Предыдущее заседание окончилось скандалом: после семи замечаний и нереагирования на них адвокат обвиняемой Хасис Коротков-Гуляев был выведен судьей из процесса, а прокуроры сообщили, что фото и адрес судьи опубликованы на одном из националистических сайтов…
И вот теперь заседание началось с заявления отводов и возражений в адрес… судьи. «Уйти в отставку» от него требовали адвокаты обвиняемых. Причин называлась масса. И «угрозы» (они же замечания) с его стороны в адрес защиты, и «ярко-выраженный обвинительный характер позиции судьи». Последнее адвокаты видели в частности в том, что судья позволил провести допрос антифашистов и журналистов «Новой» - соратников и друзей Стаса и Насти. Странным адвокаты сочли то, что судья не препятствовал этим свидетелям говорить о татуировках Тихонова и относить его и Хасис «прям в присутствии присяжных» к радикальным националистам. Судью обвиняли в «двойных стандартах», «отсутствии объективизма», «подавлении адвокатов», «дискредитации в глазах присяжных» и даже в «угнетении» этих адвокатов и «неприязни» к ним – за то, что Замашнюк «публично позволил себе» подозревать защиту и обвиняемых в причастности к установлению слежке за его домом и вывешиванию в интернете его фото…
- Правосудие должно быть справедливым. Похоже, судья Замашнюк забыл кодекс судейской этики, - и адвокаты заявили судье отвод. Тот в отводе себе отказал, а подсудимым напомнил:
- Вы сами захотели, чтобы вас судил собственный народ. Дайте этому народу возможность самим оценить доказательства…
А доказательства в этот день были такие – специальный корреспондент отдела политики газеты «Комсомольская правда» Дмитрий Стешин. Он же – друг Тихонова. Он же – свидетель обвинения. Правда, из сказанного им в следующие три часа в суде выходило совсем обратное. Журналист свидетельствовал в пользу Тихонова и Хасис, да и симпатий своих к ним не скрывал – в перерыве даже подошел к «аквариуму» и поприветствовал… Что, конечно, не запрещалось, просто на следствии (через несколько дней после задержания Тихонова) господин Стешин говорил про своих знакомых вещи несколько другие, нежели теперь в суде.
Итак, с Тихоновым, рассказывал в суде Стешин, он познакомился в 2003 году на заседании редакционной коллегии журнала «Русский образ». «Ничего экстремистского», - отозвался он про журнал. Сошлись же они «на почве любви к истории и раскопкам в местах сражений Великой Отечественной войны». Не раз выезжали в леса Новгородской и Ленинградской областей, где «занимались краеведением» – это, пожалуй, единственное, что совпадает в показаниях Стешина на следствии и в суде. Дальше идут несовпадения. Так, на следствии Стешин говорил, что его друг «никогда не скрывал, что является русским националистом», что он «глубоко идейный человек, радикально настроенный к угнетению русских на территории России и искренне переживавший эту ситуацию», что «крайне резко относился к засилию мигрантов в Москве», что «как коренной москвич, не мог просто смотреть и ничего не делать», что во время обучения в МГУ примкнул к одной из фанатских групп в поддержку «Спартака», и, наконец, что «среди русских националистов пользовался авторитетом и имел выраженные задатки лидера», а он, Стешин, в отличие от друга, себя радикалом не считал и в этом их взгляды расходились. В суде же журналист КП говорил, что взгляды их с Тихоновым «сходились» - в том, что среди разных национальностей есть люди разных моральных качеств («Тех же чеченцев нельзя огульно записать в бандиты и убийцы»), что друг его был обычным парнем, с оружием обращаться «не умел» («Я являюсь законным владельцем карабина «Сайга-44». Когда мы ездили в лес, Никита, разбираясь с ним, чуть не снес мне голову картечью»), ну, и то, что Тихонов не просил его чистить это оружие… Вопрос про чистку задали прокуроры, видимо, про чистку ружья и про роль в этом Стешина зная что-то больше…
- Вы с Тихоновым, занимаясь в лесах раскопками предметов ВОВ, оружие обнаруживали? – уточняет адвокат семьи Бабуровых Жеребенков.
- Да, находили, но оно так там и оставалось лежать. Могу даже показать.
- А браунинг случайно не находили в лесах? (по данным, из браунинга 1910 года производства и были убиты Маркелов и Бабурова – В.Ч. ).
- Нет.
В суде Стешин подчеркивал: никакого радикализма и экстремизма от Тихонова никогда не исходило, что к мигрантам и лицам нерусской национальности тот относился терпимо, что Хасис тоже была абсолютно нормальной девушкой – во всяком случае, взгляды ее ему «неизвестны», хотя на следствии говорилось, что взгляды эти идентичным взглядам Тихонова – а если бы идентичны не были, то «в противном случае Тихонов и Хасис не смогли бы ужиться вместе…
И вообще, отмечал Стешин в суде, организация «Русский вердикт», где работала Хасис» - не радикальная, а «правозащитная». Хотя на следствие про «правозащитный «Русский вердикт» Стешин говорил, что фонд помогает политическим заключенным из числа русских националистов.
- Насколько я знаю, «Русский вердикт» помогал всем. В том числе, и ветеранам. Про политических заключенных – русских националистов я не знаю… - говорил журналист и далее подтверждал слова подсудимых - деятельность «Русского вердикта» является «милосердной».
- Правильно я понимаю: из ваших слов следует, что Тихонов толерантно относился к лицам нерусской национальности? – уточнил адвокат семьи Маркеловых Карпинский.
- Вы намекаете, был ли он националистом? – строго спросил свидетель.
- Я ни на что не намекаю.
- А я отвечу: я и Никита считаем, что национализм - это любовь к родине.
- Доводил ли Тихонов до вас сведения о том, что надо предпринимать какие-то действия по отношению к лицам нерусской национальности?
- Нет. Мы лишь сошлись в том, что мигранты разрушили рынок труда в России.
При этом, Стешин иногда кивал подсудимым…
Далее - еще одна несостыковка. На следствии Стешин показывал, что номеров телефонов и адресов проживания Тихонов ему никогда не сообщал, а звонил всегда сам и из таксофона – «скрывался от антифашистов и не хотел, чтобы вычислили. Я понимал, что он занимается чем-то запрещенным либо скрывается от кого-то. Вел себя скрытно, осторожно, был подозрителен. По специальности не устраивался (историк/журналист – В.Ч. ), торговал на рынке автошинами». В суде звонки Тихонова по таксофону Стешин объяснял тем, что «это дешевле», работу не по специальности – тем, что «журналистика приносила копейки», про «неприятности» и «скрытность» вообще ничего не говорил, про антифа – тоже, лишь на уточняющий вопрос потерпевших, каких взглядов придерживаются антифа, ответил – «они сами не знают, чего придерживаются»…
Теперь, что касается убийства Маркелова и Бабуровой. В принципе, и в СКП, и в суде Стешин говорил про это одинаково – об убийстве «узнал из СМИ», Тихонов и Хасис о своей причастности ему ничего не говорили, фамилию Маркелова ни разу не озвучивали… Разница была лишь в том, что на следствии журналист КП все же добавлял: «Проанализировав поведение Никиты, прихожу к выводу, что он избегал разговоров об убийстве (Маркелова и Бабуровой – В.Ч.)».
Избегались разговоры об этом и теперь в суде. Защита обвиняемых активно заводила речь о чеченских делах Маркелова – уголовных процессах, где он выступал адвокатом потерпевших жителей Чечни. У журналиста КП интересовались, что он об этом знает. И действующий сотрудник этого государственного издания говорил вот такие вещи:
- Маркелов выступал на процессе Буданова - адвокатом семьи Эльзы Кунгаевой, обвинявшейся в убийстве российских солдат из снайперской винтовки.
- Свидетель, - осек его судья Замашнюк, - виновность Кунгаевой «в убийстве российских солдат из снайперской винтовки», как вы только что произнесли, не устанавливал ни один российский суд. Присяжные, прошу вас на эту оценочную реплику внимания не обращать…
Стешин ничего не ответил, как и не рассказал за весь свой допрос присяжным ничего про полковника Буданова и того, что он сделал с Кунгаевой…
Допрос же журналиста адвокатами Тихонова и Хасис продолжал сводиться к исследованию чеченских дел Маркелов. Стешин их версию – о том, что Маркелова вполне могли убить именно в связи с этой его деятельностью - легко подтверждал.
С обвинением и потерпевшими журналисту везло меньше. Прокуроры могли, например, перечислить ему фамилии националистов из окружения Тихонова (в частности, Горячева и Голубева), и журналист признавался, что их знает… Еще прокуроры могли интересоваться, как в квартире Стешина мог оказаться паспорт на имя Тихонова спустя несколько месяцев после задержания последнего… Стешин с ответом затруднялся. «Просто нашел дома – Никита жил у меня одно время, а когда паспорт нашел - опустил его в почтовый ящик на улице».
- Вы же в тот момент знали, что ведется следствие, почему не передали паспорт следствию? – спрашивал уже судья Замашнюк.
- Ну, у меня не было связи с родителями Никиты, - говорил свидетель, хотя активно разговаривал с отцом Тихонова вне стен зала суда.
От редакции: к моменту задержания Тихонов жил по подложным паспортам, коих было два – на имя Валерия Комарова и Андрея Тарасова. Настоящий же паспорт как раз лежал на квартире Стешина.
- Что вам мешало выдать паспорт следователю? – спросили прокуроры.
- Не было желания общаться с людьми, которые привезли моих друзей в суд с мешками на головах, поэтому я воспользовался общепринятой практикой в случае обнаружения документов - бросил паспорт в почтовый ящик на улице…
- Часто ли вы находите у себя паспорта? - зачитал судья вопрос присяжных.
- Один раз.
С проживанием Тихонова в квартире Стешина в Москве тоже было не все понятно. Журналист за три часа рассказал суду сразу несколько версий: то он Тихонову ключи от своей квартиры не оставлял, и Тихонов у него, кажется и не жил, а только вещи оставлял – одежду и книги, которые потом изъяли («ничего экстремистского там не было»), то Тихонов у него жил «возможно», то «не помню». Потом – все же он Тихонову ключи оставлял, но попасть в квартиру с этим ключами было невозможно, а потом – все же возможно…
В общем, представители потерпевших попросили суд огласить показания свидетеля на следствии. Адвокаты обвиняемых не хотели - «существенных разногласий нет». «Для наглядности» защита даже спросила судью, «а если вы, ваша честь, сами выйдите из зала суда и спросите первого встречного о том, как он относится к тем, кто занимает рабочие места москвичей, вам тоже ответят…». Судья просит ему не советовать, кого и на какие темы опрашивать и, прочитав про себя показания Стешина на следствии, решает: оглашению показаний быть. Когда отчитали, у Тихонова возник такой вопрос к другу:
- Что вы имели ввиду под словом «русский националист», говоря обо мне?
- Любовь к родине, прежде всего.
В общем, Стешин подтвердил свои показания на следствии в полном объеме. На этом его допрос окончили. Прокурор Лактионов огласили содержимое пакетов, которые хранились на квартире у журналиста и которые изъяло следствие: несколько мужских курток, брюки, шапка, книги «1000 вопросов об оружии» и «Тревожный сценарий будущего»…
Под конец дня с показаниями выступили родители Анастасии Бабуровой. Рассказывали о том, что за человек была их дочь, чем интересовалась, чем жила… Как узнали о случившемся, как первые часы надеялись, что она все же выживет, как тем же вечером узнали, что чуда не произошло… Вспоминали, что незадолго до убийства их дочери угрожали по телефону и взламывали ее электронную почту. Родители настаивали: убийство их дочери – не «устранение попавшегося под руки свидетеля»: как и Маркелова, «Настю прекрасно знали и Тихонов, и Хасис».
