В Махачкале прошел Съезд народов Дагестана (первый с 1992 года). Он собрал представителей всех районов многонациональной республики. Казалось, многое из того, что говорилось — пустые декларации. Но это лишь казалось: на деле в ходе cъезда обозначилась главная проблема республики, из-за которой люди уходят в лес, в боевики.

«В Дагестане сменяется эпоха», — начал свое выступление президент Магомедсалам Магомедов. Говорил он долго и в общем-то предсказуемые вещи: о терроризме, или, как сейчас модно выражаться, «религиозно-политическом экстремизме», о недочетах в работе правоохранительных органов, о коррупции, клановости и экономической отсталости. И его речь была бы совсем уж протокольной, если бы не несколько ключевых фраз. «Амнистия» для боевиков, прямая «ответственность глав районов» за кризисную ситуацию в каждом отдельном регионе республики и необходимость многостороннего «общественного договора» между властью, жителями и «лесом».

В этом же ключе выступили и заместитель мэра Хасавюрта Сулейман Уладиев, и руководитель религиозного движения «Ахлсунна-ва-Джамаа», член комиссии по адаптации боевиков Аббас Кебедов. Они говорили о необходимости «прощения обид» и декриминализации власти.

«Главная проблема в нас, в отсутствии социальной активности, — сказал Уладиев. — Нужно понимать, что в лес люди уходят не из-за того, что им дали 100 долларов, а потому, что им нет места в сегодняшнем Дагестане, где любое политическое убийство сваливают на боевиков». «Я готов позвать «лесных» вернуться домой, но куда их позвать, — продолжил Кебедов, — когда в «мирной» жизни не соблюдаются ни Конституция, ни Уголовный кодекс». При этом Кебедов привел в качестве примера случай с молодым человеком, который недавно вышел «из леса», однако вскоре был похищен силовиками, а позднее найден мертвым. «Необходимо честно признать свои ошибки, а уж потом вступать в диалог», — подытожил он.

Однако все эти дельные реплики тонули в чиновничьем многоголосье осуждения «религиозно-политического экстремизма». Публике навязывали ощущение, что «терроризм — главный тормоз развития Дагестана», и этим обстоятельством можно объяснить все неудачи. И то, что республика, захлебываясь от дотаций, не может обеспечить горные аулы газом и водой и не в состоянии выплатить компенсации за наводнения, пожары и принудительное затопление земель. И то, что при наличии сотен свободных гектаров земли простому дагестанцу арендовать хотя бы клочок — невозможно, а тем более взять кредит на развитие бизнеса в Россельхозбанке. И то, что в Махачкале (куда за медицинской помощью приезжают жители всей республика) невозможно бесплатно не то что вылечить зуб, но даже родить.

О том, что реально волнует каждого дагестанца без исключения, на съезде народов не было сказано ни слова. Впрочем, неудивительно.

Изначально съезд предполагал собрать «народных представителей» всех, даже самых отдаленных районов республики. По всем селам и аулам должны были состояться сходы, которые бы и выбрали делегатов. Как это происходило на практике, свидетельствует пример Табасаранского района. Там 70 сел, и из них сходы прошли только в двух, остальные «представители народа» были просто назначены делегатами на съезд. Это и объясняло преобладание в зале холеных лиц, итальянских костюмов и швейцарских часов, на фоне которых редкие учителя и инженеры, каким-то чудом затесавшиеся на съезд, казались гостями с другой планеты. И именно поэтому жители республики отнеслись к «национальному событию» как к очередному формальному мероприятию.

И все же: фабулу мероприятия задали не очень ловкие пока попытки дагестанского руководства проводить новую политику «примирения и диалога». Съезд показал: Магомедсалам Магомедов, ставший президентом только в феврале этого года, понимает, что главная проблема республики не в том, что люди уходят в «лес», а в невозможности разобраться, где заканчивается власть и начинается криминал, и где проходит граница между обыкновенной уголовщиной и джихадом.