Немцы не решились на химическую войну против СССР. Но угроза ее существовала до самого конца. И поэтому наш минометный полк тоже, как и другие артиллерийские части, возил с собой до самой Победы достаточное количество ящиков химических мин — пакет на один залп. И имел в своем составе начальника этих мин, начхима. В этой должности состоял веселый и румяный старший лейтенант Алферов.
Поскольку служба Алферова в основном выглядела как безделье в ожидании рокового часа, когда придется ответить химией на химию, командование в нарушение Устава гоняло его по разовым поручениям. Так было и в этот раз.
Бои шли в Венгрии. Стояла осень сорок четвертого. И за чем именно послали Алферова на тыловые базы фронта, за продовольствием или за боеприпасами, не вспомнить, да и не важно, — но он кроме шофера взял с собой еще двух солдат из разведки и здоровенную бутыль с двуручной оплеткой: купить по дороге вина.
Двинулись. Часа через два пути Алферов на выезде из большого села углядел обширный виноградник на склоне, а в глубине его опрятный хозяйский дом со службами. И велел остановиться:
— Пойду разведать. И если договорюсь — выйду, покричу. Тогда тащите бутыль.
— Оружие брать?
— Не вижу надобности! — сказал Алферов и направился к подворью.
Солдаты видели, как он, постучав, вошел в дом, и, закурив, стали ждать.
Прошло полчаса.
— Что он там делает? Торгуется, что ли? Или дегустацией занялся… — заворчал шофер. — Так у нас еще дел невпроворот. Да и обратно ехать не ближний край…
Когда после ухода Алферова прошло еще минут двадцать, а его все не было, они поняли, что с ним что-то неладно. Оба разведчика, захватив автоматы, пошли к дому. Он оказался пуст, безлюден. Ни хозяев, ни Алферова в нем не было. Не было и следов борьбы: никаких настораживающих признаков, кроме самого факта исчезновения офицера, не было видно. Обкричав и облазив в поисках пропавшего весь дом, включая чердак и подвал, осмотрев во дворе два винных погреба и сараи, они растерянно вернулись к машине.
Дали пару очередей в воздух. Ни звука в ответ. Очевидность беды с начхимом нарастала. Поскольку неизвестно было, в чем она могла заключаться, решено было не уезжать и заночевать тут же.
Отогнав машину к ближайшему соседнему дому и найдя там пристанище (но не добившись у хозяев ни слова понимания в попытках прояснить случившееся), солдаты провели тревожную ночь, поочередно неся охрану своей группы. Сон не шел.
Наутро возобновили поиски и ожидания. Тщетно. Бесплодно.
Подавленные, они вернулись в часть и доложили о пропаже офицера.
Произведя их опрос, особист полка капитан Чепель в тот же день на той же машине и с тем же шофером Лучкиным выехал к месту исчезновения начхима, чтобы разобраться с невероятным ЧП.
Осмотрев и опечатав указанный шофером безлюдный дом на винограднике, капитан с Лучкиным остались ночевать в доме у старосты села. Ночью Лучкин в сапогах на босу ногу вышел во двор по нужде. И не вернулся. Исчез навсегда.
Потрясенный капитан решил не искушать судьбу и с рассветом, сев за руль, покинул проклятое село. Поднявшись на гребень ближнего холма, он вышел из кабины и окинул взглядом раскинувшуюся панораму. Над домами мирно струились утренние дымки. Но где-то в глубине этих улиц таилась смертельная угроза, только что поглотившая две жизни наших людей. Зябко вздрогнув, капитан вернулся в кабину и двинулся в обратный путь.
Загадочная пропажа Алферова и Лучкина вызвала в полку ропот и брожение умов. Полк входил в состав действующей армии, давно — со Сталинграда — участвовал в боях, и потому, естественно, нес потери. Гибель настигала людей то и дело, она была нормой боевых будней и не ошеломляла уже своим трагизмом. Но здесь было иное: вне зоны сражения, вне контакта с противником, в благодушном пейзаже виноградников и приветливых сельских лиц — беззвучно и бесследно исчезают люди, наши товарищи. Необъяснимая их гибель (а гибель их сомнений не вызывала) позволяла все-таки сделать некоторые существенные выводы. Было ясно, во-первых, что убийство их — это не акция диверсионной группы немцев, поскольку наших войск в селе не было и забрасывать ликвидаторов в него не имело практического смысла. Во-вторых, обстоятельства обоих похищений свидетельствовали об искушенности исполнителей акции и о наличии в их составе местных жителей.
Когда стало ясно, что особист Чепель не получил приказа повторно выехать на место происшествия с усиленной группой для расследования и поимки убийц, в полку начало нарастать возмущение:
— Неужели так и спустим сволочам, — говорили солдаты, — так и оставим фашистов без достойного ответа?
— А что предлагаешь? Что мы можем?
— Да хоть выехать туда батареей, спалить дом, дать пару залпов по гадам, чтоб щепки полетели! Немцы неужели спустили бы, пока у нас хозяйничали?
Офицеры были более сдержанны, они помалкивали, но командованию докладывали о настроениях бойцов.
Наверху угрюмо молчали.
Но тут полк был поднят и перемещен на другой участок фронта, километров на двести к югу от прежней позиции. И брожение гнева постепенно начало спадать, а затем туман забвения и повседневные боевые хлопоты и вовсе затянули душевную травму, оставленную загадочной гибелью Алферова и Лучкина. Другие пришли заботы и другие потери. И другие потери… Другие…
Гибель этих двоих так и осталась трагической загадкой в боевой истории полка. Что сталось с ними? Не узнать никогда. Никогда.
Два миллиона четыреста тысяч только безвестно пропавших потеряла Россия в боях Великой Отечественной.
