Данилкин вышел на финишную прямую
Не поверите: этот финиширующий победитель забега — судья по делу Лебедева — Ходорковского, председатель Хамовнического суда Москвы Виктор Николаевич Данилкин. В этом тренированном и азартном бегуне трудно признать строгого и сдержанного председательствующего на самом громком процессе года. Но это — он. Человек не укладывается в стереотипные представления, и на сегодняшний день мы не знаем, с каким приговором он выйдет 15 декабря в знаменитый 317-й зал Хамовнического суда.
Хочется верить, что об этом не знает никто, кроме самого судьи Данилкина. Предполагаю лишь, что это будет всё равно промежуточный финиш.
Он может сказать, что приговор еще не готов, и отложить развязку. А может начать оглашение. Каков же он, мы начнем догадываться, может быть, еще через недельку: сначала в приговоре излагаются позиции сторон, и без того известные. Судья может даже изменить полярность по мере чтения приговора, если не побоится оставить следы в компьютере. Впрочем, на его месте я бы писал приговор на флешке и носил с собой: исторический риск слишком велик. Давить на судью, когда к нему привлечено всеобщее внимание и не только в России, слишком рискованно: следы остаются.
Тайна совещательной комнаты (термин УПК) покрывает и наше будущее: судьбу российского суда, а следовательно, и государства, политиков, а значит, и экономическую перспективу. Результат будет определен сложной дробью мотивов только одного человека, и это Виктор Данилкин. Закон — единственное, что очевидно в этом уравнении со многими неизвестными, но не он один продиктует решение. Никто из следивших за процессом не сомневается, что судья умен и компетентен. Конечно, у него есть совесть, но в этом и есть главная «тайна совещательной комнаты». Если Данилкин найдет компромисс со своим внутренним убеждением, вряд ли это будет первый случай в служебной карьере председателя одного из столичных судов.
А нам никто не запрещает составить прогноз и, поскольку он «новогодний», указать на весьма высокую вероятность оправдательного приговора. Возможность эта в первую очередь политическая, но для того, чтобы понять, как она появилась, надо сначала вернуться к чисто юридической истории вопроса.
По первому уголовному делу Платон Лебедев был арестован в июле, Михаил Ходорковский — в октябре 2003 года. В мае 2005 года Мещанский суд приговорил обоих (с учетом небольшого уменьшения срока в кассации) к 8 годам лишения свободы. Основным эпизодом обвинения стало уклонение от уплаты налогов в компании «ЮКОС» в период с 1997 по 2000 год.
В 2003—2004 годах в арбитражных судах параллельно прошло гражданское дело о банкротстве ЮКОСа, основанное на доначислении компании налогов за 2001—2003 годы. Оно закончилось, с одной стороны, продажей «Юганскнефтегаза» в пользу, в конечном итоге, «Роснефти», а с другой — подачей компанией жалобы в Страсбург, до которой у ЕСПЧ дошли руки к 4 марта 2010-го (детальнее ниже).
В 2005-м, пока первое уголовное дело еще слушалось в суде, следователь Салават Каримов при поддержке первого заместителя генпрокурора РФ Юрия Бирюкова возбудил второе уголовное дело. В их распоряжении тогда была богатая фактура уклонения от налогов за 2001—2003 годы, которая к тому же была хорошо освоена и в арбитражных судах, и следствием за предшествующий период. Если бы обвинение пошло по этому пути и такое дело попало бы в Хамовнический суд, то представить себе оправдательный приговор было бы сегодня невозможно. Для этого судье пришлось бы дезавуировать приговор Мещанского суда и решение Мосгорсуда 2005 года, опираясь на тонкие аргументы защиты о придании обратной силы изменениям в практике налоговых органов и об избирательности уголовной репрессии. Ни один российский судья такими доводами обосновать приговор пока не решится, и Данилкину ничего не осталось бы, кроме как, изменив только даты, со спокойной совестью продублировать решение Мещанского суда.
Однако такой приговор мог бы добавить Ходорковскому и Лебедеву еще от силы те же восемь лет, а замгенпрокурора Бирюкову в 2005-м этого казалось мало: хотелось сразу пятнадцать. Такая санкция есть в другой статье УК о легализации преступных доходов. Однако по российскому законодательству (о чем Бирюков очень сокрушается в своей книжке про «дело ЮКОСа», выпущенной в 2009-м) уклонение от уплаты налогов не образует необходимой цепочки к «отмыванию». «Хищение нефти», с самого начала абсурдное, было изобретено с единственной целью — «запустить» тяжелую статью 174-прим.
В 2005-м Бирюков и Каримов не могли заложиться на появление в Кремле Дмитрия Медведева, поскольку ждали там совсем другого президента с другой, более им привычной, риторикой о суде. Но процесс в Хамовническом суде пошел совсем не так, как в Мещанском: в зал повалила публика, все друг другу, включая судью Данилкина, улыбались. Защита получила возможность детально обосновать свою позицию, не оставив от «хищения» камня на камне, а страшное «отмывание» провисло само собой. Юридически судья Данилкин, вероятно, давно ощутил себя в ситуации, когда никакого иного приговора, кроме оправдательного, быть не может, но, учитывая сложную дробь его мотивации, этого было бы недостаточно.
На самом деле, для решения задачи, которую ставили перед собой Бирюков и Каримов в 2005 году, существовал еще один вариант, который они, конечно, тоже просчитывали: вменить Ходорковскому и Лебедеву в дополнение к уклонению от уплаты налогов статью УК о создании преступного сообщества. Это те же 15 лет, и «преступное сообщество» чуть ранее лепилось прокуратурой чуть ли не к любому экономическому преступлению, а тут уже осужденных «сообщников» известно до полусотни человек — весь изловленный топ-менеджмент ЮКОСа. Но эта статья позволяла обвиняемым выбирать между профессиональным судом и присяжными. В 2005 году манипуляции с составом присяжных, «оперативным сопровождением», то есть давлением на них, не были так отточены, как сегодня, и обвинение все же не решилось рисковать перед независимым судом. А вообразить себе, что развитие политической ситуации поставит хотя бы отчасти в независимое положение (перед реальным выбором) и профессионального судью, никто тогда тоже не мог подумать.
Между тем над бюджетом РФ сгустилась угроза из Страсбурга. Банкротство ЮКОСа в арбитражных судах, мотивированное неуплатой в 2001—2003 годах тех самых налогов, которыми побрезговали Бирюков с Каримовым, стало предметом рассмотрения в ЕСПЧ по жалобе представителей компании из-за рубежа. Сумма компенсации, которую запросил представляющий ЮКОС в Страсбурге адвокат Стивен Тиди, запредельна, под 100 млрд евро. 4 марта 2010 года в Европейском суде представители Правительства РФ заняли позицию, противоположную той, на которую опирается государственное обвинение в суде Хамовническом.
Дело в том, что при банкротстве ЮКОСа в 2003 — 2004 годах формальная его сторона точно так же была сильно недооценена, арбитражные судьи допускали сами или закрывали глаза на грубейшие нарушения процедур, о равенстве сторон не могло быть и речи. Несправедливость судебных процедур и обжалуется в ЕСПЧ. Единственный заслуживающий внимания аргумент России состоит в том, что вся механика налогообложения, включая процедуры, — внутреннее дело суверенных государств — подписантов конвенции, а не Европейского суда. Правительство РФ заявило здесь ясно, что в ЮКОСе работали именно налоговые мошенники. Но если ЮКОС уклонялся от налогов с продажи нефти, то какое же «хищение» обсуждают коллеги в Хамовническом суде?
Остается мало сомнений и в характере решения ЕСЧП, и в том, что по сути его судьи уже пришли к согласию. Но, поставленные в двусмысленное положение политической подоплекой, они ждут, что скажет Данилкин. Его оправдательный приговор дал бы страсбургским коллегам шанс сэкономить для бюджета России не 100 млрд евро, которые с большим запасом запросил Тиди, но пусть миллиардов тридцать на чемпионат по футболу: так эксперты оценивают только прямой ущерб, нанесенный компании «ЮКОС» судебной несправедливостью при банкротстве. Оправдательный приговор по абсурдному «хищению» некоторым образом усилит логику российского правительства и по «делу ЮКОСа» в Страсбурге, и по первому приговору Ходорковскому и Лебедеву, тесно с ним связанному: смотрите, лишней жестокости нам не надо, никакого хищения нефти, ясен пень, не было, тут перегиб обвинения, а уклонение от налогов было и в 1997—2000 годах (факты первого дела Ходорковского и Лебедева), и в 2001—2003 годах (фактура дела в ЕСПЧ). В такой логике судьи в Страсбурге могут по крайней мере сократить объем компенсации.
Финансовый аргумент очень весом для политиков, на кого судья Данилкин не может не оглядываться, но теперь рассмотрим объективно: как встанут фигуры на политической доске в случае оправдательного приговора.
Такой приговор приобрел бы некоторые черты необратимости лишь в случае, когда бы Ходорковский и Лебедев выходили из суда прямо на свободу. Но этого не произойдет никак. Срок Лебедева по первому делу истекает в июле, Ходорковского — в октябре 2011 года. И с политической точки зрения это оставляет дуумвирату широкий и даже еще расширяющийся простор для маневра до старта официальной кампании по выборам к лету — осени 2011 года.
Кроме царствующих особ и элит существует общество, о чем истеблишмент начинает догадываться в связи с развитием интернет-сообществ и их возможным влиянием на результаты выборов. По ходу процесса защита отлично поставила пиар-сопровождение, и упрекнуть ее в этом, учитывая политический характер дела, нельзя. А Генпрокуратуре денег на пиар, судя по его отсутствию как системы, не выделили. Случайно это или нет, но с социологической точки зрения к финишу в суде стороны подошли с большим гандикапом: общество ждет оправдательного приговора, а обвинительный будет воспринят как несправедливость власти — уже Медведева, тем более в контексте его риторики. В глазах элит такой приговор тем более будет означать исчерпанность «модернизаторского» ресурса, который до сих пор по большому счету ничем, кроме риторики, и не подкреплялся.
На оправдательном приговоре президент Медведев набрал бы сумасшедшие очки, но они могут быть отняты у него в случае отмены такого приговора в Мосгорсуде. Может быть, с точки зрения противников президента, сделать это эффективнее как раз не сейчас, а позже. Кассация может быть назначена и на март, и на июнь — для этого нужно только в разном темпе готовить протоколы и знакомить с ними стороны. В течение этого времени Ходорковского и Лебедева можно освободить по УДО, а можно, наоборот, предъявить им какое-нибудь новое обвинение и, не выпуская из колонии, взять по нему под стражу.
С другой стороны, обвинительный приговор тоже не будет окончательным, и Виктор Данилкин это тоже отлично понимает. Все он понимает и про себя, и про всех, и не надо ничем его соблазнять. Он уже знает свою «тайну совещательной комнаты», но вряд ли выдаст ее даже самым близким людям, пока не произнесет вслух и не запечатлеет себя в истории в том или ином качестве. О влиянии его приговора на то, каким будет (или останется) российский суд, говорить излишне.
