В массовом сознании образ Men in black, MIB — определенный культурный код. Тайна, тревога, опасность, угроза, правда, слегка размытая ироничным подтекстом после знаменитого фильма Барри Зонненфельда. В любом случае, столкнувшись на улице с толпой представителей мужского пола в соответствующем колере, мы подсознательно испытываем не самые лучшие чувства — скорее всего, ничего хорошего ждать от них не приходится.
Так было не всегда. Если бы лет 500 назад где-то в Европе появилась группа мужчин, облаченных в черное, они наверняка оказались бы представителями какого-то монашеского ордена. А еще на полтора тысячелетия раньше — плакальщиками. До начала позапрошлого века и дамы, и кавалеры одинаково любили — и носили — пышное и яркое. Причем не только знать, но и бедняки. В мужском, как и в женском костюме царили самые смелые оттенки и сочетания: шелк, атлас и бархат, кружева, вышивка, парики и шляпы, белое, красное, желтое, зеленое, пудра, румяна и прочая косметика тоже были одни на всех, как бы сейчас сказали, унисекс. Достаточно взглянуть на старинные портреты. Потом, на рубеже ХVIII и XIX веков произошло то, что вошло в историю моды как «великий отказ мужчин». Сильный пол резко ступил в тень, отказался от пестроты, все чаще выбирая суровую монохромность. Женщина в белом — почти ангел, мужчина в черном связан с темными сторонами жизни. «Женщины вплоть до ХХ столетия носили черное исключительно в знак скорби и траура. Такой повод для черного был нужен даже самым блестящим, богатым и влиятельным женщинам. Здесь кроется некая неистребимая загадка, ведь связь между черным цветом и смертью никогда не исчезала полностью. Черный приобретал как функции скучные, обыденные, так и функции элегантности, щегольства, но и в том обстоятельстве, что мужчины одевались в черное, неизменно проступала некая мрачность, даже жутковатая составляющая. Моя книга, — пишет Харди, — посвящена одному гендеру и одному цвету, ибо именно в мужском костюме (по очевидным причинам) использование черных тканей претерпело любопытную метаморфозу — они обрели властный статус». Особенно интересна удивительная смысловая трансформация — каким образом мужчины стали пользоваться черным цветом, цветом, который, по сути, лишен цвета и света, цветом печали, горя, унижения, вины и страха и стыда, не отражением того, что они утратили или недополучили, а, напротив, как скрытым символом того, чем они обладают, знаком положения, собственности и власти.
Именно этот феномен — значение цвета и одежды — исследует автор книги, располагая одежду «где-то между системой сигналов и искусством». В качестве инструментов используются не только история, психология, семиотика, но и модные журналы, пресса, мемуары денди. А главным окном в эпоху перелома для Харви становятся свидетельства мыслителей, публицистов, писателей и романы Чарльза Диккенса, отразившие эпоху наиболее точно и объемно. Финальная глава связывает прошлое и настоящее, где мода держится на черном цвете как на гвозде. Причина, в частности, в том, что «он обладает наследством, памятью о том, чем он был и на что претендовал в прошлом. Ища свой путь в жизни, мы на разные лады играем с цветом смерти».
