил во время службы в церковь и смотрел, кто как молится, искренне или нет? И громко выражал свое мнение. Смотрел на священников, входил на амвон, ближе к алтарю, обросший, босой человек, круглый год ночевавший на паперти. Смотрел: играете вы в это, притворяетесь — или?.. Его гнали, он правду говорил своим поведением, самим своим существом. И «Ксения» — спектакль о том, как человек, живя в этом мире, стал жить не по его законам и спасать себя и тех, кто вокруг, любовью.

А в «Гамлете» меня интересовало вот что: есть система, и герой ее не принимает, делает всё, чтобы убежать, пьет, колется, а система все равно его втягивает, неумолимо. Он сопротивляется, не хочет быть убийцей, а его втаскивают, провоцируют, обманывают. И он попадается на эту дьявольскую провокацию, явление Призрака, и понимает: всё, попал! И то, что дальше, будто уже и ни с ним происходит. Не смог выбраться.

Я сейчас делаю спектакль о последних днях Гоголя. Готовился к нему лет 10, может, 15. У Гоголя есть важнейшие для меня — сегодняшнего — открытия.

Первое — строительство, как он сказал, внутреннего человека. Важнейшая вещь, к ней можно прийти в любом, в том числе и вполне зрелом, возрасте. Я верю в улучшение человеческой природы. Оно может происходить в одном, отдельно взятом человеке, и он его главный делатель. На него могут влиять, ему могут помочь. Ничего случайного не бывает, как сказал бы Набоков, в «тутошней жизни», но последнее слово за тобой, и только ты сам можешь себя улучшить. Эта работа может происходить и через раскаяние, и через падение, сомнения, через изживание зла в себе.

Один из самых знаменитых уходов в мире — уход Толстого, 100-летие которого отмечается в этом году, — есть возвращение к себе. Когда внешний человек Толстого постарел, обветшал, внутренний, напротив, укрепился. И пришел к этому решению, к этому финалу, к освобождению. Этот уход такой светлый!

И уход Гоголя совершенно сознательный. Это видно в его последних текстах: там все не случайно, никакая это не голодовка, не болезнь. Просто средь бела дня он решился, и ему плоть, оболочка стала неинтересна. Потому он и есть перестал. Потому и рукопись сжег. Мы привыкли думать, что это сделано в состоянии аффекта, припадка, ничего подобного! Сжег, потому что понимал: не добился, чего хотел. Другое дело, что он поставил невозможную цель: соединить мессианство, пророчество, святость — с художественной литературой. Не получилось! К моменту ухода его внутренний человек окреп, был ясным и сильным, как у Толстого. Один ушел из Ясной Поляны на своих ногах, а другой лег, отвернулся лицом к стене, в сапогах, в халате…

…Конец света — это не когда разверзнутся небеса и явится кто-то в сияющих одеждах. Он сейчас происходит. Постепенно. И не только вокруг — в тебе. Ты не чувствуешь, не слышишь своего внутреннего человека — и он умирает. Чем больше будет физически здоровых мертвых душ, тем скорее придет конец света. Поэтому призыв Николая Васильевича — будьте живыми, а не мертвыми душами! — звучит сейчас колоколом. Не слышат!

shareprint
Добавьте в Конструктор подписки, приготовленные Редакцией, или свои любимые источники: сайты, телеграм- и youtube-каналы. Залогиньтесь, чтобы не терять свои подписки на разных устройствах
arrow