Глава поселка Кольцово Николай Красников — поэт, легкоатлет и альпинист — под подпиской о невыезде бегает по утрам по своему наукограду в красных трусах: аборигены шутят, что, кроме этих трусов, у него ничего и нет. Это преувеличение, но за 20 лет на посту главы администрации Красников, правда, ничего особенного не нажил. В поселке на 10 тыс. жителей это знают все, а ФСБ убедилась в этом при обысках, не найдя ничего интересного, кроме портрета Высоцкого с сигаретой на том месте, где в кабинете у чиновников обычно висит президент. Поэтому, когда осенью 2009 года ведущий телепередачи «Дежурная часть» под кадры обыска в Кольцове рассказал из Москвы, какой Красников взяточник и казнокрад, наутро окна машин открывались навстречу бегущему и люди выкрикивали: «Николай Григорьевич! Не волнуйтесь, мы им не верим!»
Под грузом трех уголовных дел в марте 2010 года он получил на выборах 86 процентов голосов: а если бы не грязная пиар-кампания против мэра, то было бы, конечно, поменьше. Уголовные же дела пока потихоньку движутся в суд.
1. Масштабы для эпидемии
Прежде чем рассказывать об обвинениях против Красникова, надо понять, что такое Кольцово. Его история началась в 1974 году, когда генетика перестала быть «продажной девкой империализма» и в соответствии с постановлением ЦК КПСС и Совмина СССР о развитии биотехнологии в чистом поле в тридцати километрах от Академгородка появились академик Лев Сандахчиев со товарищи. В той группе людей, состоявшей из плеяды маститых ученых и соблазненной ими молодежи, был и стажер-математик Николай Красников.
В Кольцове я разговорился с одним веселым усатым человеком, который еще в те далекие времена защитил диссертацию про одну такую бяку вроде гриппа: она стопроцентно укладывала бы в постель живую силу вероятного противника дней на пять, а после этого почти все бы и выздоровели. Но чтобы завоевать какую-нибудь среднюю страну, больше ведь и не надо, если для своих есть антидот. Этот вирус еще один из самых безобидных. Не так давно у одного лаборанта под рукой дернулась мышка, он промахнулся и иглой шприца проколол перчатку, а через несколько дней умер. Уже было международное сотрудничество, но и весь мир не смог его спасти: антидот как раз еще только разрабатывался. А всего за время работы научного центра «Вектор» таких случаев было четыре.
В буквальном переводе «антидот» — это «даваемое против». Но что именно они там делали(ют), есть ли это «даваемое против» или наоборот, никто твердо сказать не может: одно без другого не бывает. Рассуждая философски, а именно и только так нам нужно осмыслить историю Кольцова и «Вектора», в борьбе добра со злом не в каждый момент ясно эмпирически, что из них где.
Пока мы просто уясняем, что это не шутки. Поэтому тут оправданы особый режим и секретность, этим ведают спецслужбы, которые в изобилии были тут всегда. Это необходимо с одной стороны, но сторон несколько, и в Кольцове их делят по заборам: есть самый непроницаемый забор — и за ним собственно «Вектор»; есть забор пониже, там сидят выделившиеся в девяностых «дочки» «Вектора»; есть, наконец, муниципальное образование «Кольцово», где ученые люди из-за заборов не делают свои вирусы, но живут, и не только друг с другом. Это тоже довольно условно и подвижно, и не всегда понятно, где кончается власть ФСБ и начинается муниципальная, и наоборот. А гриф секретности вокруг страшных вирусов может и сам превращаться в оружие не только обороны, но и нападения и даже рейдерства.
2. Взросление как предыстория болезни
Идея модернизации, называемая разными словами, появлялась в российской истории и за много веков до того, как это слово сделал актуальным президент Медведев. Под постановление ЦК и Совмина 1974 года в Кольцове были брошены все потребные ресурсы: от невиданного импортного оборудования для лабораторий до стройбата. В 1980 году, кроме очень приличных по тем временам жилых домов, был построен и запущен первый лабораторный корпус Института молекулярной биологии (будущего «Вектора»), а в 1986-м тут работало около 4000 человек. Доктора, кандидаты и аспиранты из Академгородка и со всего СССР поехали в Кольцово на повышенные зарплаты, в новые квартиры, но прежде всего за теми уникальными научными результатами, которые могли быть достигнуты только здесь.
Сердцем этого, как сказали бы нынче, венчурного предприятия был академик Лев Сандахчиев, выдающийся генетик, да и просто, по рассказам, порядочный и не чванливый человек. А молодой специалист Красников стал освобожденным секретарем комитета ВЛКСМ, затем академик двинул его в начальники кадровой службы «Вектора», а начиная с 1990-го, когда появились первые идеи местного самоуправления, рекомендовал на должность главы поселка. Красников еще не раз появится в этом очерке, но мы пока вернемся к непростой истории Кольцова.
Модернизация еще не успела дать готовые к употреблению плоды, когда к середине 90-х бывший оборонный комплекс рухнул. Академик собрал докторов и кандидатов, а также и лаборантов, которые стоили иных докторов, и сказал: «Я бы вас ни за что не отпустил, если бы мог прокормить, но прокормить пока не могу». В начале девяностых биологам разрешили публиковать научные труды и выезжать на конференции, и выяснилось, что в сфере биотехнологии кольцовцы шли впереди коллег из США в то время года на два. Каждого, кто собирался на работу куда-нибудь в Канаду, академик благословлял лично, ожидая домой, «когда тут будет можно работать». Так уехали человек полтораста или больше. Приезжая в отпуск, они везли оставшимся чемоданы всяких примочек, но вернулись пока человек пять или шесть. С последующими волнами уехали еще многие десятки новых, так как обещание академика сделать так, чтобы «можно работать» (и жить — добавим мы от себя), как-то не очень сбывались.
Сандахчиев делал то, что от него зависело: не мог дать денег — давал разумную свободу. Под идею конверсии на «Вектор» пошли зарубежные гранты, их доля одно время составляла в структуре финансирования центра до трети. Конечно, тут были сложности с секретностью. С ней всегда непросто, потому что идея у ученого в голове, и, с точки зрения секретности, колючая проволока лучше всего. А если не так, то надо создать условия, а если условий нет, то извините.
Многие ученые уехали поближе — между строгим и менее строгим забором, где в ставших не нужными «Вектору» корпусах завелись его «дочки». Развалившейся стране стало не под силу тянуть локомотив оборонки, но, когда его болезненно отцепили, выяснилось, что ученые могут придумать и много чего еще. Например, тот веселый усач, который защитил диссертацию про пятидневную лихорадку, стал делать иммуноглобулин против клещевого энцефалита, и он разлетался в Сибири как горячие пирожки. При мне доктор посчитал, что если сейчас каждый пятый клещ заразен, то, выпустив 300 тысяч доз, они спасли до 60 тысяч укушенных.
Лучше всего пошли тесты для диагностики: начав еще в 1988-м со СПИДа, на сегодняшний день одна из «дочек» «Вектора» выпускает 300 наименований тестов для здравоохранения. Другая «дочка» делает уникальные препараты, помогающие естественному иммунитету бороться даже с той болезнью, которая не определена, хорошо пошла и косметика. Но в 2002-м вышел закон о запрете «дочек», вместе с коррупционными цепочками закон, как вирус, перемолол все клетки без разбору: «дочки» были преобразованы в акционерные компании, а «Вектору» стали платить, не считая аренды, роялти по патентам на открытия (по сути, своим же).
Накануне последней, наиболее разрушительной болезни, которую мы опишем через одну главу, структура бюджета Государственного научного центра «Вектор» состояла примерно поровну: из государственного финансирования, из грантов и из отчислений «дочек». В 2004-м выбить из бюджета больше академик уже не мог, иностранные гранты пошли на убыль, и только «дочки» плодоносили все обильнее. Конечно, и при академике были с ними споры по деньгам, возникающие всюду, где эти деньги заводятся, но это был, во всяком случае, единый организм, и все члены его именно так себя и чувствовали. Все друг к другу ходили на праздники и просто так, ни для кого из этой семьи заборы и шлюзы не были препятствием, и так это все было живо, пока был жив академик Сандахчиев.
3. Марафонский забег мэра
С главами администраций (вследствие массового возбуждения против них уголовных дел) мне в последнее время приходится общаться часто. Среди них Николай Красников уникален прежде всего длительностью пребывания на посту: выиграть выборы четыре раза подряд легче губернатору, чем мэру небольшого городка. А тот редкий факт, что этот мэр никогда и ни с какой стороны не был замечен в контактах с «братками», объяснить можно, наверное, и уникальностью Кольцова: откуда тут взяться бандитам, если только их не спустят «по вертикали власти»? Поэт и бегун, Красников притом человек системный: ВЛКСМ, КПСС, «Выбор России», «Единая Россия» — никакое членство его, пожалуй, никогда и не окрашивало политически, если позволялось эффективно пахать.
Математик и системщик, Красников старался идти не по пути латания дыр, хотя и без этого тут нельзя, а улучшая условия функционирования. Еще в 90-х он первым в области взял на баланс социалку «Вектора», которая и составляла тогда, собственно, весь поселок, одновременно он добивался и добился отдельной строки для Кольцова в бюджете Новосибирского района, а затем и области. На зависть соседям поселок стал получать миллионы в виде значительной части налогов, которые начали платить повзрослевшие «дочки» «Вектора». И не «Вектор» покрывал из госбюджета долги поселка, а поселок из своих средств в трудные времена покрывал долги «Вектора». Красников ездил в Москву, стоял у истоков «союза наукоградов», стал одним из авторов закона о них и получил вожделенный статус для Кольцова четвертым после Обнинска, Королева и Дубны в 2003 году. Получилось все не так скоро, как часто обещает Жириновский, но зато и сработало не вхолостую, что особенно видно теперь.
В разоренной районной России Кольцово выглядит просто как игрушка. Сюда проведена отличная дорога от Академгородка, содержатся в порядке прежние дома и построен большой новый жилой микрорайон (следующий на очереди), квартиры покупают жители не только всей Сибири, но и Академгородка, где условия считались до сих пор самыми тепличными. Тут играют в футбол на новом современном стадионе, катаются по горнолыжной трассе с достроенной из строительного мусора горы, плавают в новых озерах, тут растут рождаемость, население и его доходы: одни только «дочки» дают очень прилично оплачиваемую работу более чем тысяче человек. Следующим проектом должен стать «биотехнопарк» — зона, где смогут получить льготную аренду и землю для застройки небольшие инновационные компании по принципу «старт-ап», а также крупные «якорные» компании в сфере биотехнологии.
Член команды первых переселенцев, Красников хорошо усвоил уроки первой модернизации: чтобы она случилась, должны быть способные на это люди, а эти люди штучно поедут туда или осядут там, где им будет комфортно и чисто, где не будет хамства, которое не всегда выносят ученые умы. Это же касается, кстати, и всей России, но всю ее такой так же быстро не сделаешь.
Вот теперь, наверное, придется и об уголовных делах, хотя писать о них (за чем я поначалу и приехал) невыносимо скучно. В апреле 2009 года на недостроенную электрическую подстанцию пришла проверка финансового контроля, а после этого с Павлом Корчагиным, директором ООО «Проспект», которое ее строило, поговорил один из кураторов Кольцова по линии ФСБ Михаил Наров. Он не один и не два раза просил директора «поменять политическую ориентацию», убеждая в том, что «Красников все равно будет сидеть», но Корчагин до поры никому об этом не рассказывал. Поскольку «ориентацию» он тоже не менял, его провоцировали на взятку, но строитель (он тоже приехал сюда в чисто поле 35 лет назад) не клюнул.
Суть претензий, предъявляемых сейчас по первому делу именно к мэру, а не к строителям, состоит в том, что в апреле 2009-го проверка на подстанции выявила: кабель стоимостью 8 млн рублей не был уложен, хотя был приобретен, а работа была оплачена вперед. Если учесть, что «Проспект» вообще-то построил тут все, во всяком случае, из того, что построено хорошо и быстро, подозревать его в каких-то копеечных откатах нелепо. На самом деле из непрерывной цепочки строительства был выдернут один переходящий объект, одна рядовая операция, в отрыве от других выглядевшая как обыденное финансовое нарушение.
Корчагин, имевший большой опыт таких проверок, все объяснил, но в ноябре с ордером на обыск пришли прямо на сессию поселкового совета. Обыски прошли в кабинетах («апартаментах», как назовут это потом по телевизору), а также дома у Красникова. Вот тогда Павел Корчагин встал и рассказал прямо на сессии, как ФСБ понуждала его «менять политическую ориентацию». Это еще будет иметь большие последствия для ФСБ, но о них позже.
Губернатор Новосибирской области (сейчас уже полпред президента) Виктор Толоконский, приехав почти сразу же в Кольцово, во всеуслышание объявил, что у него нет причин сомневаться в порядочности Красникова, чем, возможно, спас его от СИЗО. Но против Красникова (а может, и против Толоконского) работала какая-то сила выше областной досягаемости, и это было только начало.
Когда прямо накануне Нового года пришла повестка о втором уголовном деле, стало понятно, что серия затевается под выборы мэра и депутатов поселкового совета в марте 2010-го. Предметом стал многоквартирный дом, который не успел достроить «Вектор», связавшись с каким-то своим подрядчиком, не с ООО «Проспект». Вроде, давая в 2005-м разрешение на строительство, мэр распорядился федеральной, а не муниципальной землей. Однако в 2005-м, до формального разграничения, участок находился в ведении местной власти, а федеральным его перерегистрировал обратно «Вектор» лишь в 2007 году. Корыстной заинтересованности мэра, как, впрочем, и потерпевших, здесь не видно. Дольщики пишут жалобы вовсе не на Красникова, а на следствие: из-за него они не могут въехать в практически готовый дом.
Третье дело, возбужденное под самые выборы, касается льготного кредита, выданного по Программе развития наукограда из бюджета поселка одной из «дочек» «Вектора»: прежние кредиты (как и другие такие же другим «дочкам») исправно возвращались, оплодотворяя бюджет еще и ростом налогов, а этот не вернулся. Налицо и решение арбитражного суда, подтверждающее долг и штрафные санкции, но мэр не считал целесообразным доводить эту «дочку» (все же не чужая) до банкротства. Эта история постоянно обсуждалась на совете поселка, и стало понятно, что среди пятнадцати его членов у тех, кто инициировал уголовные дела, были информаторы.
Сейчас, знакомясь с материалами дела, Красников находит там много забавных вещей. Это совершенно пустые прослушки телефонов и кабинета (а Наров и пугал, что их обложили и прослушивают), а также ходатайство на установку прослушек, где следователь сообщает судье, что мэр «подозревается в совершении действий, предусмотренных ст. 275 УК РФ, в интересах ФБР министерства юстиции США». Правда, в официально предъявляемое обвинение эта статья («Измена Родине») по какой-то причине не попала.
Содержание уголовных дел выплеснулось в СМИ, о нем подробно рассказал в виде близкого к тексту изложения и частушек лидер ЛДПР в Кольцове и конкурент Красникова на выборах Игорь Шадуро. Избиратели ответили 60-процентной явкой и 86-процентным, как в Башкирии, голосованием за Красникова. Но и это не самая интересная история на выборах в Кольцове в марте 2010-го.
4. Противочумная болезнь
В логике судьбы поселка и мэра мы пронеслись над важной развилкой, оставив «Вектор» в том состоянии, когда градообразующий институт и поселок были еще связаны одной пуповиной. Однако эта связь была уже насильственно разорвана.
Последние годы академика Сандахчиева были незаслуженно печальны. Его детище оказалось никому не нужно. Гигантское и страшное при прежней власти объединение «Биопрепарат» само превратилось в паразита. В Минздраве сидел Зурабов, а Сибирское отделение Академии наук было готово взять их под крыло, но денег не обещало. В период этих метаний академику на мобильный телефон (есть свидетели этого разговора) позвонил сам Геннадий Онищенко — главный санитарный врач России и предложил заманчивые условия: о деньгах, во всяком случае, ученым ломать головы теперь не придется.
Сандахчиев капитулировал и просил назначить директором центра своего зама, членкора с мировым именем Сергея Нетесова. Но Онищенко сказал, что тут нужен «человек со стороны, чтобы обновить центр». Пожалуй, там было что обновлять, отношения с «дочками» и вообще с «отшельниками» были запутанны, но «человеку со стороны» было трудно вписаться в этот коллектив очень умных, но не самых простых по характеру людей. Да еще этим человеком стал заместитель директора Саратовского противочумного института — хотя и самого продвинутого в их сети, но, говоря между учеными, это ведь чуть выше санэпидстанций, это не наука в том понимании, к которому они привыкли в Кольцове.
Отсюда и до конца главы последует сложная психологическая сага, которую легче писать литературно, чем в газете. У меня не было возможности встретиться с тем директором, который уже уволился и уехал, и фамилию его я, пожалуй, не буду называть. Пусть будет просто «новый директор» или иногда «противочумный директор» для яркости. Мои собеседники в Кольцове, которые работали с ним на «Векторе», дают совершенно гротескные детали, но ясно, что они его ненавидят, приуменьшая собственную долю вины, а главная их вина — снобизм, хотя здесь и небезосновательный.
Итак, новый противочумный директор, любивший называть себя «менеджером всероссийского масштаба», но имевший до переезда в Кольцово только девять как бы научных публикаций, обижался, если ученые не брали его в соавторы, а выступая на международных конференциях, забывали поблагодарить его, ну и, конечно, Геннадия Онищенко. Одна немолодая профессор просила поставить к очень хорошему новому электронному микроскопу, рядом с которым всегда жара под сорок, еще и кондиционер, так директор ее только что не обматерил: перебьетесь. Ну она и уволилась, и всего так ушли девять докторов, три десятка кандидатов, а лаборантов несчитано, их всех с распростертыми объятиями взяли в университет и в разные институты в соседнем Академгородке.
Академик Сандахчиев умер в 2006-м после возбуждения против него ряда уголовных дел, не встретивших понимания в Кольцове. На «Векторе», может, и было что распутывать, но противочумный директор в отношениях с «дочками» сразу встал в позицию силы, увеличил с 3 до 7 процентов роялти там, где у них были патенты, а там, где их не было, «дочки» его просто послали, так как давно уже встали на ноги. Против самой эффективной из них, сравнимой с самим «Вектором» по численности, директор стал передвигать забор, чтобы, как он сам декларировал, «проучить», но не успел: с этим забором вообще выйдет большое недоразумение.
Что-то, о чем говорят по-разному, случилось с новым директором в конце 2008 года: те немногие, кто мог проникнуть к нему в кабинет, видели его там зеленым, он говорил, что подал заявление об увольнении, но Онищенко его не подписывает. Однако директор поправился и уволил всех замов, а на их место, в первую очередь по капиталоемким направлениям, по финансам и капремонту, пришли люди не из Кольцова, с биографиями отнюдь не научными и вообще не вполне прозрачными. По свидетельству ученых, важную роль при директоре стал играть замначальника «отдела стратегического планирования» Александр Зырянов, вроде бы имевший до этого какой-то бизнес в Томске и тесно друживший с Михаилом Наровым из ФСБ (это тот, который вербовал ООО «Проспект»). Из уже забытых времен социализма на «Вектор» вернулось удивительное слово «освоить». Ученые понимали, как можно освоить, например, английский язык, но речь шла именно о деньгах, а как применительно к ним «освоить» — этого они не понимали. Ну им и не надо.
Нельзя сказать, чтобы на «Векторе» за вторым и строгим забором совсем уж не осталось ученых, но это были уже не бойцы, а разгоревшаяся шпиономания вообще превратила их в людей почти бессловесных. Я познакомился там с милым ученым, который главный в РФ по гриппу. Он просто не успевал следить, что происходит вокруг: летом он еще может вздохнуть, а с осени до весны ему беспрерывно шлют из разных мест разные вирусы гриппа, и он только успевает отписывать, свиной это, или птичий, или еще какой. Грипп — это твердый хлеб, он всегда есть, хотя, по его же свидетельству, в России грипп любят и попиарить, чтобы сшибить деньгу, да и добавить весу Роспотребнадзору.
Больше всего оставшиеся ученые боялись теперь ошибиться не в своих жутких вирусах, а в отчестве директора, которое следовало писать и стараться произносить строго как «Геннадиевич», ни в коем случае не «Геннадьевич». Потому что еще и обсуждался проект нарядить их в малиновые мундиры от Роспотребнадзора, чего бы уже ни сами ученые, ни их вирусы не перенесли.
Заканчивая главу, приходится признать, что все это очень субъективно, но есть и объективные достижения, свидетельствующие, что, может быть, ни одна прежняя болезнь не нанесла в Кольцове такого ущерба, как эта. Тех, кто прежде поглядывал назад, теперь уж не заманишь, как бы ни старался поэт Красников. Модернизация — довольно тонкая вещь, а ученые, склонные к ней, бывают привередливы. Ну вот это так, и во всем мире это знают, кроме как в ведомстве Геннадия Онищенко, еще там в одном.
5. Деньги на «Вектор»
После перехода «Вектора» в ведение Роспотребнадзора деньги сюда в самом деле потекли рекой, но не на зарплаты ученым, а в основном на капитальный ремонт корпусов. Ну и, наверное, на оклады новым замам, но деньги в чужих карманах воспитанные в старых традициях ученые не хотели считать, они просто задавали наивный вопрос (изнутри и снаружи забора): стоит ли реконструировать корпуса, если там все равно уже некому больше работать?
Строители же разного ранга, участвовавшие в этих капитальных ремонтах на «Векторе», по старой дружбе заходили к директору ООО «Проспект» Корчагину и рассказывали самые удивительные вещи. Они и сметы приносили, и фотографии, и у меня они тоже есть, но они скучноватые: просто развороченные корпуса, больше ничего. Ах да, еще даты, свидетельствующие, что прошло уже много месяцев с тех пор, как вот этот корпус типа «полностью сдан».
Самим там было уже не подойти: все тендеры организовывались так, что их выигрывала исключительно фирма из Томска, проектную документацию по самым закрытым объектам делало малоизвестное местным строителям ИЧП «Мастерская «Козлов». Но Корчагин (может быть, даже и по принципу «ворон ворону глаз не выклюет») просил его в эти дела на «Векторе» не впутывать, тем более что там страшная секретность и все такое.
Но так было, пока куратор Наров не начал убеждать Корчагина слить мэра и «поменять политическую ориентацию» со ссылкой на 8 млн рублей, которые они якобы как-то не так «освоили» на подстанции. Вот тут Павка Корчагин на глазах у всего Кольцова приблизился к литературному образу, известному всякому, кто еще учился в советской школе, и сказал: «Что?! Восемь миллионов? Да у вас же их там восемьсот!» Друзья-строители быстро принесли ему все, чего он раньше и видеть не хотел, и Корчагин сразу навскидку написал пять или шесть экспертиз. А так как он и в Кольцове, и в строительстве знает все, эти его заметки заслуживают полного доверия, и их уже внимательно читали в разных местах и в самой Москве.
Из того, что он мне рассказал и показал, самое секретное — подряд от ноября 2009 года на 246 млн рублей на «Усиление антитеррористической защищенности ФГУП ГНЦ «Вектор». Самое дорогое там, конечно, аппаратура, электроника, но ее надо куда-то вешать, и это «куда-то» есть забор. С контрразведкой на «Векторе» у них тоже все в порядке, но строительство (ремонт) забора должно наблюдаться и снаружи визуально. Наряды по «усилению» закрыты и деньги получены (известны даже даты проводок через казначейство), но где забор, знает только ФСБ.
6. Кольцовский антидот
Одно из уголовных дел, с помощью которых уморили академика Сандахчиева в 2006- м, было связано с «хищением» оборудования на «Векторе» в сговоре с одной из «дочек» — «Вектор-медика». На самом деле, договор купли-продажи этой линии, который был заключен еще в 90-х, содержал ограничения, которые делали его, по сути, договором аренды. Оборудование всю жизнь простояло и стоит за забором в одном из корпусов «Вектора», «дочка» к тому времени купила за свой счет и даже установила там же новую итальянскую линию. Дело закрыто только что, в декабре 2010-го, но годом раньше, в конце 2009-го, мэр Красников предложил директору «Вектор-медика» Елене Гутовой баллотироваться в поселковый совет Кольцова.
Гутова стала советоваться с мужем, который остался работать на «Векторе», и с учредителем «Вектор-медика», который еще в 2005-м на всякий случай уехал куда-то за рубеж. Оба сказали: «Какой разговор? Надо спасать Кольцово!» На каждый мандат в совете должно было быть не менее двух кандидатов, поэтому в отсутствие соперников Гутовой даже пришлось привлечь технического кандидата.
В феврале 2011-го, когда до выборов оставался уже месяц, Гутову пригласил Александр Зырянов (замначальника «отдела стратегического планирования» на «Векторе», на чью особую роль тут указывают многие) и предложил включить ее в их альтернативный список кандидатов. Обстоятельства аренды были таковы, что сказать Зырянову твердое «нет» Гутова не смогла. Она участвовала в совещаниях и во встречах с «имиджмейкером» этой команды «Вектора», куда были включены в том числе несколько нездешних «замов» по финансам, капремонту и т.д. (при этом сам Зырянов предпочитал оставаться в тени). Решительное «да» она тоже не успела сказать, но за неделю до выборов в Кольцове была распространена газета команды «Вектора», где портрет Гутовой красовался рядом с портретами этих «замов». Она бросилась сама и с помощью детей собирать эту газету по почтовым ящикам, но было поздно.
Ареной главного сражения двух сил — ученых из Кольцова и кого-то еще — стали именно выборы поселкового совета. Конкурент Красникова на выборах мэра от ЛДПР как бы пролетел мимо на дельтаплане (он дельтапланерист), успев только по пути выбросить в СМИ материалы уголовных дел. Но ни один кандидат из списка «Вектора» ни одного мандата в Кольцове не получил. Гутову, например, у которой до встречи с Зыряновым были самые твердые шансы, обошел технический кандидат (работающий, кстати, в «Проспекте»). Но объяснять людям, как и почему она попала в эту компанию, Елене Гутовой приходится до сих пор.
Три уголовных дела против Красникова продолжают по инерции двигаться к суду, и нет гарантии, что ему что-нибудь не присудят условно. Комментировать же судьбу уголовного дела, которое, по идее, надо бы возбуждать по припискам при реконструкциях на «Векторе», уже выявленным проверками, нам никто не стал: очень секретно. Противочумный директор уволился и уехал, его замы тоже все вот только что сгинули — в Кольцове их уже не найти. Зырянову я смог оставить в Новосибирске лишь просьбу связаться со мной по его домашнему телефону, но он на нее никак не отреагировал. Удалось зато дозвониться до Михаила Нарова, но тот отказался встречаться со мной без санкции управления ФСБ. Начальнику УФСБ за подписью главного редактора «Новой» был направлен факс, и поздно вечером перед самым отлетом со мной встретился один представитель этой конторы. Внимательно выслушав все, что я ему рассказал и что должно быть им и так хорошо известно, он отказался прокомментировать тем не менее курсирующие в Кольцове слухи о том, что Наров отчислен из штата ФСБ и возвращается к себе в психиатрию (прежде чем стать «куратором» в Кольцове, он был в Новосибирске директором филиала Томского психиатрического института). Видимо, и эти сведения тоже очень секретны. Жаль, нельзя закончить эту заметку победно: новое руководство УФСБ во всем разобралось…
Люди, которые были способны произвести такое опустошение в науке (а уход специалиста из Кольцова часто означает закрытие целого направления), сами чаще всего безлики. Будем считать, что это был какой-то неопознанный вирус: ниоткуда прилетел, никуда и улетел. Но в Кольцове против него нашелся антидот, который отнюдь не секретный: это открытость и внятность ответственности. Может ли это средство оказаться универсальным и будет ли оно работать в других местах, где не так высока концентрация людей с высшим образованием и интернетом, этого пока еще новосибирские ученые не могут предсказать.
