Если в вашей головушке все еще сидит мысль о деградации российского мужика, побратавшегося с бутылкой, отправляйтесь на фермерский хутор или фермерский съезд, и вы поймете, что российский крестьянин все еще жив.
Двадцать второй фермерский съезд, прошедший в Тамбове, показал, что фермерство не просто выстояло. Оно оказалось конкурентоспособным с некоторыми госкорпорациями, сжирающими массу финансовых средств. И этот же съезд показал, что существует некий рубеж, не перейдя который, мы рискуем судьбой многих фермерских хозяйств. Риски напрямую связаны с продовольственной безопасностью страны.
«Фишка» съезда состояла в том, что практически все организации, так или иначе связанные с сельским хозяйством (Россельхозбанк, Росагролизинг, Роспотребнадзор, Росстат, Минсельхоз России, БТБ и т.д.), не просто присутствовали на съезде. Они были поставлены в ситуацию, которую в педагогике называют ответственной зависимостью. Здесь не было привычной трибуны. Ведущий не объявлял: «Выступает Иван Иванович, приготовиться Ивану Петровичу». Микрофон подавался каждому, кто приехал сюда затем, чтобы определить дальнейшее свое бытие. То, что в программе съезда называлось совещанием, на самом деле становилось то дискуссионным клубом, то предъявлением накопившихся счетов, то трибуной, с которой можно поведать о надвигающейся беде. Это была встреча лицом к лицу тех, кто принимает решения, и тех, чью жизнь регламентируют эти решения. Здесь солгать нельзя. Нельзя слукавить — зал взрывался мгновенно.
Когда прозвучал упрек, что в прошлом году не было выбрано льготное топливо, поочередно выступили несколько человек:
«…знаете, сколько надо оформить документов на льготы? Сколько раз надо съездить в ту или иную организацию за 100 километров? Солярки больше съешь, чем сэкономишь».
«…легче было из своего кармана отдать деньги, потому что льготное топливо по цене было выше рыночной».
Было ясно и раньше, что фермерство — это фактор сбережения российских территорий. Фактор сохранения жизни сельского населения.
Как говорил мой старый знакомец, алтайский фермер Владимир Устинов: «Пока я здесь работаю, люди не останутся без света и будет дорога к селу».
Наконец-то поднят вопрос о сохранении сельского типа жизни. Без медицины, которая уходит из села, без школ, которые повсеместно закрываются, без соответствующей инфраструктуры территория теряет свое имя и зарастает бурьяном. Именно об этом говорила Полина Пивовар из Тульской области. Если то, что называется концепцией устойчивого развития сельских территорий, так и останется бумажным делом, мы потеряем молодое поколение сельских жителей. Исследование, проведенное в Тверской области, показало: мальчики отдают предпочтение работе охранника. Через 3—4 года начинается деградация личности.
…Главная претензия фермеров — нет прозрачности в сельскохозяйственной политике. Нет правил игры, которые должны быть известны всем. Остроту этому разговору придавало то обстоятельство, что во многих регионах через неделю начинался сев. Уже должны быть известны цены. Фермеры требуют сформулировать заказ: «Нельзя с нами играть в рулетку». Фермер не знает ни ценовой политики, ни перспектив сбыта своего продукта. И — навязший в зубах диспаритет цен. Продать зерно дороже трех рублей нельзя.
…Уже после съезда я проехалась по ряду хозяйств тех фермеров, с которыми познакомилась на съезде. Одно из них в Луховицах. Фермерское хозяйство Николая Соина. Так вот, как эффективный производитель Николай Александрович в прошлом году получил государственную поддержку в размере 1 миллиона 200 тысяч, и в том же году обнаглевшие энергетики забрали у фермера 1 миллион 700 тысяч. А зерно все еще — 3 рубля. Как возникают тарифы для сельхозпроизводителя? Непонятно.
…Когда отключают электричество в поселке Крутой Краснодарского края, местные кулибины используют… трактор, чтобы запустить дойку коров.
Поскольку на съезде были представлены все департаменты Минсельхоза, Роспотребнадзор и другие организации, разговор шел по всему фронту фермерской экономики.
Наконец-то был поднят вопрос о ликвидации уравниловки. Сколько фермеров Алтайского края, работавших в животноводстве, отступились от своих замыслов, потому что никто не учитывал, что фермы при сорокаградусном морозе не могут быть такими, как в Краснодарском крае. Страна огромная, разбросанная, разная по почвам, климату и другим условиям.
Фермер из Рязанской области Александр Бубенцов выращивает 50 тысяч (!) тонн свеклы. Сахарный завод — в двухстах километрах. «Продвижение по железной дороге превращается в боевые действия: то нет вагонов, то тепловоз не пришел, а ведь могут начать и ремонтные работы в период сбыта продукции».
А теперь, читатель, внимание! Фито-санитарный контроль! За визуальный осмотр продукции, выращенной фермером, потребовали… один миллион рублей. В прошлом году вагон стоил 17 тысяч. Сейчас тарифы на железной дороге выросли на порядок.Фермеру Бубенцову требуется 1200 вагонов. Попробуйте пересчитать фермерские затраты по новым тарифам.
Изредка звучал призыв из президиума «не поднимать тревожных вопросов в этой аудитории».
Но без тревожных вопросов не обошлось.
Как только ветеринарная служба подняла вопрос об альтернативном животноводстве, тут же контрвопрос: вот фермер занимался свиноводством, нашел рынок сбыта, а тут ему (по разным причинам) надо переходить на уток. Ну и где он найдет возможности сбыть свою продукцию?
Отсюда навязшая в зубах проблема создания снабженческих кооперативов. Как сказал один фермер, просматривается такая логика государства: свои собственные функции переложить на фермера.
Острейший и, возможно, основной вопрос — вопрос о земле.
…Мы едем из Луховиц на фермерскую усадьбу Николая Соина в Нижнее Маслово (30 км). По обе стороны — поля, заросшие бурьяном. Фермер говорит, что не исключено, что это чьи-то земли.
— Скажите, сколько вы заплатили за чай в нашем пристанционном буфете? — спрашивает Николай.
— 20 рублей, — говорю я.
— Так вот, налог на один га земли составляет пять, ну шесть ваших стаканов чая. А если вы миллионер и у вас 10 тысяч га земли, а это треть Луховицкого района, вы заплатите всего-навсего 1 миллион рублей с небольшим. И спите спокойно. Доказать, что эта земля не используется по назначению, практически нельзя. Так вот, налог на имущество следует опустить в 10 раз, а если земля не используется по назначению, налог увеличить в 24 раза, тогда и олигарх, возможно, почешется…
И главное, о чем бурлил съезд (слава богу, решение уже принято в пользу фермеров): почему на своей земле фермер не имеет права построить дом? Ведь этот дом — одно из средств реализации производственных задач.
У человека, живущего и работающего на селе, должны быть преференции, когда вопрос идет и о жилье, и о земле. А то получается, как сказал один фермер, «кто не работает, тот ест».
Острым оказался вопрос и о статусе фермера. Дело в том, что от того, какой определен статус, зависит и форма налогообложения. Мировая практика показывает: чем разнообразнее формы хозяйствования, тем устойчивее экономическое поле. Правовая неопределенность — существенная помеха в развитии фермерства. До 2013 года крестьянско-фермерские хозяйства как юридические лица должны определиться со статусом. Иначе фермер может оказаться без субсидий.
О последних тоже шла жаркая дискуссия.
Практика западных стран — субсидии даются на гектар почвы. Если мы к этому придем, то не очень скоро, по-видимому. Но сейчас уже ясно, что животноводство поднять невозможно без субсидий на отдельную голову.
Когда озвучивались цифры господдержек в миллиардных значениях, по залу шел шорох. Дело в том, что чаще всего поддержке подлежат так называемые «крупняки». По терминологии нашего премьер-министра, эффективные собственники.
С этим фермеры согласиться не могут. Дело все в том, что на малые формы хозяйствования приходится треть земельной площади страны. А производят они, по данным президента АККОР (Ассоциация крестьянских (фермерских) хозяйств и сельскохозяйственных кооперативов России. — Э. Г.) Владимира Плотникова, более 50% сельхозпродукции. И этот сектор развивается динамичнее, чем «крупняки». Пока нет четкого механизма поддержки малых форм хозяйствования.
Еще проблема: смена поколений. По-видимому, одно поколение нами уже потеряно. Делегаты съезда — это в основном фермерские первопроходцы.
Есть тема: фермерские социальные инициативы. Ну вот, например, проект «Школьное молоко» (Архангельская область). Михаил Силантьев рассказывал о программе самозанятости — это когда безработный, получив стартовые 70 тысяч, начинает свой бизнес в любой форме. Может завести кроликоферму, гостевой дом и т.д. В прошлом году в Архангельской области свою жизнь обустроили две тысячи человек. В этом году пришла заявка на 200 человек. Силантьев полюбопытствовал, почему программа сворачивается?
— Кризис кончился, — услышал в ответ.
…Шел девятый час работы съезда. Уже все пропустили запланированную экскурсию по Тамбову, пропустили вечерний концерт. Зал никто не покидал до глубокого вечера.
Из бесед с Николаем Соиным:
— В любой сфере должен быть заложен алгоритм действий. Как правила для водителя. Даже человек с легкой степенью дебильности, если он строго придерживается правил, аварии не допустит. Этих правил для фермеров, к сожалению, нет. Вот возьмите положения о фермерах. Их было три. Лучшее из них — первое. Там нет двусмысленности. Нет возможности иного толкования. Закон «Об обороте земель…» допускает разночтения.
Первые фермеры всегда вспоминают силаевский миллиард, тот самый, который все-таки дошел до фермеров, потому что конкурс на реализацию этой поддержки выиграла Ассоциация фермеров. Было и такое время.
Спрашиваю фермера, вместе с которым ехала в поезде из Тамбова, что думает о выступлении Путина на съезде.
— Скажите, что это за страна, если для решения производственных задач нужно сольное выступление премьер-министра под гром аплодисментов? Так может управляться страна? Пикалево какое-то… Выходит, что если бы Путин не приехал, я бы не родился? А я — родился.
P.S. В кулуарах съезда нет-нет да и возникал вопрос о вступлении России в ВТО и возможных рисках для фермерства. Я спросила фермера, почему этот вопрос не был вброшен в аудиторию. Страшно спросить?
— Свое отбоялись. Просто голова забита выходом в поле. Весна ведь…
