Пытаюсь собрать сумку: вечером у меня самолет в Пермь, еду к мужу в Губаху. Сумка еще ни разу не застегнулась без ухищрений, хотя вроде бы уже давным-давно основала на поселке свою базу: со своим бельем, со своей посудой, с плиткой и т.д.

Я очень рада, что она не застегивается, — две возьму, потому что каждый раз я везу мужу самое необходимое: посылки от знакомых и совершенно незнакомых ему хороших людей. Вот везу ему большое письмо от Саши, который сидит по «делу ЮКОСа», — он нам очень помогал в Бутырке, хотя ему самому в тот момент было куда как хуже, чем нам. Саша тоже еще в заключении, он сидит сильно дольше, чем мы, а письмо прислал о счастье: о своей семье, о жене, с которой после долгих мытарств расписался на зоне, о детях, о друзьях. Это письмо счастливого человека, умного и доброго, у которого в жизни многое случилось не благодаря, а вопреки.

Я никогда Сашу не видела, но знаю его, кажется, очень хорошо и уверена, что эта дружба — того редкого свойства, которая навсегда. Равно как и дружба с Юрием, директором завода в Березниках, который сам нас разыскал и предложил помощь: удивительный человек, каждую неделю приезжает к мужу с мешком продуктов, с новыми книгами, а главное — с умным разговором. Еще везу мужу влиятельную немецкую газету — недавно меня нашла московский корреспондент этой газеты, тонкая такая красавица, которая искренне пытается понять: как то, что происходит с нами в эти годы, вообще возможно в XXI веке в стране, где вполне еще живы воспоминания о репрессиях, и почему никто не хочет учить уроков истории. Если во ФСИН дадут разрешение, в следующий раз мы поедем на зону вместе. А еще везу стихи Андрея Орлова, больше известного как Орлуша, про судью, который вкатил нам 8 лет, — это без ущерба-то и без судебного следствия, хотя там было чем заняться. Судью зовут Олег Гайдар, и он сразу после нашего приговора начал делать бешено успешную карьеру — получил повышение буквально на следующий день.

Я отдам последнюю рубаху,Чтобы по решению судаО. Гайдар отправился в Губаху,А Козлов вернулся бы сюда.

Я отдам пиджак любимый, старыйО. Гайдару в безвозмездный дар,Лишь бы приговор читал ГайдаруКто-нибудь такой же, как Гайдар.

Пусть его в Губахе грипп обходитИ путей дыхательных катар,Пусть он в телогреечке походитС беленькой нашивкой «О. Гайдар».

Пусть его блатные не опустят,Пусть мозги не вышибут совсем…Отсидит — пускай его отпустят,Быстро пролетят пускай лет семь.

На Гайдара не держу я злого,Не скажу (хоть знаю) грубых слов,Просто пусть ответит за КозловаИ людей не держит за козлов.

Мне кажется, это очень правильный жанр. Недаром такой популярностью пользуются стихи Димы Быкова и про судью Данилкина, и про все наше судебное, правоохранительное и прочее властное скотство. Смех — страшное оружие, за ношение и применение которого тоже, конечно, могут арестовать, только уж с полной гарантией, что стихи останутся в истории, а судья пойдет курам на смех.

Еще везу с собой парочку диссертаций на английском на новейшую финансовую тематику, тоже друзья передают — я ни слова не понимаю, а муж читает взахлеб. А сама я еду в новых валенках, которые называются пимы, они сделаны специально для меня и с учетом губахинских погодных условий, их привез едва ли не к трапу самолета давний мой читатель Лёва, крестьянин, мичуринец и большой философ.

А еще везу толстую пачку писем — ответов из разнообразных прокуратур, Следственного комитета, ФСБ и т.д. по нашему делу. Адвокат по итогам своего расследования (им дано такое право) написал заявление о преступлении, а прокурорско-следственные (ай, молодцы!) зарегистрировали заявление как обращение — а на обращения они вообще имеют право не отвечать. Конечно, будем подавать в суд на бездействие и на сокрытие преступления, однако кто будет рассматривать и как — понятно, Орлуша все точно сформулировал.

В интервью для фильма Кирилла Туши «Ходорковский» сам МБХ очень точно сформулировал одну общую для всех нас, тогдашних, мысль в ответ на вопрос, почему он все-таки не уехал: «У меня были несколько наивные представления о российском правосудии». Мы с мужем тоже представить себе не могли, что дела обстоят настолько плохо. Я недавно видела приговор, по которому обвиняемый получил 3 с половиной года колонии общего режима, в котором фабула преступления описывалась так: «Обвиняемый встретил у магазина потерпевшего, у которого в руках находились две бутылки водки. Потерпевший на почве неприязненных отношений ударил обвиняемого по голове сначала одной бутылкой, а потом другой. Тогда у обвиняемого возник преступный умысел, и он ударил потерпевшего кулаком в лицо». Не знаю и не очень хочу знать, каким образом человек, ударивший соседа двумя бутылками, оказался потерпевшим; чей он друг, брат или сват, а скорее — сколько денег он дал судейским или милицейским, чтобы отправить гражданина в Тульскую колонию на 3 с половиной года. Зато я вижу, как этому осужденному из надзорных инстанций приходит отказ за отказом. Конечно, эти надзорные органы — то есть вышестоящие суды — никаких взяток от потерпевшего с водкой в глаза не видели, это очевидно. Но они покрывают своих коллег, которые написали когда-то такую фабулу. Они не могут их не покрывать — иначе развалится вся система, такая удобная для тех, кто знает адреса, пароли и явки.