Сейчас много размышлений, предположений об исходе главного процесса наших дней. Какой приговор вынесет судья Данилкин? Понимаю, что задача у него непростая: налево пойдешь… Направо пойдешь… Да и был ли случай, чтобы судья вынес решение, не согласовав или хотя бы не почуяв, что нужно начальству?

Был. Давно, в 1977-м. Суд был самого нижнего уровня — районный. И судья — народный судья Светлана Дмитриева — вынесла решение отнюдь не в пользу системы.

А иск был предъявлен тюрьме, печально известной Владимирской тюрьме.

Мой муж, политзаключенный Кронид Любарский, последние два года отбывал свой срок именно там. За свое пятилетнее заключение он собрал большое количество книг и журналов. Он их выписывал, покупал в книжных магазинах (была тогда система «Книга — почтой»). Перед концом срока он решил посылками отправлять книги домой. Получив первую посылку, я обнаружила, что почти все книги изуродованы: либо оторван переплет, либо он разрезан крест-накрест ножом, корка переплета обрезана с торца.

После освобождения Кронид провел обследование и увидел, что испорчены 75 книг. 6 апреля 1977 года он подал в народный суд Фрунзенского района Владимира исковое заявление, в котором просил взыскать с Владимирской тюрьмы стоимость изуродованных книг.

Народный судья Дмитриева отказалась принять иск, квалифицируя его как неподсудный.

Любарский обратился с кассационной жалобой во Владимирский облсуд. И — о, чудо! — тот принял обоснование истца и обязал народный суд принять иск к производству.

24 июня состоялось слушание дела в том же суде и у той же судьи. Ответчиком выступал замначальника тюрьмы майор Соколов, свидетелями были вызваны капитан Дойников (инспектор по политвоспитательной работе), тюремный цензор Митюкова и я (получатель книг).

А из друзей приехали на суд всего несколько человек. Мы были уверены, что найдется новая причина неудовлетворения иска. Тем более что в расписании заседаний значилось: «10 час. Иск Любарского», а в 11 часов — уже другое дело. Если бы знали, что суд будет таким долгим (7 часов!) и интересным, позвали бы друзей и журналистов.

И вот, начав заседание, судья выслушала истца Любарского и меня — свидетеля. Ответчик иск не признал, утверждая, что действия цензора соответствовали закону. Цензор плакала, инспектор что-то невнятно говорил об уловках «этих политзэков». Судья одергивала его, напоминая, что у нас нет политзаключенных… И вдруг судью заинтересовало это дело. Она спросила, о каком законе идет речь. Ответчик сослался на секретную инструкцию.

Я не знаю, согласовала ли судья Дмитриева свои дальнейшие действия, но она объявила перерыв и потребовала принести ей эту инструкцию, сообщив при этом, что она и народные заседатели имеют допуск к секретным материалам.

Принесли инструкцию. Хотя нас, публику и свидетелей, выгнали, но истец Любарский должен был присутствовать. Так что дальнейшее стало известным. Естественно, в инструкции не было ничего о разрезании книг. Там было о прощупывании и распарывании швов одежды, каблуков и проч. И ничего о книгах.

Вопрос был решен. Пригласили товароведа, чтобы оценить ущерб, нанесенный книгам. Судья предложила Любарскому еще раз пересмотреть и отобрать книги, так как в случае ее положительного решения ответчик будет иметь право забрать их себе.

После отбора, оценки ущерба выигрыш оказался совсем небольшим. Любарский, выступая в суде, заявил, что в данном деле ему важна не сумма иска, а принципиальная сторона дела: зафиксировать право заключенных на апелляцию к суду и показать тюремным властям, что от соблюдения закона не освобождены и они.

Судья Дмитриева вынесла решение: удовлетворить иск Любарского. И взыскать с тюрьмы нанесенный ущерб.

Это был совершенно уникальный случай, чтобы зэк выиграл дело в суде против своей тюрьмы. Увы, попытки других полит-зэков последовать примеру Любарского не увенчались успехом.

Я не следила за судьбой судьи Дмитриевой. Мне неизвестно, были ли какие-то взыскания. Но до конца 1982 года она проработала в том же Фрунзенском райсуде. Затем была избрана членом Владимирского облсуда. Ее последняя должность — зампред Владимирского областного суда.

Если действительно не было никаких указаний сверху — ее решение было мужественным поступком.